Клешни для "именинников"
Шрифт:
– Будем ждать?
– уныло поинтересовался он.
Кристиан посмотрел на небо, затем, с опаской, на лес, и это послужило ответом. Доктор вздохнул и опустил взгляд на свой, вымазанный глиной, пистолет. Штопор попытался изобразить равнодушие и сунуть руки в карманы, но они были мокрыми и это оказалось нелегко.
– Деда нужно искать, - изрек он, - как-никак, все-таки мой земляк...
– А если он уже на подходе и не найдет нас здесь?
– предположил доктор.
– Да, его нужно искать, - поддержал Мельского Ларри, - старику достался самый маленький участок острова, и он давно должен
– Но я не смогу обойти остров еще раз, - жалобно застонал доктор, - к тому же вот-вот стемнеет... Я предлагаю вернуться на виллу.
Штопор остановил поток жалоб, наступив Хоузу на ногу:
– Не нужно волноваться, корешок, а то будет плохой аппетит... Колес тебе здесь все равно не найти, - Мельский сгримасничал, изображая улыбку, и перестал давить доктору на ногу. Тот несколько раз растеряно моргнул и удивленно прошептал:
– Чего нет, колес?
– Ну да..., таблеток для тебя, - с этими словами Мельский зашагал вслед за Ларри, который даже не оглянулся.
Доктору ничего не оставалось, как смахнуть с носа первую, попавшую на него, дождевую каплю и заставить свои ноги поработать в очередной раз.
Капли дождя падали все чаще и чаще и вот уже они образовали сплошную водяную стену. Небо словно прорвало, и очертания трех сгорбленных фигур расплылись в серой пелене.
В течении всего пасмурного дня в спальне было произнесено немногим больше десяти самых обыденных слов. Молчание казалось зловещим и большей частью именно от этого маленькая Джулия чувствовала себя самой несчастной во всем мире.
Дженнис забилась в кресло и внешне представляла собой пациентку психиатрической клиники. Она вообще не произнесла ни слова и лишь медленно водила глазами по унылой мрачной комнате, да теребила локон на правом виске.
Снегирева была более оживлена и несколько раз безуспешно пыталась завести разговор, но это происходило скорее для того, чтобы как-то заглушить в себе страх.
Лоуренсу посчастливилось отыскать на комоде книжку, и он углубился в нее, наверное, просто рассматривая буквы, нежели читая их и вникая в смысл.
Изредка он оставлял ее в кресле и подходил к окну, задерживаясь там минут на десять, не более. С пистолетом он был неразлучен и все гадал, внушает ли он девушкам хотя бы какуюнибудь уверенность... Глядя на Дженнис, угадать это было трудно.
Примерно за час до наступления сумерек, Лоуренс почувствовал себя значительно хуже: рана на руке тянула, пульсировала и создавала массу других неприятных ощущений, от которых Том спасался алкоголем. Лучше ему не становилось и скоро у него начался жар. Он отшвырнул книгу и потрогал лоб, ощутив на руке дыхание, такое горячее, что его можно было сравнить со струей пара из чайника. Все тело ломило, а рана, казалось, выворачивалась наизнанку.
Лоуренс встал, озадаченно посмотрел на револьвер, после нескольких секунд раздумья положил его на столик и направился к двери. Даже мисс Копленд вышла из транса и метнула удивленный взгляд ему вслед.
– Вы покидаете нас, мистер..., ой все забываю вашу фамилию, - разволновалась Вера. Взгляд Джулии задавал тот же вопрос, она встала
– Спущусь в свою комнату, возьму аспирин и вернусь, - не оборачиваясь ответил Лоуренс и взялся за дверную ручку, но слабый голосок девочки все же заставил его повернуться.
– Дядя Том, мне можно с вами? Мне надоело в этой комнате...
Снегирева нарочито громко фыркнула, думая, что Джулии не нравится общество Дженнис и ее.
– Не стоит, малышка, - ласково проговорил Лоуренс, - я возьму лекарства и сразу вернусь. Хорошо?
Девочка вздохнула и кивнула белокурой головкой. Лоуренс хотел улыбнуться, но у него ничего не получилось: высокая температура давала о себе знать. Дверь закрылась, и в спальне повисла тяжелая тишина, от которой звенело в ушах. Казалось, можно было слышать хлопанье ресниц. Это продолжалось две-три минуты, а затем все изменилось настолько, что уж лучше бы стояла гробовая тишина.
Где-то в недрах здания послышался негромкий звук, похожий на призыв о помощи. Он донесся всего один раз, и его услышала одна Джулия: она прислушалась и подошла к двери. Вера оторвала взгляд от тусклого подсвечника и с интересом на нее посмотрела:
– Ты все-таки пойдешь за ним?
– Мне показалось, что дядя Том зовет нас, - тихо произнесла девочка.
– Вот именно, показалось... В этом ужасном доме может показаться все, что угодно. Надеюсь ты не пойдешь вниз?
– Но он звал нас, - наивные детские глаза смотрели на Снегиреву с надеждой и не встречали никакой поддержки.
– Давайте сходим... Вера скривилась:
– Низа что! И ты не пойдешь, девочка, тебе нечего там делать... Уже темнеет.
– А вы?
– Джулия с надеждой посмотрела на ушедшую в себя Дженнис. Та мельком взглянула на дверь и снова вперилась в потолок, равнодушно при этом бросив:
– Все равно все мы здесь умрем!
Джулия побледнела, но от двери не отошла:
– Пойдемте, дядя Том надеется на нас... Он оставил нам пистолет... Ему может быть очень плохо..., - едва не плача говорила девочка.
– Что ты все заладила: дядя Том, дядя Том, никто из нас ему не поможет. Лично я не умею стрелять из этой штуки, - Снегирева посмотрела на револьвер, как на гремучую змею.
– Я пойду, посмотрю, - упрямо поджав губы, всхлипнула Джулия и открыла дверь. Снегирева рванулась к двери словно пушечное ядро и схватила девочку за руку:
– Стой, ненормальная!
– едва не задохнувшись, выпалила она.
– Я не пущу тебя! Он мужчина, он справится, слышишь?
Джулия не стала вырываться, и Вера отпустила ее маленькую ручонку.
– Ты же не пойдешь, ведь правда? Сейчас мы вернемся в комнату и будем ждать всех остальных. Они скоро вернутся. Ну..., пойдем? – девушка подтолкнула Джулию к двери, но та, совершенно неожиданно увернулась и бросилась через бильярдную на первый этаж. Снегирева оцепенела, мысленно призналась себе, что сама бы туда никогда не пошла. Она вернулась в спальню, взяла револьвер. Повертела его в руках с таким видом, словно держала препарированную лягушку. Сделала шаг к выходу, затем остановилась, задумавшись и, наконец, бросив револьвер на пол, подбежала к двери и приперла ее спиной. Она часто и глубоко дышала, а ее грудь то поднимала, то опускала ее блузку.