Клеопатра. Любовь на крови
Шрифт:
Октавиан спокойно обошелся без всех этих формальностей. Он сослался на древние обычаи и заменил все это неторопливое и добросовестное "иду на вы" тем, что при большом стечении народа метнул в сторону Востока копье, обагренное свиной кровью. Вполне возможно, что никакого подобного обычая в Риме времен Ромула и Рема не существовало. Позаимствовать идею, правда, будущий Август мог у Александра Македонского, когда-то метнувшего копье при высадке на азиатский берег.
Но в любом случае это выглядело эффектно, а обычная важная сосредоточенность Октавиана, приверженца еще не сформулированного джазового принципа "лучшая импровизация та, что подготовлена заранее", не давала повода в чем-то усомниться. К тому же римское сознание
И ничего удивительного в таком поведении будущего Августа, если вдуматься, не было. Официального объявления войны не могло быть потому, что для нее вовсе не было повода. Никто не потрудился пояснить, в каких именно "преступных деяниях" обвиняется Клеопатра. И никто не вспомнил, что среди римских союзников и вассалов именно Клеопатра была всегда надежной и последовательной. Что же касается Антония, то, похоже, Октавиан рассчитывал, что тот сохранит верность Клеопатре и тогда можно будет с чистой совестью заявить, что он намерен выступить против соотечественников на стороне иноземной царицы. В конце 32 года до н. э. сенат отстранил Антония от должности консула и официально лишил его власти.
Впрочем, некоторые даже из современных авторов придерживаются мнения, что Клеопатра сама готовила поход на Рим и побуждала к тому Антония. Блон так представляет ход ее мыслей: "Парфяне? Хорошо. Но они могут потерпеть. Главное для Антония — свергнуть Октавиана, войти в Рим и стать диктатором. И только тогда во главе всех римских легионов, объединенных единым руководством, можно разбить парфян. И в руках супругов окажется весь мир. А наследником будет Цезарион. Подготовиться к нападению на мощный Рим — дело нелегкое даже для незаурядного человека. Антоний и Клеопатра потратили на подготовку пять лет. На верфях Сирии и Греции не затихал визг пил и стук молотков. Триремы, которые велела строить Клеопатра, соответствовали традиционным нормам, а Антоний стремился создать линейные корабли, громадные (по тем временам) плавучие крепости с металлическими таранами, с башнями и баллистами…"
Октавиан, в свою очередь, построил к весне 31 года до н. э. две с половиной сотни кораблей, собрал немалую пехотную группировку и несколько тысяч всадников.
КАТАСТРОФА ПРИ АКЦИИ
И кто бы ни начал первым точить меч на другого, настало время решающей битвы. Произошла она возле западного побережья Греции. Там, где в античности располагалось маленькое государство Эпир, родина царицы Олимпиады, матери Александра Великого. Теперь тут решалась судьба одного из созданных им царств. И судьба Рима, о котором при Александре еще никто не ведал. На эпирском берегу существовал известный залив Амбрасия, ныне именуемый заливом Амуракинос. Сейчас на мысу, господствующем над входом в залив, расположен город Превеза, а в древности он носил название Берениция. Напротив — на мысу в южной части пролива — возвышается гора Акций (Акциум), и мыс называется так же.
Тут-то и развернулись события, призванные определить, кто же будет повелевать всей тогдашней ойкуменой — Рим или Александрия. Октавиан высадил войска на эпирском побережье неподалеку от входа в залив Амбрасия. Антоний и Клеопатра уже поджидали его, причем у них было столько же конницы, более чем в два раза больше пехоты и намного больше кораблей. Основная часть флота находилась у мыса Акций, оставшиеся корабли были рассредоточены вдоль берега. Сравнение сил говорит о явном преимуществе не в пользу Октавиана.
Сражение при Акциуме. Л.-A. Кастро
Однако будущий Август хладнокровен и расчетлив. "Битва у мыса Акций вызывала у историков всех времен недоумение, и никому из них не удавалось найти удовлетворительного объяснения случившемуся", — писал Артур Вейгелл. Октавиан умел ждать, справедливо подозревая, что большое войско Антония надо снабжать провиантом, что не так легко в условиях скудной скалистой местности. Ожидание сражения затянулось, между двумя армиями сновали тайные эмиссары, поощряя потенциальных перебежчиков. Антоний и Клеопатра постоянно спорили между собой, где давать генеральное сражение — на суше или на воде. А время шло… И оно работало на Рим.
Антоний приказал своим капитанам впустить флот Октавиана в залив Амбрасия, чтобы сковать подвижность быстроходных римских судов. 28 августа все было готово для начала битвы, ее ожидали на следующий день. Но утром подул сильный ветер, море разбушевалось. Стало очевидно, что никто никуда не плывет и ни с кем не сражается. Днем ветер усилился, разразился настоящий шторм. Он продолжался 30 и 31 августа и закончился к вечеру 1 сентября. Антоний продолжал вдохновлять войска и экипажи судов на быстрый решительный натиск в самом ближайшем времени. При этом обошел строй судов, воодушевляя личным примером войска и экипажи. Но он не знал, что один из видных дезертиров уже сообщил Октавиану подробности задуманного Антонием и Клеопатрой плана сражения.
Ночью разразилась ссора между ним и царицей. Причиной были давние разногласия насчет того, где давать основное сражение, на суше или на воде. Антоний вместе со своими командирами придерживался первого варианта, Клеопатра считала, что воевать надлежит на море. "Чего добились твои войска за эти полгода, пока они стоят лицом к лицу с войсками Октавиана? Твоя кавалерия бежала после попытки атаковать Агриппу. Ты так удачно разбил лагерь, что множество пехотинцев умерло или заболело лихорадкой на берегу болот. Ты не сможешь нанести решающий удар только на суше. Если же Октавиан потерпит поражение на море, его воины окажутся на побережье без поддержки и припасов, и их положение будет ухудшаться день ото дня".
Клеопатра настаивала на том, что право решения принадлежит ей, ведь Октавиан объявил войну царице Египта, да и деньги платила она. И за строительство судов, и жалованье войскам.
В конце концов она категорично потребовала, чтобы битва состоялась на море. Антоний не сомневался, что существовали и иные причины ее настойчивости. На море Клеопатра с ее многочисленными галерами и опытными командами — лучшими среди моряков обоих флотов — выступала в роли полноправного командующего. На ее долю пришлась бы изрядная доля славы в случае победы. А победу на суше приписали бы одному Антонию. И Клеопатра опасалась, что ее лишат триумфа, который она надеялась разделить со своим супругом.
Антоний хорошо знал, что даже в случае победы над Римом ему придется потакать пристрастиям народа, а не раздражать его. Поэтому он совсем некстати заявил Клеопатре, что в Рим войдет только он. Глаза царицы полыхнули яростью. Причем такой лютой, что доверенные лица Антония наперебой стали уверять его, что Клеопатра уже ищет возможности от него избавиться. Далее историки, а вслед за ними и Жорж Блон дружно описывают более чем драматичную сцену, разыгравшуюся на галере Клеопатры во время ужина в ночь с 1 на 2 сентября: 4 Ужин подходил к концу. Гости отведали вина из громадной амфоры, когда царица тоже попросила, чтобы ей налили кубок. Сделав глоток, она с присущим ей кокетством уронила в вино цветок, который украшал ее волосы, и протянула вино мужу. Антоний вдруг побледнел от волнения, его глаза увлажнились — ведь это жест любви? знак примирения? — и протянул руку, чтобы взять кубок. Но, прежде чем он коснулся его, Клеопатра с нервным смехом бросила сосуд на пол, и он разбился на куски: