Классические мифы Греции и Рима

Штолль Генрих

Таким гимном сопровождал юноша свое служение Аполлону. С песнями увешивал он колонны храма венками и ветвями лавра, окроплял храмовый пол водою, обметал его лавровыми ветвями и отгонял от храма птиц, чтобы не садились они на блистающие золотом зубцы кровли, чтобы не портили священных предметов, принесенных в дар Аполлону. Еще не окончил юноша своего дела, как увидел он: окруженная толпою прислужниц, стройная, величественная видом и уже не молодая женщина приближается к храму. Поражен был юноша величественной наружностью незнакомки и, видя, что не с радостью, как другие, а со слезами подходит она к Аполлонову храму, юноша вышел ей навстречу, спросил о причине печали; спросил, откуда она и как ее имя. Креуза назвала себя, сказала, что она дочь славного Эрехфея

и супруга Ксуфа, властвующего теперь над Афинами, что, бездетная, пришла она с мольбою к Фебу – разрешить ее бесплодие. Утаила Креуза прямую причину слезь своих при виде Аполлонова храма; не сказала она, что припомнилась ей давнишняя любовь Аполлона, что вспомнила она про сына, может быть, погибшего, растерзанного дикими зверями; но про участь свою рассказала, скрыв себя под чужим именем.

– Одну подругу мою, – так начала Креуза, – осчастливил некогда любовью своей Аполлон, но скоро покинул ее, вероломный. Ребенок был оставлен матерью тотчас же по рождении, и с тех пор нет о нем никакого слуха. Я хочу вопросить оракула Аполлона об этой злосчастной женщине. Теперь, о юноша, сын ее был бы уже в твоих летах: счастливица твоя мать, что вырастила такого прелестного сына!

А юноша ей в ответ:

– У меня нет матери, и отца я не знаю. Какими судьбами я здесь, мне неизвестно. Жрица храма воспитала меня, как служителя Аполлона, как его достояние.

– О как жаль мне тебя, друг мой! Как судьба твоя сходна с моей: ты горюешь о том, что у тебя нет матери, а подруга моя горюет о сыне.

Так говорила Креуза, но смолкла, увидев супруга своего.

Ксуф возвращался в это время от Трофониева оракула [12] , что в Беотийской Ливадии, и принес от него благоприятный ответ.

Правда, Трофоний не хотел давать полного ответа прежде, чемь не даст его Аполлон, и возвестил лишь, что Ксуф и Креуза не возвратятся бездетными из дельфийского храма. По наставлению юного Аполлонова служителя, Ксуф вошел во внутреннее святилище храма за ответом Пифии; Креуза же, увенчанная лавровым венком, пошла к отдаленному алтарю Аполлона и взмолилась ему о благоприятном ответе. А в это время юный служитель Аполлона продолжал свое дело в притворе храма.

12

Древний оракул, один из наиболее авторитетных, располагался в пещере, наполненной ядовитыми испарениями газов. Предсказаниям сопутствовал сложный ритуал очищения.

По вот отворилась дверь святилища, и Ксуф возвратился из него; радостно обнял он приближающегося к нему юношу и назвал его своим сыном. Юноша, сочтя Ксуфа за помешанного, оттолкнул его от себя, но старик не отходил от него.

– Сам бог даровал мне тебя в сыновья, – он возвестил мне, что сына встречу я, выходя из святилища; повинуйся же богу, дитя мое, признай отца своего.

А юноша ему в ответ:

– Не доверять богу грешно, итак приветствую тебя и обнимаю тебя как отца.

И радостно заключили они друг друга в объятия. Не понимали отец и сын, как могло все это случиться, но можно ли не верить Аполлону – богу?

Не желая, чтобы принятие в дом неожиданного для Креузы пасынка не внушило ей каких-нибудь подозрений и не огорчило ее, Ксуф решил сначала ввести Иона – так наименовал он сына – в дом свой, как чужеземца. Впоследствии же, в благоприятное время, когда Креуза полюбит юношу, с ее согласия, он решил признать его сыном и наследником власти.

Ксуф удалился с Ионом из храма, чтобы через глашатая призвать дельфийцев на великий пир, который хотел он устроить в честь своего сына или – как он говорил – гостя.

А в это время Креуза, вместе со старым слугой, возвращалась от алтаря Аполлона, ничего не зная о случившемся.

