Кленовый лист
Шрифт:
Мимо прошло шесть автобензоцистерн. На каждой из них красовался выразительный, как и на тех танках, фашистский крест, а рядом с ним — широкие оленьи рога.
«Фашисты! Неужели успели так быстро?»
Больше ни о чем не могла думать ошарашенная женщина. Лежала скорченная в канаве и провожала испуганным взглядом шесть бензоцистерн и два мотоцикла с пулеметами, ехавших за ними.
Затем вскочила и пошла в глубь леса, прячась за кустами и деревьями. Торопилась, думала. Что же дальше делать? Вполне очевидно, что за ночь гитлеровцы опередили их именно в этом районе. Если придется прорываться, то не просто на восток, а на юго-восток, а может, и вовсе на юг. Там, наверное, войска генерала Дорошенко сдерживают бешеный натиск фашистов.
Но... у Вити нет ни грамма бензина. Их «корабль» прочно сидит на безнадежной мели.
Женщина постояла у стройной березы, сама похожая на нее. Обе стройные и на красоту не жалуются, обе одинокие и опечаленные.
А чем же поедешь на тот юго-восток или на юг? Бензина нет, водитель раненый, есть нечего.
И отделилась от березы. Теперь к печали присоединился еще и гнев, а вместе это вылилось в непреодолимую решимость.
Мария Иосифовна лесом пошла не назад, к автомашине, а вперед, туда, где прошли шесть бензоцистерн.
Трудно сказать, сколько времени шла без отдыха, без еды. Отправилась из кустарника — как раз взошло солнце, а когда выбралась на опушку леса, солнце позади нее уже скрывалось за лесом.
На окраине леса, справа от дороги, расположились здания железнодорожного разъезда; вдоль путей стояли огромные штабеля дров, строительного леса. На опустевших путях несколько груженых и столько же пустых платформ. Все заброшенные, осиротевшие.
Но на лесном разъезде была жизнь. Именно это в первую минуту и отметила Мария.
У высоких штабелей дров выстроенные двумя рядами стоят двадцать четыре самоходных бензоцистерны и с десяток мотоциклов с пулеметами. Не густо гитлеровцев около них, но бродят. От станции по большой дороге справа от леса снуют автомашины.
На железной дороге ни паровоза, никакого движения, но разъезд жил какой-то не своей, тревожной жизнью.
Здесь, на окраине леса, отчетливо стало слышно войну. Мария попыталась определить, где именно фронт, далеко ли, но невоенный женщине понять это было трудно. На всем горизонте и даже позади гремели бои.
Последние сомнения исчезли. Они с Виктором остались в тылу фашистских войск. С этого момента они должны прятаться, выдумывать имя, историю появления здесь или в другом месте и в любой момент быть готовыми умереть...
Надо правду сказать: у Марии не было в тот момент каких-то широких, далеко идущих планов. Но в кустах оставаться не могла и в короткое мгновение оказалась у дороги.
Сначала испугалась такой своей активности. Дорогой хоть изредка, но все-таки проходили одиночные автомашины. Оказывается, эта дорога была лесной просекой, и фашисты попали на нее из каких-то боковых просек. А большая дорога проходила по ту сторону железнодорожного разъезда.
Мария быстро перебралась через просеку, и сама не заметила, как была уже у огромных штабелей дров и строительного леса на разъезде. Отсюда заметила, что возле каждой цистерны на раме авто были привязаны несколько достаточно удобных плоских бидончиков. Если бы Мария не видела, как мотоциклист отцеплял этот бидончик и наливал себе в него топливо, то, может, и не знала бы, для чего они. Автоцистерны стояли вплотную к штабелям дров. Тогда и разгорелось желание украсть один такой бидончик — наверное, этого хватило бы им с Витей, чтобы проскочить через фронт, пока он еще не имеет сплошной линии.
Легла на штабеле между дровами, замаскировавшись березовыми и дубовыми поленьями, и следила за жизнью полустанка до ночи.
Ночь была свежая. Небо совсем чистое, бездонное. Гуща звезд привлекала взор. Прямо перед Марией маячили силуэты бензоцистерн, мотоциклов, груженные лесом платформы, здания полустанка.
Около полуночи жизнь вокруг замерла. Даже война на дальних горизонтах будто отдыхала в это время.
Мария заметила часового. Он ходил между двумя рядами цистерн, останавливался перед тем, как повернуть назад, прислушивался. Видимо, не услышав в ночном окружающей шуме ничего подозрительного, возвращался и шел до другого края рядов. Автоцистерны стояли задом друг к другу с таким, очевидно, расчетом, чтобы, в случае тревоги, каждый водитель первого ряда сразу же мог бы свободно уезжать, освобождая дорогу второму ряду.
Несколько раз проведя глазами часового, Мария набралась смелости, осторожно спустилась на землю и прокралась под стационарной эстакадой до того места, где кончались высокие штабеля дров.
Лежала, скрытая тенью от эстакады и огромного мотка стального троса. Под боками давили костыли, планки. Но лежала, потому что часовой как раз шел в эту сторону.
На ходу он смотрит на эстакаду, где стоят две пустые повозки, пожалуй, брошенные еще при внезапном отступлении. Видит он, наверное же видит, и огромный моток троса, который, словно клубок змей, чуть серебрится искорками стали, перехватывая холодный свет звезд.
А видит ли он в темном уголке пару горящих глаз, следящих за ним? Если только увидит — это будет ее гибелью.
Мария дрожала не от холода, хотя и лежала на ржавом железе. Она дрожала от непосильного напряжения воли. Обеими руками взялась за холодную планку, попыталась поднять ее. Должна была не только защитить свою жизнь, но и добыть бензин, которого ей не даст по доброй воле этот вооруженный гитлеровец. Бензин надо взять хотя бы и ценой жизни часового! Они начали войну для смертоубийства, поэтому пусть погибают в ней, проклятые...
Часовой постоял — показалось, вечность — и повернул назад между двумя рядами машин. Мария прокралась за ним до первой цистерны.
Фашист еще шел туда, а Мария, приставив к колену железную планку, на ощупь отцепила один бидон с горючим. Только бы вынуть из гнезда и исчезнуть.
Но куда же исчезнешь? Солдат уже повернул обратно. Размеренной походкой идет между двумя рядами цистерн еще и песенку какую-то мурлычет, превозмогая сон.
Мария подошла к колесам, чтобы не заметил фашист ее ног на пустом месте под цистернами. Стояла, прижавшись пластырем к цистерне, слегка повернув голову в сторону часового. Он ритмично приближался, силуэт его увеличивался...