Клеопатра. Последняя царица Египта
Шрифт:
Но Антоний не мог уговорить своих военачальников согласиться на это. Риск велик – так, видимо, разубеждали они его; и даже если победа будет за ними, не собирается ли он войти в Рим вместе с Клеопатрой? Горожане не потерпят этого после всех услышанных ими рассказов о магической силе царицы над ним. Пусть она возвращается назад в Египет и не подрывает больше народную любовь к Антонию. Как он может явиться миру истинным республиканцем рука об руку с царицей Клеопатрой? Отказавшись от морского сражения, можно обойтись без египетского флота и позволить ему уйти в Египет (если ему удастся прорвать блокаду). Клеопатра предоставила корабли, но не солдат, и сухопутное сражение можно провести без ее помощи, и тогда не будет причины для критики Антония. И Октавиан не сможет больше говорить, что он ведет войну с Клеопатрой, а не с Антонием. Деньги, которые Клеопатра дала на эту кампанию, уже почти кончились, и, таким образом, она больше не была нужна для его дела. Пусть Антоний откажется от намеченного морского сражения и распорядится, чтобы царица быстро отправилась вместе со своими кораблями к себе на родину, потому что так, и только так можно было убедить недовольных республиканцев в их армии. Клеопатра, по их словам, была вдохновительницей войны;
Антоний, по-видимому, понимал справедливость этих доводов и обещал попытаться уговорить свою жену вернуться в Египет и там ожидать исхода войны. В этом своем решении он укрепился, когда даже Канидий, который все время был за то, чтобы Клеопатра находилась при армии, стал уговаривать его просить ее уехать и дать им сразиться с врагом. Поэтому Антоний, видимо, сказал царице, что желает ее отъезда, подчеркнув, что только таким путем можно гарантировать себе победу.
Клеопатра, надо полагать, была в ярости. Она не доверяла Антонию и, наверное, испытывала сильные сомнения относительно того, будет ли он по-прежнему защищать ее интересы после победы. Она даже сомневалась, победит ли он. В тот момент это был не человек, а развалина, так как слишком достоверное исполнение роли Бахуса разрушило его нервную систему и личность. У Антония больше не было сил и решимости, необходимых для того, чтобы основать в Риме имперский престол, и Клеопатра чувствовала, что, даже если ему будет сопутствовать успех в боях с Октавианом, из него получится плохой регент для ее сына Цезариона. Потратив ее деньги и воспользовавшись ее кораблями на этой войне, Антоний мог бросить ее дело; а тот факт, что они сражаются ради сына и наследника Цезаря, уже оказался отодвинутым на второй план, а может быть, и совсем забытым. Клеопатре, вероятно, казалось безумием оставить мужа в такой критический момент. Чтобы предотвратить в дальнейшем случаи дезертирства, он может провозгласить свои республиканские принципы, как только она повернется к нему спиной. Оказавшись в нетрезвом виде, он мог связать себя такими обязательствами, которые никогда не позволят ему отказаться от своих демократических обещаний. Так как Клеопатра не пользовалась любовью среди его полководцев, Антоний, наверное, мог тут же сказать им, что она для него ничего не значит; а ради того, чтобы обеспечить победу, он мог даже развестись с ней. Разумеется, было видно, что сейчас Антоний предан ей, полагался на нее во всех делах и казался потерянным без нее, но, насколько она его знала, честолюбие могло оказаться сильнее любви. Поэтому Клеопатра категорически отказалась уехать, а Антоний по причине все того же пьянства стал управляемым и, наверное, слишком боялся ее гнева, чтобы настаивать на отъезде.
Однако его разговор с ней, видимо, прибавил Антонию решимости как можно скорее прорвать блокаду и в то же время сделать так, чтобы Октавиан не смог ускользнуть из своего укрепленного лагеря, который станет для него смертельной ловушкой. Став хозяином на море, Антоний, по крайней мере, откроет Клеопатре путь в Египет, и она сможет без помех уйти со своим флотом на родину. Поэтому он поспешил доукомплектовать свои корабли и одновременно послал Деллия и Аминту во Фракию для формирования там новых отрядов кавалерии в поддержку уже имевшихся в его распоряжении сил. Клеопатра обратила его внимание на то, что местность, на которой был разбит их лагерь на мысе Акций, чрезвычайно нездоровая, и если они останутся там, то войска скосит малярия. По-видимому, ей удалось уговорить его переместиться в северную часть Амбракийского залива, чтобы и разместить свою армию в менее вредном для здоровья месте, и плотнее окружить Октавиана во время подготовки к морскому сражению. Домиций Энобарб был по-прежнему горячо против этой битвы; а теперь, увидев, что Клеопатре не только было разрешено остаться с армией, но и ее план по прорыву блокады принят вместо плана по отходу в глубь страны, он пришел в сильную ярость и не мог больше оставаться в одном лагере с царицей. Поэтому, взойдя на борт корабля, по его словам ради собственного здоровья, он пробрался через боевые порядки Октавиана и предложил свои услуги врагу. Однако Энобарб не дожил до того, чтобы насладиться благотворными последствиями такой перемены, так как, заразившись малярией еще на мысе Акций, умер до начала сражения, ставшего известным в истории по названию этого мыса.
Этот случай дезертирства, произошедший, вероятно, в начале августа, стал ужасным ударом для Антония, и он, видимо, обвинил свою жену в том, что она стала его причиной, что, без сомнения, так и было. На этот раз Антоний более энергично настаивал на ее отъезде в Египет, после чего последовала бурная ссора, которая не прекращалась, я полагаю, все то время, что они оставались в Греции. Мне кажется, сначала царица категорически отказалась оставить Антония и, вероятно, обвинила его в том, что он хочет бросить их дело. Она могла с презрительной усмешкой напомнить ему о том, что его договор с ней о мерах к установлению римско-египетской монархии был заключен в то время, когда он сильно отдалился от Рима и нуждался в финансовой помощи; теперь же у него есть четыреста респектабельных сенаторов-республиканцев, которые оказывают на него давление, и, без сомнения, в такой момент их поддержка для него имеет большую ценность, чем ее собственная. Однажды он уже бросал ее, так что она совершенно готова к тому, что он сделает это еще раз.
Ее гнев, недоверие и горе, вероятно, глубоко удручали Антония, и он снова уступил бы, наверное, если бы не произошло еще три случая дезертирства из его лагеря. Царь Пафлагонии, явно завидовавший власти Клеопатры, переметнулся к Октавиану и рассказал ему о раздорах в лагере Антония. Двое других, римский сенатор по имени Квинт Постумий и арабский вождь из Эмесы (Сирия) по имени Ямбликус, были схвачены. Для устрашения тех, кто мог иметь намерение переметнуться к врагу, обоих казнили: одного разорвали на части, а другого пытали. С каждым днем дело Октавиана приобретало все больше сторонников, а Антоний все больше подвергался
Упав духом оттого, что события принимают такой оборот, он снова приказал царице отправляться в Египет. И наконец, уязвленная упреками Антония, Клеопатра решила отплыть, забрав с собой весь свой флот. Приняв такое решение, она, видимо, стала обращаться с Антонием с величайшей враждебностью, а он, будучи в чрезвычайно взвинченном состоянии, начал бояться, что она может убить его. Большие глаза Клеопатры, казалось, пылали гневом, когда она смотрела на Антония, а презрение, которое она испытывала теперь по отношению к нему, читалось у нее на лице. Казалось, он съеживался перед ней, как провинившийся мальчик, и говорил своим друзьям, что уверен: она убьет его в гневе. Услышав это, Клеопатра решила проучить его так, чтобы он запомнил этот урок навсегда. Однажды вечером за ужином она приказала наполнить свой кубок из того же винного кувшина, из которого пили все, и, отпив немного вина, передала чашу Антонию, словно в знак примирения. Он, с готовностью подняв ее ко рту, уже собирался приложиться губами к тому месту, где за мгновение до этого находились губы царицы, когда, словно для того, чтобы украсить свое действие, она сняла со своей головы венок из цветов и окунула его в вино. Антоний снова поднял чашу, но внезапно Клеопатра выбила ее из его рук, сказав ему, что вино отравлено. Антоний возразил, что она ошибается, так как она сама только что пила из этого же кубка. Но Клеопатра спокойно объяснила ему, что венок, который она окунула в вино, передавая ему кубок, был отравлен и что она сделала это, чтобы показать Антонию, насколько безосновательны его страхи за свою жизнь. Ведь если бы она действительно хотела избавиться от него, она могла сделать это в любой момент одним из таких хитрых способов. «Я могла бы убить тебя в любое время, – сказала она, – если бы могла обойтись без тебя».
