Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой

Флетчер Джоан

Одновременно на другом конце Римской империи флот Октавиана, состоящий из кораблей, переданных ему Антонием, одержал победу над Секстом Помпеем. Сам Октавиан сильно болел и не участвовал в сражении, он «не смел даже поднять глаза на готовые к бою суда — нет, он валялся как бревно, брюхом вверх, глядя в небо, и тогда только встал и вышел к войскам, когда Марк Агриппа обратил в бегство вражеские корабли» [500] . После того как Секст бежал на восток и многих его воинов распяли на кресте — это была традиционная казнь у римлян, Лепид, лишившийся его сенаторской поддержки, испугался, что теперь может прийти его черед. Поэтому он захватил Сицилию, но солдаты Октавиана быстро отбили остров, Лепид был отстранен от власти, а Сицилия и Северная Африка отошли к Октавиану. В связи с тем, что трехсторонняя форма правления стала двухсторонней, произошла поляризация мировой политики между Востоком и Западом, между Александрией и Римом и между двумя оставшимися триумвирами — Антонием и Октавианом.

500

Светоний. Указ. соч., с. 49–50.

Октавиан вернулся в Рим героем, освободив моря, положив конец гражданской

войне и обеспечив мир. Контраст с положением Антония не мог казаться более очевидным. Потеряв больше четверти своей армии из-за плохой погоды и в результате предательства, удрученный триумвир в конце концов добрался до финикийского берега и снова попросил Клеопатру прибыть к нему с деньгами и продовольствием. Хотя она незадолго до этого родила и в разгаре была зима, когда из-за штормов навигация в Средиземном море обычно прекращалась, Клеопатра смело отправилась в плавание. Антоний ждал ее с таким нетерпением, что «не мог улежать за столом — посреди попойки он, бывало, вскакивал и выбегал на берег, поглядеть, не плывет ли египтянка, пока наконец она не прибыла» [501] . После того как супруги вернулись в Александрию в начале 35 года до н. э., они получили известие, что мидийский царь поссорился со своим сюзереном Фраатом из-за дележа римских трофеев и теперь предлагал заключить союз, пообещав даже конницу для будущей войны Антония с Парфией. Чета начала составлять новые планы. Клеопатра возьмет на себя ответственность за нужды флота, который будет охранять Средиземное море. А перед Антонием стояла задача увеличить численность сухопутных сил, поскольку двадцать тысяч солдат, обещанных Октавией и ее братом, так и не прибыли. Весной 35 года до н. э. были отправлены всего две тысячи и то только до Афин. И еще Октавиан вернул лишь семьдесят кораблей из тех ста тридцати, что Антоний ранее передал ему. Все эти подкрепления Октавиан отправил вместе со своим самым смертоносным оружием — своей сестрой Октавией.

501

Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 425.

Сама Октавия задалась целью вернуть мужа и восстановить положение жены и матери в противовес вкладу, внесенному Клеопатрой в вооруженную борьбу. Октавиан умело манипулировал сестрой как марионеткой, и ее роль «преданной жены», в сущности, свелась к тому, чтобы заманить Антония в ловушку. Если бы он отправился в Афины и принял войска вместе с Октавией, то лишился бы важной для него поддержки Клеопатры. Но из-за малочисленности предложенного подкрепления такой вариант становился маловероятным, а Октавиан, как видно, хотел, чтобы Антоний порвал с Октавией. В таком случае Антоний поставил бы себя в еще более невыгодное положение после недавнего военного поражения.

В то время как Антоний решал, как ему поступить, Клеопатра вела себя крайне неуравновешенно: то она «прикидывается без памяти в него влюбленной» [502] , то притворно льет слезы, то у нее начинаются приступы гнева, то она ничего не ест, «чтобы истощить себя» [503] . Хотя более поздние источники утверждали, что такое невероятное поведение подтолкнуло Антония к решению его проблемы, он, безусловно, мог оценить две очевидные возможности. На Западе находились Октавия, две их дочери и шурин, чье существование представляло угрозу для всего, чего хотел достичь Антоний. А на Востоке была Клеопатра и их трое детей, все потомки Александра, с которым он еще мог соперничать, ибо обладал полководческим талантом. И на Востоке без Октавиана Антоний мог быть своим человеком. Коль скоро его будущее как независимой силы зависело от Клеопатры, он написал письмо Октавии в Афины, предлагая ей отправить ему солдат, корабли и Антилла, его старшего сына от Фульвии, а самой вернуться к брату в Рим и проявлять заботу о младшем брате Антилла и их двух дочерях. Как и следовало ожидать от римской жены, она повиновалась мужу, а он продолжал собирать силы на сирийской базе, Антиохии, готовясь к возобновлению войны с Парфией.

