Клава Назарова
Шрифт:
— Ни в коем случае, — решительно запротестовала Варя. — Вы видели, что на площади всё время дежурят полицаи? А сегодня утром у дома Назаровых тоже поставили полицейского. Возможно, что за домом уже следят переодетые шпики. Думаете, это случайно? Немцы, как видно, и похороны решили использовать для того, чтобы выследить подпольщиков.
— Так что же нам теперь? — возмутился Федя. — И в похоронах не участвовать?
— Нет, Клаву хоронить мы будем. Но надо делать это незаметно, не бросаться немцам в глаза.
В этот же день Варя сходила к своему дальнему родственнику, старику возчику, и тот привёз Клаву на дровнях домой.
Комсомольцы, подчиняясь приказу Вари, в квартире Назаровых не показывались. Но дел у них хватало. Они обошли почти весь город и оповестили жителей о похоронах Клавы. Сколотили гроб, из брусничника и еловых веток сплели десятки венков и всё это переправили в дом Назаровых. На кладбище вырыли могилу.
Наступил день похорон. Сотни людей вышли проводить Клаву Назарову в последний путь.
Соседки вели под руки Евдокию Фёдоровну. Ребятишки, с недетской печалью на лицах, несли перед гробом зелёные венки. Петька Свищёв почему-то держал в руке помятый пионерский горн.
А люди всё прибывали. Они шли из-за моста, с верхних улиц и, суровые, сосредоточенные, вливались в общий поток.
Замешавшись в толпе, шагали вместе со всеми и комсомольцы.
На углах стояли какие-то люди в штатском и фотографировали идущих за гробом.
Похоронная процессия прошла по Набережной улице, пересекла Базарную площадь, потом миновала тихую Школьную улицу и приблизилась к городскому кладбищу.
Скупо светило зимнее солнце. Деревья стояли седые и пушистые от инея. Под ногами сотен людей жёстко скрипел сухой снег.
Могила была вырыта под старым развесистым клёном.
Евдокия Фёдоровна в последний раз припала к груди дочери.
— Спи спокойно, хорошая ты душа… живой огонёк наш, — громким шёпотом произнесла пожилая незнакомая женщина, склонясь перед гробом в низком поясном поклоне.
И в ту же минуту откуда-то из середины толпы вырвался яростный, громкий девичий голос:
— Прощай, Клаша! Наши за тебя отомстят!..
Комсомольцы, отыскав друг друга глазами, переглянулись.
Федя осторожно пробрался к Варе Филатовой, по самые глаза завязанной старушечьим платком.
— Ну, разреши! Хотя бы несколько слов! — умоляюще шепнул он. — Какого человека-то хороним…
— Нельзя, Федя! — Варя с силой сжала ему руку. — Надо думать о завтра. А здесь полно переодетых полицаев. Да, кстати. Кто это крикнул сейчас?
— Кажется, Шурка Бобылёва. Знаешь, что в комендатуре работает…
— Надо её запомнить.
Гроб медленно опустили в могилу. О деревянную крышку застучали рыжие, промёрзлые комья земли.
Заголосили старухи, молча заплакали женщины, девчата. Мальчишки вслед за взрослыми с угрюмой сосредоточенностью, словно боевые пращи, брали комья мёрзлой земли и кидали их в могилу.
И вдруг острый, пронзительный звук повис над кладбищем — это Петька Свищёв поднёс к губам старый пионерский горн и выдул зовущую, хватающую за душу ноту, будто хотел всем напомнить, как честно и храбро прожила свою жизнь старшая вожатая Клава Назарова.
Мы живём
В конце декабря в пуржливый вьюжный вечер юные подпольщики собрались на квартире Вари Филатовой. Говорили об очередных делах, о том, где достать взрывчатку, где заложить мины, с кем переправить собранные сведения Седому: Саша Бондарин до сих пор не вернулся из партизанского отряда, и это не на шутку тревожило подпольщиков.
Потом ребята стали докладывать о новых членах организации.
Варя сообщила, что она установила связь с Шурой Бобылёвой из комендатуры. Девушка ненавидит немцев и готова беспощадно мстить за Клаву. Сейчас Шура выполняет одно задание, а потом её можно будет принять в организацию.
— У меня на лесозаводе тоже двое наклёвываются, — сказал Дима Петровский. — Хорошие ребята, злые. Вчера циркулярную пилу запороли, да так ловко, что комар носа не подточит. Думаю, что их можно под присягу подводить.
— А мы вчера вроде боевого рейда провели, — поделился новостью Сенька Нехватов из Рядобжи. — Немцы там на луговине стогов наметали. Ну, мы их и попалили. Сработали с перевыполнением: по три стога на брата пришлось. Это мы в память наших — Клавы, Ани и Володи.
В комнате стало тихо.
Неожиданный стук в боковое окно заставил всех вздрогнуть.
Варя посмотрела через занавеску на улицу, потом вышла в сени.
— Кто там?
— Это я… Кооператор.
Варя открыла дверь и столкнулась с заснеженным Сашей Бондариным.
— Наконец-то! А мы уж думали…
— Всё ладно. Только я не один. Со мной товарищ. Войти можно?
Варя ввела в комнату Сашу и его товарища. «Товарищ», закутанный в полушубок и шерстяной платок, оказался девушкой лет двадцати, широколицей, приземистой, темноглазой и чем-то неуловимо напоминавшей Клаву Назарову.
— Знакомьтесь, Маша Дятлова, — представил Саша. — Радистка.
— Радистка? — удивилась и обрадовалась Варя. — К нам?
— Да, Седой прислал. Вот из-за неё и задержался. Все ждали, когда её с Большой земли в партизанский лагерь забросят.
Саша рассказал, как прошло его первое путешествие к партизанам.
— А про Клаву и Аню в отряде знают? — глухо спросила Варя. — Всё, до конца?
— Знают, дошли слухи. Седой на себя стал не похож… Спрашивает, что с остальными подпольщиками.