Клеопатра. Любовь на крови
Шрифт:
Но их совместное путешествие навстречу войне продолжалось не слишком долго. Прибыв в Зелму на Евфрате, Клеопатра снова произнесла те же слова, которые сопутствовали прошлой разлуке (или разрыву): "Я жду ребенка". Война ее нестрашила, но усталость от тяжких переходов и лагерных стоянок могла быть опасна для будущего младенца. Разумеется, Антоний одобрил ее решение, Клеопатра уехала обратно в прохладную Александрию. И там во дворце осенью 36 года до н. э. на свет благополучно появился мальчик, названный Птолемеем.
Поскольку Антоний отсутствовал, Клеопатра повелела церемониальные торжества по случаю рождения ребенка провести как можно скромнее. А считаные дни спустя прибыл гонец от автократора, и царица с горечью заметила: "Если бы я знала об ужасной участи Антония, отменила бы празднества вообще…"
Антоний проиграл войну. Хитрые парфяне, используя различные уловки, а также превосходство своих лучников над римлянами, разбили его армию и прижали ее к морскому побережью.
Тем не менее Клеопатра, получив нерадостную новость, поняла: Антоний нуждается в срочной помощи. Угроза полного уничтожения нависла над всей его армией, и причиной тому были не только парфянские стрелы, но и недостаток припасов, болезни и голод. Плутарх так живописует злоключения оголодавшей и замерзшей армии Антония: "Воины искали трав и кореньев, но знакомых почти не находили и, поневоле пробуя незнакомые, натолкнулись на какую-то травку, вызывающую сперва безумие, а затем и смерть. Всякий, кто ел ее, забывал обо всем на свете, терял рассудок и только переворачивал каждый камень, который попадался ему на глаза, словно бы исполняя задачу величайшей важности. Равнина чернела людьми, которые, склоняясь к земле, выкапывали камни и перетаскивали их с места на место. Потом их начинало рвать желчью, и они умирали, потому что единственного противоядия — вина — не осталось ни капли. Римляне погибали без числа, а парфяне все шли за ними следом. И рассказывают, что у Антония неоднократно срывалось с уст: "О, десять тысяч!" — это он дивился Ксенофонту и его товарищам, которые, отступая из Вавилонии, проделали путь еще более долгий, бились с неприятелем, превосходившим их силою во много раз, и, однако, спаслись".
Едва успев немного окрепнуть после родов, Клеопатра собрала достаточно большое войско, чтобы спасти Антония и остатки его армии, и поспешила на выручку супругу. Практичности ей было не занимать, от царицы Египта всегда требовалось умение не только блистать в расшитых золотом парадных облачениях, но и попросту вести хозяйство размером с целую страну. Клеопатра и в мирное время ведала запасением и распределением продовольствия, поставками сбруи, изготовлением оружия, оплатой всего этого добра. Поэтому неудивительно, что именно она смогла оценить истинное положение вещей, понять, что нужно вновь составлять обозы, набирать продовольствие, запасаться всяческим имуществом. Делая все, что было необходимо для спасения и восстановления армии, царица тем не менее ни разу не упрекнула Антония за то, что он ввязался в эту, оказавшуюся столь катастрофичной, войну. "Она не посмела осудить истинно римский замысел Антония, воспротивиться его желанию отомстить за Красса и сравняться с Цезарем, она была не в состоянии сердиться на своего супруга, который к тому же так в ней нуждался". Супруги встретились в городе, который тогда носил название Берута, а ныне известен как хроническая горячая точка по имени Бейрут.
И вот теперь, после всевозможных бурных событий, после лихих похождений в обществе "неподражаемых", начало 35 года до н. э. ознаменовалось новым этапом в отношениях римского автократора Востока и владычицы Египта. "Собственно, тут-то и начинается их супружеская жизнь, — констатировал Пьер Декс. — Они связывают свои судьбы на счастье и несчастье, тридцатичетырехлетняя женщина, мать четверых детей, и сорокавосьмилетний мужчина, неистовый прожигатель жизни, который, впрочем, последние двадцать лет не выпускает из рук меча. Прошло ровно двадцать лет со дня их первой встречи. И он, и она избежали многочисленных опасностей… вскарабкались на вершину славы, познали высочайшие почести, о которых не смели мечтать, когда Марк Антоний командовал конницей Габиния, а Клеопатра была четырнадцатилетней девочкой".
РИМ И ЕГИПЕТ: НОВОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Однако поражение от близких парфян было хоть и весьма печальным, но не шло ни в какое сравнение с опасностью, исходившей от вроде бы далекого, но не в пример более могущественного Рима. Просто первое время Антонию и Клеопатре везло — они полновластно распоряжались на Востоке, а у погрязшего в римских делах, скандалах, разборках и интригах Октавиана не было ни сил, ни времени, чтобы хоть как-то вмешиваться в их затеи.