Надо думать, царица теперь вела себя очень заносчиво и высокомерно, считая настойчивые требования Антония ее отъезда нарушением обещания. В глубине души она, вероятно, боялась того, что он действительно покинет ее, и тревога за будущее своей страны и своей династии терзала ее сердце день и ночь. Но по отношению к Антонию Клеопатра, видимо, демонстрировала холодность и презрение, доводя его тем самым до совершенно жалкого состояния. Однако он не осмеливался изменить свое решение относительно ее отъезда, так как посвятил некоторых сенаторов и военачальников в тайну предстоящего события, что сильно успокоило взрывоопасную атмосферу, столь долго царившую в лагере. На мой взгляд, тот план, на котором сошлись он и его супруга, состоял в следующем. Окружив линию обороны Октавиана на суше еще более плотным кольцом и предприняв все меры к тому, чтобы помешать ему выйти из-за своих укреплений, Антоний хотел посадить своих лучших легионеров на столько кораблей в Амбракийском заливе, сколько было пригодно для боя. Эти корабли должны были силой проложить себе дорогу из залива и уничтожить флот Октавиана. Как только это будет сделано, начнется атака на вражеские позиции с моря и суши, и Клеопатра вместе со своим египетским флотом сможет затем отплыть в Александрию, предоставив Антонию войти в Рим без нее.
Этот план, по моему мнению, представлял собой единственно возможный способ избавить армию Антония от влияния египтян. Если бы Клеопатра была вынуждена отправиться в Египет по суше через Малую Азию и Сирию, то жители этих мест не только стали бы считать ее отъезд бегством, который стал бы причиной паники и бунта, но и египетский флот по-прежнему оставался бы в Амбракийском заливе, показывая своим присутствием, что Клеопатра и ее царство Египет все еще являются главными движущими силами войны. С другой стороны, если бы царица отправилась на своих кораблях по морю, то пришлось бы затевать морское сражение с целью прорвать блокаду и позволить ей ускользнуть таким путем. Таким образом, требование республиканцев отъезда царицы к себе на родину и неоднократно повторенная мысль самой Клеопатры о том, что войну должна решить морская битва, здесь совпали, определив решение Антония, и он сделал ставку на морское сражение.
Когда это решение было принято, Антоний объявил войскам, что флот должен прорвать блокаду 29 августа, но тот факт, что египетские корабли должны будут уплыть немедленно после боя, не был оглашен; об этом знали лишь несколько человек. Огромное количество кораблей были плохо оснащены для сражения и испытывали сильную нехватку личного состава. И Антоний приказал сжечь эти корабли, так как, хотя они и были бесполезны для него, они могли бы пригодиться врагу, который мог захватить их, пока флот носится по Ионическому морю. 60 лучших египетских кораблей и 170 кораблей Антония были подготовлены к битве. Во время этих приготовлений было далеко не легко держать в тайне отъезд египетского флота. Чтобы доплыть до Египта, 60 кораблей Клеопатры нуждались в больших парусах, но эти паруса при обычных обстоятельствах не брали обычно, идя на бой. И чтобы не было заметно, что только египетские корабли готовятся к дальнему пути, что вызвало бы подозрения, всему флоту было приказано поставить большие паруса. Антонию пришлось объяснять всем, что они потребуются для преследования врага. Еще одну трудность представляло то, что Клеопатре требовалось взять с собой свой багаж, включая столовое золото и серебро и драгоценности, но это в конце концов было сделано под покровом темноты, не возбуждая ничьих подозрений.
Многие полководцы, не понимавшие, что морское сражение было в значительной степени навязано Антонию теми, кто желал избавиться от египтян, сильно возражали против этого плана, а один пехотный военачальник, указывая на множество шрамов и отметин от ран на своем теле, умолял Антония сражаться на суше. «О полководец, – сказал он, – чем тебя прогневали наши раны и мечи, что ты решил довериться гнилому дереву? Пусть египтяне и финикийцы сражаются на море, но нам дай сушу, на которой мы умеем умирать там, где стоим, или добиваемся победы». Но Антоний не ответил ему, а лишь сделал движение рукой, словно желая ему мужества.