Классические мифы Греции и Рима
Шрифт:
Прокрида и Кефал
Много лет после этой истории Прокрида и Кефал прожили в любви и согласии. Прокрида не предпочла бы даже Зевса милому супругу, Кефал же ей – Афродиты. Каждый день, с первыми лучами солнца, Кефал выходил на охоту, без слуг и коня, без собаки и сети, – ему довольно было верного копья. Утомясь, ложился он в тени деревьев и призывал он ветерок освежить горячую его грудь.
– Авра! [13] – говорил он, – радость моя, ты подаешь мне отраду,
13
Aura – по латыни буквально означает «ветерок».
Кто-то подслушал эти слова и подумал: «Не иначе как эта Авра, которую Кефал так часто и так нежно призывает, – это какая-нибудь любимая им нимфа». Поспешил подслушавший к Прокриде, и все рассказал ей. Прокрида поверила, – так легковерна любовь! Как убитая, без чувств упала она на землю и, когда поднялась, горько стала жаловаться на неверного супруга и сетовать о своем горе: даже тени боится Прокрида, боится соперницы, которой нет. Но по временам овладевают Прокридой другие мысли; она начинает сомневаться в справедливости слышанного и не теряет надежды убедиться, что Кефал оклеветан. Не доверяя предателю-подслушнику, она решилась собственными глазами убедиться, справедливы ли слова его, прежде чем обвинить в измене милого.
На другой день, лишь только пробудилась румяная заря, Кефал пошел в лес на охоту. Опять стал он призывать Авру, как вдруг услышал чей-то глубокий вздох.
– Приди ко мне, радость моя! – повторил Кефал, но вот тихий шелест послышался в кустах. Кефалу показалось, что в кустарнике скрывается дичь, и метнул он в ту сторону свое не дающее промаха копье.
– Горе мне! – воскликнула Прокрида – то была она: копье попало ей прямо в грудь.
Услышал Кефал голос своей верной супруги, без памяти бросился к ней и увидел: Прокрида, полуживая, истекая кровью, вынимает из раны копье – свой собственный дар милому мужу. Бережно поднимает Кефал с земли супругу, берет ее на руки, перевязывает рану, останавливает кровь и молит милую не умирать, не покидать его, преступного. Обессилев и чувствуя близкую смерть, Прокрида с трудом промолвила еще нисколько слов.
– Нашей любовью, Кефал, богами света и смерти заклинаю тебя, не вводи ты этой Авры в нашу брачную горницу.
Тут только Кефал понял несчастную ошибку; успокоил он супругу, да уж поздно. Вместе с кровью, оставили ее последние силы. Пока жива еще была Прокрида, смотрит она – не насмотрится на мужа, будто хочет в уста его вдохнуть свою душу; но скоро смерть смежила ей очи, и она спокойно скончалась.
20. Дедал
(по „Метаморфозам" Овидия)
Потомок Эрехфея, Дедал, величайший художник древности, прославился своими чудными произведениями. Далеко разнеслась молва о сооруженных им прекрасных храмах и дворцах, особенно же о его чудных статуях, которые, казалось, вот-вот сейчас начнут двигаться и глядеть. Статуи прежних художников имели вид мумий: ноги придвинуты одна к другой, руки плотно прижаты к торсу, глаза закрыты, – Дедал же открыл своим статуям очи, придал им движение и развязал им руки. Он же изобрел множество полезных для своего искусства орудий, таких как: топор, бурав, ватерпас. У Дедала был племянник и ученик Тал, своей изобретательностью и гениальностью обещавший превзойти дядю; еще мальчиком, без помощи учителя, изобрел он пилу, на мысль о которой навел его рыбий плавник; затем изобрел он циркуль, долото, гончарный круг и многое другое. Всем этим возбудил он в дяде ненависть и зависть к себе, и Дедал убил своего племянника, сбросив его с афинского утеса Акрополя. Дело получило огласку и, чтобы избежать казни, Дедал вынужден был покинуть родину. Он убежал на остров Крит вместе со своим маленьким сыном Икаром, к царю города Кносса Миносу, который принял его с распростертыми объятиями и поручил ему множество художественных работ. Между прочим,
Хотя Минос дружески обращался с Дедалом, тем не менее художник скоро заметил, что царь смотрит на него, как на своего пленника, и, желая извлечь из его искусства возможно больше для себя пользы, вовсе не хочет когда-либо отпустить его на родину. Когда же Дедал увидел, что за ним следят и его стерегут, горькая доля изгнанника стала ему еще тягостнее, а любовь к родине пробудилась в нем с двойной силой, и он решился убежать с Крита каким бы то ни было способом.