Прислужницы Креузы, которые, ей на горе, слышали и видели, как Ксуф усыновил Иона, открыли ей тайну, которой, до времени, не должна была знать Креуза и разглашать которую запретил им Ксуф под страхом смерти.

– Муж

твой, – говорили они, – тебе на позорь хочет ввести в дом взрослого своего сына – юного стража Аполлона. Здесь, наверное, кроется какой-нибудь злой обман; приемыш этот, наверное, сын Ксуфа, рожденный ему какой-нибудь посторонней. И вот безродный чужеземец наследует со временем трон Эрехфея, а сама дочь Эрехфея, возлюбленная властительница паша, бездетная и презираемая, будет влачить жизнь изгнанницы в своем собственном доме.

Невыносимою казалась такая будущность для прислужниц, еще невыносимее она была для исполненной страха и гнева царицы. Под одною кровлей жить с этим пришельцем казалось ей невозможным. Оскорбленная, не помня себя от печали и гнева, Креуза одобрила даже план старого, преданного царскому дому служителя, который решился отравить юношу на пиру.

В это время Ксуфа уже не было в Дельфах. Он удалился на двойную вершину Парнаса, посвященную Аполлону и Дионису, чтобы там принести богам жертву в благодарность за дарование сына; Ион же в его отсутствие должен был устроить в Дельфах великий пир. На красивых колоннах раскинул он великолепную палатку и украсил ее коврами и пышными тканями. Во множестве пришли дельфийские мужи на пир; длинною вереницей уселись они, увенчанные венками из цветов, за столы, уставленные богатыми золотыми и серебряными сосудами, и с наслаждением вкушали сладкие яства и пили прекрасные вина. Когда, после еды, следовало совершить возлияние богам, вошел в палатку старый слуга и развеселил всех гостей своею услужливостью. Поспешно подавал он гостям воду для омовения рук, зажигал курения и разносил золотые кубки. Когда раздались потом звуки флейты и когда чаши были наполнены вином, смешанным с водою, старый слуга поставил перед гостями большие кубки, чтобы гости скорее предались веселью. Молодому же своему господину поднес он самый красивый кубок, наполненный до краев.

Когда Ион приготовился вместе с другими совершить богам возлияние, у одного раба случайно вырвалось богохульное слово.

Ион, выросший в храме, среди гадателей, увидел в том не добрый знак, вылил вино на землю и предложил гостям последовать его примеру и наполнить кубки свежим вином.

Гости, в молчании, последовали совету Иона. В это время прилетела целая стая священных голубей, которых держали неподалеку от Аполлонова храма. Голуби стали летать по обширной палатке. Томимые жаждой, слетелись они к пролитому вину и утоляли жажду. Все голуби оставались невредимы, лишь одна голубка, та, что ближе всех подлетела к Иону, как только испила вина, пролитого из Ионова кубка, задрожала, закружилась, стала издавать странные, пронзительные звуки.

Все изумились, видя мучения голубки. Не долго металась и трепетала бедняжка: скоро протянула она пурпурные ножки свои и испустила дыхание. Вскочил тогда Ионе со своего места, разорвал на себе одежду и воскликнул:

– Какой смертный замышляет мне смерть? Говори, старик, – из твоих рук принял я кубок!

Перед пыткой сознался раб, что в вино подмешал он яду и что Креуза знала об этом.

Ион перед старейшинами дельфийскими обвинил Креузу в покушении на убийство. Судьи единогласно решили, что чужестранка, дочь Эрехфея, покушавшаяся на жизнь человека, посвященного богу, и осмелившаяся исполнить свое намерение близ святилища Аполлона, должна быть побита камнями.

Все дельфийцы принялись искать преступницу. Креуза скрылась у одного алтаря перед Аполлоновым святилищем, и там Ион нашел ее. Уже готов был юноша поразить Креузу, как из храма показалась воспитательница его, Пифия, которую чтил он как мать, и остановила его. Жрице нужно было видеть Иона, чтобы вручить ему ту корзинку, в которой он найден был когда-то у порога дельфийского храма; эту мысль внушил ей бог Аполлон.

– До сей поры, говорила жрица, – Аполлону было угодно, чтобы ты был служителем в его храме, а потому я держала корзинку у себя. Теперь, когда Аполлон указал, кто твой отец, когда настало для тебя время покинуть храм и отправиться вместе с отцом в Афины, я должна возвратить тебе ее, как средство найти мать.