502

Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 426.

503

Там же.

Клеопатра помогла с финансированием экспедиции и поддерживала союзнические отношения с восточными соседями. Чета скрепила договор с мидийским царем помолвкой их сына Александра Гелиоса с его дочерью Иотапой. Они даже намеревались пойти на союз с Секстом Помпеем, но он вступил в тайные переговоры с парфянами и продолжал жечь на море римские корабли. В конце концов он был схвачен и казнен одним из военачальников Антония, Марком Тицием, племянником наместника Сирии Планка.

Антоний также отправил к армянскому царю Артавазду посольство во главе с неким Деллием, который от имени Антония предложил ему исправить прежнюю ошибку и выступить вместе с римлянами против Парфии. Его отказ послужил веской причиной для Антония вторгнуться в Армению весной 34 года до н. э. Артавазда вместе с семьей как пленников отправили в Египет, в Армении остался римский гарнизон под командованием Канидия Красса, а Антоний с Клеопатрой выпустили монеты с надписью «Армения покорена». Эта победа обеспечила им не только выгодную позицию для начала военных действий против Парфии летом того же года, но и открыла новые рынки для римских купцов, а также создала условия для превращения этой страны в римскую провинцию и раздачи ее земель римским поселенцам. В Риме так хорошо восприняли новость о «блестящем успехе» [504] , что Октавиану пришлось доказать собственные полководческие способности и опровергать слухи о трусости.

504

См.: Chaveau М.Cleopatra: Beyond the Myth. — Ithaca: Cornell University Press, 2002, p. 58.

Вместе с Агриппой он выступил в поход, чтобы обезопасить северо-восточные границы Италии от возможных набегов. Они одержали победу над непокорным Иллириком (западная часть Балканского полуострова), захватили большие трофеи и дошли до границ с Македонией. Повредив себе колено, Октавиан теперь мог утверждать, что

получил «достойные воина раны» [505] в сражении. Когда Октавиан вернулся в Рим в конце 34 года до н. э., сенат решил, что он заслуживает триумфа, но правитель рассудил иначе: посчитал, что празднества следует отложить до возвращения Антония и тогда устроить торжества по поводу его победы в Армении, а также смерти Секста Помпея. Это был отнюдь не благородный жест, а желание привлечь максимум общественного внимания к длительному отсутствию Антония в Риме и к тому, что он живет отдельно от жены. Сенат установил на форуме статуи Антония и Октавиана и высказался за оказание таких же почестей их римским женам: Октавии и Ливии. Им пожаловали высокий титул «священнейших», что поставило их в один ряд с весталками, наиболее почитаемыми женщинами в Риме. Но их скромные статуи не шли ни в какое сравнение с изваянием Клеопатры в храме Венеры, построенном Цезарем. Сравнения проводились и между их мужьями, из-за которых разделилось общественное мнение: изваяния вторых «я» Аполлона и Геракла украшали храм Аполлона на Палатинском холме, где Октавиан создал свой культ в противовес божественному имиджу Антония и Клеопатры. Октавиан отлично знал, что Антоний не вернется в Рим праздновать традиционный триумф, потому что он уже прибыл в Александрию осенью 34 года до н. э. и его приветствовала, как второго Александра, ликующая толпа под руководством Клеопатры.

505

См.: Earl D. The Age of Augustus. — London: Elek, 1968, p. 58.