«Пусть закрыты для меня водные и cyxиe пути, – думал Дедал, – передо мною небо, в моих руках воздушный путь. Всем может владеть Минос, только не небом.
Так подумал Дедал и стал помышлять о неизвестном ему дотоле предмете. Искусно стал он прилаживать перо к перу, начиная с самых маленьких; в средине перевязал их нитками, а внизу слепил воском, и составленным таким образом крыльям придал небольшой изгиб, так что они стали вполне схожи с настоящими крыльями.
Пока Дедал занять был своим делом, сын его Икар стоял возле него и всячески мешал работе. То бегал он со смехом за летавшими по воздуху перышками, то мял желтый воск, которым художник прилеплял перья одно к другому.
Изготовив крылья, Дедал надел их на себя и, взмахнув ими, поднялся на воздух. Пару небольших крыльев сработал он и своему сыну Икару и, вручая их, дал ему такое наставление:
– Держись средины, сын мой; если ты опустишься очень низко, волны смочат твои крылья, а поднимешься слишком высоко, солнце опалит их. Между солнцем и морем избери средний путь и следуй за мною.
И вот прикрепил он крылья к плечам сына и научил его подниматься над землею.
Давая эти наставления Икару, старец не мог удержаться от слез, и руки его дрожали. Растроганный, обнял он в последний раз сына, поцеловал его и полетел, а сын за ним. Словно птица, в первый раз вылетевшая из гнёзда вмести с детенышем, боязливо оглядывался Дедал на своего спутника, ободрял его, указывал, как нужно владеть крыльями. Скоро поднялись они высоко над морем, и все сначала шло благополучно. Немало народу дивилось этим воздушным пловцам. Рыбак, закинув свою гибкую удочку, пастух, опираясь на посох, земледелец – на рукоятку плуга, глядели на них и думали, не боги ли это плывут по эфиру. Уже за ними лежало широкое море, и Патмос и Делос, слева оставался остров Самос, справа – Лебине и Калимна. Ободренный удачей, Икар стад лететь смелее, оставил своего руководителя и высоко поднялся к небу, чтоб омыть грудь свою в чистом эфире. Но вблизи от солнца растопился воск, слеплявший крылья, и они распались. Несчастный отрок в отчаянии махал голыми руками, но воздух уже не держит его и падает Икар в глубокое море. Едва успел он прокричать в испуге имя отца, как жадные волны уже поглотили его. Отец, испуганный его отчаянным криком, напрасно озирался вокруг, напрасно искал он сына, – нет у него быльше сына.
– Икар, Икар! – взывал он. – Где ты? Где искать мне тебя?
Но вот увидел он перья, носимые волнами, и все стало для него ясно. В отчаянии Дедал опустился на ближайший остров, и там, проклиная свое искусство, бродил он, пока волны не прибили к берегу Икарова трупа. Похоронил он здесь отрока, и с тех пор остров тот стал называться Икарией, а море, поглотившее его, Икарским.
Из Икарии Дедал направил путь свой к острову Сицилии.
Там он был радушно принять царем Кокалом и не мало художественных работ исполнил он для этого царя и для его дочерей. Минос же тем временем узнал, где поселился художник, и с большим военным флотом прибыл в Сицилию, чтобы потребовать выдачи беглеца. Но дочери Кокала, полюбившие Дедала за его искусство, коварно умертвили Миноса: они приготовили ему теплую ванну, и в то время, пока он сидел в ней, разогрели воду так, что Минос из нее уже не вышел.