Классная штучка
Шрифт:
— Я же прекрасно понимаю, что и у тебя наверняка были любовницы, — сказала она. — И не пытайся отпираться. Я не слепая и вижу, как вьются вокруг тебя женщины. На твоем месте никакой святой бы не выдержал. Но ты не бойся — я ничего не имею против. Это вполне нормально. В конце концов до свадьбы все должны нагуляться.
Тогда ни одному из нас не придется потом жалеть об упущенном времени.
Джулиан ответил только, что вполне с ней согласен.
— Ну так что? — задорно подначила она. — Как их звали? Или, может, ты довольствовался одной?
Джулиан со смехом
Затем они обсудили письмо Бланш, присланное ему несколько недель назад, в котором она интересовалась, не возражает ли он против объявления об их бракосочетании в канун Рождества, в тесной компании у ее отца. Джулиан взял ее за руку и, улыбнувшись, сказал, что, разумеется, не возражает. Так что последние два дня они посвятили приготовлениям к свадьбе.
Как ни пытался Джулиан заставить себя думать о работе, о Рождестве, о свадьбе, ничего не выходило. Все его мысли упорно возвращались к Эшли. Он заметил, как она посмотрела на него, когда, выйдя из своего кабинета, он увидел, что Эшли разговаривает с его секретаршей. Он также обратил внимание, что в последнюю неделю она вообще сделалась особенно приветливой с Амандой, и он знал почему. Эшли страдала, и он это чувствовал, хотя она и старалась не показывать вида. Джулиан прекрасно понимал, чего ей это стоит. Ведь он и сам жестоко терзался. Но выхода не было. Он сам положил конец их отношениям. Он собирался жениться на Бланш — он хотел на ней жениться. Однако и расставаться с Эшли ему было мучительно больно.
Внезапно Джулиан вспомнил об Алексе. Господи, как он мог так обойтись с ним, с ее сыном? Ведь ребенок теперь возненавидит его! От одной этой мысли на душе у Джулиана заскребли кошки. Как он мог столько всего натворить? Плюнуть в душу Эшли и так жестоко ранить ее сына, который никогда его не простит? Неужели нельзя ничего исправить? Сделать так, чтобы они оба — Эшли и Алекс — были счастливы? Для этого надо только жениться на Эшли. Но как быть с Бланш?
Господи, неужели он сам загнал себя в тупик?
Джулиан снова наполнил стакан.
Вдруг его осенило. Он купит им — ребенку и матери — какой-нибудь совершенно исключительный подарок к Рождеству. Что-то такое, о чем они оба мечтали. Джулиан призадумался, и чем дальше, тем больше ему нравилась эта идея. Но только что купить?
Джулиан сидел и ломал голову, пока наконец не набрел на нужный ответ.
Он снял трубку и позвонил. В одно место, затем в другое.
Со вздохом облегчения Джулиан положил трубку. Да, голос совести обошелся ему в кругленькую сумму, но мог ли он поступить иначе? Все-таки Эшли и Алекс будут счастливы, да и ему самому — Джулиан со стыдом признался себе — будет полегче.
Надев пальто, он выключил свет и покинул кабинет.
Дни перед Рождеством
Кейт стояла перед сложным выбором. Элламария примчалась прямо с репетиции и приволокла с собой Николаса Гоу, игравшего в «Двенадцатой ночи» роль Себастьяна.
Кейт уже давно положила на Николаев глаз, но до сих пор — подходящего повода для знакомства у них не было. Она уже открыла было рот, чтобы сказать, как рада его видеть, когда заявилась Дженнин, которая привела с собой Джоэля Мартина. У бедной Кейт буквально отвисла челюсть; несколько секунд она не могла даже слова выдавить.
— Ты хоть сдерживай свою похоть, — шепнула ей на ухо Эшли. — Сейчас слюнки по подбородку потекут.
— А тебя это удивляет? — спросила Кейт. — Да ты полюбуйся на него — какой красавец! — Пригнувшись к уху Эшли, она, в свою очередь, прошептала:
— Если я не стану женщиной сегодня, то останусь девственницей навсегда!
— А вот и Боб! — вскричала Элламария и, подскочив к режиссеру, радостно обняла его.
— Всех с Рождеством! — воскликнул Боб и приподнял бокал с шампанским, который уже успела вручить ему Элламария.
Все последовали его примеру.
— Может, присядем? — предложила Элламария. — А то у меня ноги отвалятся.
— С чего бы это? — сказал ей Боб, понизив голос. — Насколько мне известно, большую часть дня ты провела лежа на спине.
Элламария поперхнулась и поспешно огляделась по сторонам, проверяя, не слышал ли кто.
Джоэль Мартин, судя по выражению его лица, слышал.
— Ты что, нарочно? — прошипела она Бобу, сверкая глазами и с трудом сдерживая смех.
— Нет, но ты сама напросилась.
— Ничего подобного. Не забудь, мы в «Ритце», так что веди себя прилично.
— Садись сюда! — позвала Эшли, похлопывая по сиденью стула рядом с собой.
Наступив Бобу на ногу, Элламария начала пробиваться к своей компании.
— Джоэль Мартин! — представился Джоэль, протягивая руку Бобу.
— Боб Мак-Элфри. Вас, кажется, привела Дженнин?
— В какой-то степени, — улыбнулся Джоэль. — Она сказала мне, что вы каждый год собираетесь здесь под Рождество.
— Да, — кивнул Боб, оглядываясь по сторонам. — Отмечать Рождество в «Ритце» вошло у подруг в традицию.
— Скажите, а что за женщина сидит рядом с Дженнин?
Нас, по-моему, не представили.
Боб снова обернулся, потом сказал:
— Эшли Мейн. — И тут же, заметив вспыхнувший в глазах Джоэля интерес, добавил; — Выбросьте ее из головы — она сейчас хандрит из-за несчастной любви.
Джоэль задумчиво кивнул, не сводя глаз с Эшли. Та отвернулась и посмотрела в сторону. Ей не хотелось признаваться Кейт, но красавчик не понравился ей с первого взгляда.
Тем временем Боб с Джоэлем приблизились к столу, и сидящие потеснились, освобождая им место. Все хохотали над какой-то шуткой Дженнин, но Джоэль не преминул заметить, что щеки Эшли покрылись румянцем.