В ознаменование победы супруги устроили грандиозные птолемеевские празднества, какие проводились раньше в честь династического рода, ведущего начало от Александра и Диониса, с демонстрацией восточного богатства. Над толпой проплывало написанное красками полотнище с изображением Александра, участвующего в триумфальном шествии в городе Нармуфисе в Фаюме, в образе Диониса, который потом перенял Цезарь, когда был удостоен триумфа в Риме, и сейчас возрождал Антоний, играя свою излюбленную роль этого божества. Облаченный в золотистую тогу, обвитый плющом, размахивая священным жезлом Диониса, чьим именем он велел называть себя, Антоний появился перед толпой на позолоченной колеснице, следовавшей за праздничным эскортом с изваяниями богов и повозками с трофеями [506] .

506

См.: Немировский А.И., Дашкова М.Ф. Указ. соч., с. 129.

Двигаясь по центральной улице Александрии, процессия повторяла маршрут, по которому следовал прежний «Новый Дионис» — Авлет. Антоний сошел с колесницы, когда она поравнялась с храмом Исиды, «Владычицы холма Египта», названной так в древнем источнике, очевидно, потому, что на вершине возвышенности находился комплекс Серапейон. Его стены, облицованные металлическими листами, сверкали на солнце, а к входу вели сто широких ступеней из белого камня. Клеопатра принимала героя-победителя, восседая над всеми на троне в черном одеянии Исиды. Когда Антоний передал ей военные трофеи и пленных, в том числе армянского царя и членов его семьи, закованных в серебряные цепи, как подобает их царскому статусу, все горожане почтительно склонились перед ней в поклоне в соответствии с церемониалом, за соблюдением которого следил юный верховный жрец Петубастис. Он также мог быть главным действующим лицом в следующем праздничном мероприятии — символическом бракосочетании Исиды и Диониса, чьи роли исполняли артисты. Тем не менее грандиозная триумфальная процессия была лишь прелюдией главного события, известного в истории как александрийские пожалования.

Это была кульминация всего, чего Клеопатра и Антоний достигли. Из того, что нам известно, спектакль начал Антоний, но поставила его, несомненно, Клеопатра. Проходивший на огромном александрийском стадионе — гимнасии, где традиционно проводились птолемеевские празднества, он явился демонстрацией богатства и всемогущества этой знаменитой пары и их растущей династии и повторением церемонии, состоявшейся в 52 году до н. э., когда Авлет представил александрийцам своих четверых детей.

Посередине стадиона возвышалась двухъярусная сверкающая серебром платформа с шестью золотыми тронами, на двух из которых — самых больших на верхнем ярусе — восседала во всем блеске сама царственная супружеская пара. Антоний в полной римской военной форме как триумвир, император и правитель восточных провинций в окружении штандартов римских легионов под охраной римского телохранителя сидел под балдахином из тонкого полотна, увенчанным двумя птолемеевскими орлами. Его жена Клеопатра «в тот день, как всегда, когда появлялась на людях, была в священном одеянии Исиды; она и звала себя Новою Исидой» [507] . Ее черное платье резко выделялось на фоне белых стен гимнасия и среди ярких нарядов окружавших ее персон. На нижнем ярусе разместились четверо ее детей: тринадцатилетний фараон Цезарион, шестилетние близнецы Гелиос и Селена и двухлетний Птолемей Филадельф.

507

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 427.

Антоний поднялся с трона и, являя ораторское искусство, как десять лет до этого на похоронах Цезаря, обратился с речью к александрийцам, заполнившим гимнасий. Он говорил на греческом языке как верховный жрец культа Цезаря. Отдав дань уважения божественному Юлию, он вновь подчеркнул, что «величие Римской державы обнаруживает себя не в стяжаниях, но в дарениях», и сообщил, какие территории от имени Рима отдаются его детям от Клеопатры.

Затем, провозгласив сыновей, которых Клеопатра родила от него, царями царей, он назначил старшему из них, Александру Гелиосу, Армению, Мидию и Парфию, то есть все земли к востоку от Евфрата до Индии, фактически до пределов империи Александра Великого. Шестилетнего сына Александра, чей статус был подтвержден его помолвкой с единственной дочерью мидийского царя, «Антоний вывел в полном мидийском уборе, с тиарою и прямою китарой» [508] . Великолепная бронзовая фигурка полнощекого мальчика из Александрии I века до н. э. в таком же мидийском костюме скорее всего изображает сына Антония: он стоит на цыпочках и словно тянется рукой к своим новым территориальным владениям.

508

Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 427.