Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой
Шрифт:
Подавив восстание в Сирии в конце 41 года до н. э., он прибыл в Александрию, город, где ему довелось побывать за четырнадцать лет до этого, когда римляне силой вернули трон Авлету. Горожане были рады его возвращению, как и Клеопатра, которая «оказала ему великолепный прием. <…> Выходил из дому Антоний только в храмы и гимнасии или для беседы с учеными; время проводил с греками и Клеопатрой, которой, несомненно, он главным образом и посвящал все свое время» [440] .
440
Аппиан.Римская история, с. 264.
В ту зиму из-за сильных штормов корабли не выходили в открытое море, и военную кампанию пришлось отложить. Антоний остался в Александрии и проводил время, как в Афинах, на положении частного лица. Он ходил в греческой одежде, поддерживал физическую форму,
441
Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 413.
442
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 413.
Хотя с октября по март на море свирепствовали бури, не позволявшие совершать плавания, Клеопатре вменяют в вину то, что Антоний надолго задержался в Египте. Ее упрекали в том, что Антоний, «обезоруженный и околдованный Клеопатрой, не раз оставлял важнейшие дела и откладывал неотложные походы, чтобы разгуливать и развлекаться с нею на морском берегу близ Канопа или Тафосириды» [443] .
Римляне считали Каноп чем-то вроде «легкомысленного» морского курорта. В этом культовом центре Исиды и Осириса собирались огромные толпы верующих на праздник воскресения Осириса. Его культовый образ выносили из храма и на золотой барке везли в Тафосириду. После того как при Птолемеях Осирис стал Сераписом, храм в Канопе превратился в великолепный Серапейон. Как писал Страбон, «даже самые уважаемые люди верят в его целительную силу и <…> спят там» [444] , чтобы чародеи-жрецы всемогущей Исиды даровали им чудесное исцеление. Клеопатра регулярно посещала это место, облаченная как земное воплощение Исиды. В Канопе также находилось святилище Геракла, куда приходил Антоний, одетый как его божественный предок и выглядевший «подобно тому, как на картинах мы видим Омфалу, которая отбирает у Геракла палицу или сбрасывает с его плеч львиную шкуру» [445] , прежде чем предложить ему предметы женского туалета.
443
Там же, с. 444.
444
Страбон.Указ. соч., с. 544.
445
Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 444.
В Риме на него обрушились с критикой за такое поведение, а также за то, что они с Клеопатрой менялись ролями, предаваясь развлечениям или устраивая драматические представления. Антония обвинили в том, что он, «забыв свою родину, свое имя, тогу» [446] , стал «цимбалистом из Канопа, игравшим на потеху Клеопатре» [447] . На самом деле он принимал участие в традиционных египетских мистериях и почитал своих греческих предков, за что был вознагражден Клеопатрой: она приказала изготовить его бюст из темно-зеленого египетского базальта. Бюст установили в культовом центре Канопа по случаю признания Антония воплощением Диониса-Осириса.
446
Луций Анней Флор.Указ. соч., с. 183.
447
Дион Кассий. Римская история. Кн. L, гл. 27.
Большую часть зимы Антоний и Клеопатра провели в Александрии. Любители драматических постановок, они часто посещали самый большой в городе театр, сообщавшийся с дворцом крытой галереей, которая проходила вдоль дворцовых
Даже сами египетские монархи принимали участие в театральных постановках от селевкидского Антиоха IV, который сбрасывал одежду и плясал, до Авлета, обожавших костюмированные представления. У Антония и Клеопатры были танцоры, такие как Хелидон, прозванный римлянами «исполнителем непристойных танцев». Их еще больше шокировало то, что друг Антония, Луций Мунаций Планк, наместник Рима в Сирии, «во время пиров <…> красился в синий цвет, обнажался, увенчивал голову тростником, волочил хвост и прыгал на коленях» [448] .
448
Текст приводится по изданию: Немировский А.И., Дашкова М.Ф.«Римская история» Веллея Патеркула. Кн. 2 / Пер. М.Ф. Дашковой. — Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1985, с. 129.
Наслаждаясь жизнью в замкнутом мире дворца, Антоний и Клеопатра также проводили время во дворце на острове Антиродос, названном так, потому что по очертаниям он имел сходство с большим греческим островом, где Антоний получал образование. Это было идеальное место уединения с частной пристанью рядом с дворцом, построенным ранними Птолемеями и, весьма вероятно, перестроенным самой Клеопатрой. На основании из известняка площадью пять с половиной тысяч квадратных метров возвышался дворец из красного гранита, кварцита и базальта. Колонны чередовались со статуями монархов и богов, в числе которых находились и мраморная скульптура обнаженного Тота-Гермеса с накидкой, переброшенной через плечо, гранитная фигура Клеопатры высотой пятнадцать футов и Цезариона, а также гранитные и диоритовые сфинксы с лицом Авлета.
Среди этого великолепия Антоний и Клеопатра неразлучно оставались вдвоем. «Вместе с ним она играла в кости» [449] , нарды, в бабки и в новую игру, придуманную в Александрии с фишками из слоновой кости, украшенными видами города и портретами членов царской фамилии. Каждый день устраивались пиры для узкого круга друзей, в числе которых был Планк, источавший комплименты Клеопатре, и еще один гость, проводивший так много времени в обществе Антония, что сам называл себя «Паразитом». Эти люди составляли своего рода эксклюзивный клуб под названием «Amimetobioi», что значит «Союз неподражаемых», и «что ни день они задавали друг другу пиры, проматывая совершенно баснословные деньги» [450] . Это было не простое застолье с участием небольшого числа друзей, потому что пиры с таким изобилием яств и вина всю ночь напролет обходились в астрономические суммы и являлись демонстрацией статуса их устроителей.
449
Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 413.
450
Там же, с. 412.
Своими легендарными пирами Клеопатра хотела показать, с каким уважением относится к Антонию, который так ценил хорошую еду, что однажды в Афинах подарил повару изумительный дом после особенно понравившегося обеда. Экзотические продукты со всех концов известного мира доставлялись ко двору Клеопатры, пытавшейся с каждым разом превзойти себя и поразить гостей. К столу подавались павлины и цапли с Самоса и Мелоса, тунцы и осетры из Халкидона и с Родоса, охлажденная рыба из Понта, гребешки из Тарента и моллюски из Красного моря и даже Британии. В большом изобилии морские животные, употреблявшиеся в пищу, водились в акватории Александрии. Вблизи дворца вылавливались мидии и различные моллюски, сладкие и сочные в отличие от тех, что обладали желудевым привкусом, добывавшихся за пределами гавани.
Птолемеям, конечно, очень нравилась рыба местного улова и привозная копченая, а также широкое разнообразие мясных продуктов от дичи до домашней птицы. Знакомого одного из поваров Клеопатры провели на царскую кухню, где «среди прочего изобилия он увидел восемь кабанов, которых зажарили разом, и удивился многолюдности предстоящего пира. Его знакомец засмеялся и ответил: «Гостей будет немного, человек двенадцать, но каждое блюдо надо подавать в тот миг, когда оно вкуснее всего, а пропустить этот миг проще простого. Ведь Антоний может потребовать обед и сразу, а случается, и отложит ненадолго — прикажет принести сперва кубок или увлечется разговором и не захочет его прервать. Выходит, — закончил повар, — готовится не один, а много обедов, потому что время никак не угадаешь»» [451] .
451
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 412.