Но, наведя в Риме относительный порядок, Октавиан обратил свой пристальный взор на Восток, где обретались как минимум два его соперника на роль истинного наследника великого Цезаря. Но поначалу будущий Август ведет себя как добрый друг и соратник — он присылает Антонию из Рима две тысячи отборных конных воинов. А кроме того, шлет деньги, продовольствие, снаряжение и все остальное. Такое вот весомое напоминание легионерам Антония, что они все-таки римские солдаты и метрополия заботится о них. Но все упомянутое кто-то должен доставить в Египет, так кого же назначить главой официальной делегации? И тут Октавиан продемонстрировал изрядное коварство, поручив препроводить к автократору бравых всадников и все к ним прилагающееся своей сестре, той самой Октавии, брошенной римской жене Антония. Видимо, тоже чтоб напомнить о недреманном оке Рима.
Легко догадаться, какую сомнительную радость известие о грядущем визите Октавии доставило Клеопатре. Она и так никогда не смогла бы забыть, как жила в Риме: вроде и царственной гостьей, но одновременно тайной любовницей Цезаря в городе, где все почести полагались его законной жене. А тут ей прямо домой доставляют зримое напоминание о том, что по римским законам она и сейчас никакого законного статуса не имеет… Да еще под видом дружеской помощи!
На предполагавшееся в скором времени появление Октавии Клеопатра отреагировала очень бурно. Об этом много рассказывает Плутарх, уверенный, что царица ломала комедию, донимая Антония постоянными истериками и одновременно окружив автократора нежной заботой и всяческим повышенным вниманием." Впрочем, если учесть, сколь высока была ставка в игре, то в искренность Клеопатры можно поверить, — возражает Плутарху Декс. — Ей надлежит во что бы то ни стало воспрепятствовать сближению Антония и Октавии. И она использует свое женское оружие, может, делает это слишком демонстративно, с дурным вкусом, но не скажешь, что глупо".
Действительно, проигрыш в такой ситуации для нее был слишком опасен. Очень уж хорошо рассчитал свой удар Октавиан, поэтому страх Клеопатры был не лишен оснований. Ведь очевидно, что Антонию предоставлена возможность без унижений и объяснений примириться с Октавией и использовать те возможности, какие давал ему союз с Октавианом. А это, несомненно, было бы в его интересах.
Для Клеопатры такое поведение Антония означало бы теперь полную катастрофу. "Ситуация для нее была иной, чем зимой 40 года после встречи в Тарсе, — замечает Декс. — Ее подданные тогда считали, что она забавлялась с Антонием, рожая ему близнецов, как некогда забавлялась с Цезарем. У Антония, так же, впрочем, как у Цезаря, была жена римлянка, и он заменил ее Клеопатрой, когда та умерла, так что ничего особенного в этом не усматривали". Но если бы теперь, когда Антоний бросил ради Клеопатры Октавию, заключил с египетской царицей законный брак, он бы вдруг воспользовался предоставленной возможностью вернуться к прежней супруге, это означало бы для Клеопатры не только личное, но и политическое поражение. Агрессивные соседи — те же парфяне, тот же иудейский царь Ирод, уже не раз продемонстрировавший свое коварство, — неминуемо воспользовались бы подобной ситуацией. И если личное разочарование Клеопатра еще как-то смогла бы пережить, то угрозу своему престолу она готова была отводить любыми способами. Ведь было ясно: Октавиан не остановится на пол пути. Он не удовлетворится видимостью примирения между Антонием и Октавией, он добьется того, что Антоний окончательно порвет с египетской царицей. А это означает неминуемую аннексию Египта Римом или раздел страны между сопредельными, опять же подвластными Риму правителями. Что грозит Клеопатре не только потерей короны, но и обрекает на гибель ее детей…
Клеопатра на террасе. Художник Ф.-Л. Бридгман
И тут судьба дарует царице в 35 году до н. э. небольшую передышку. Во-первых, Октавиану становится пока не до войны за Египет — он изрядно застрял, ввязавшись в военные действия в Иллирии и Паннонии. Да и Антоний оказался не готов вернуться к Октавии — он написал ей письмо, в котором категорически не рекомендовал появляться в Александрии. По свидетельствам римских историков, получив послание от Антония, Октавия сумела сохранить спокойствие и с достоинством осведомилась, куда и как ей надлежит отправить солдат, снаряжение и подарки.
Но Плутарх и прочие молчат о том, в какой степени вообще идея поездки принадлежала Октавиану, а в какой — самой бывшей супруге Антония. Вряд ли у Октавии изначально были иллюзии относительно чувств мужа, она прекрасно понимала, что их брак заключен по политическим мотивам. Но это не значит, что она была свободна от ревности. Да и такая милая деталь, как оставшиеся у нее на руках дети — ее и Антония, а также его отпрыски, рожденные Фульвией, — играла свою роль. Желание вернуть детям отца во все времена считалось вполне благородным побуждением, даже если оно толкало на своеобразные поступки.