Клетчатая зебра
Шрифт:
– Все нормально, – севшим голосом сказала я. – Вера Савельева имеет мужа, Андрея, врача, и дочь Ирину, школьницу. Так?
– Верно, – подтвердил Овсянкин. – Хочешь на десерт кусок шоколадного торта?
– Навряд ли ты сможешь меня удивить, – тихо ответила я.
– Записывай данные Светланы Михайловны Фурыкиной!
Меня обдало жаром.
– Она жива?
– Алексея Фурыкина расстреляли, а его супруга отсидела большой срок, от звонка до сирены, и сейчас она Попова, вернула себе девичью фамилию.
– Адрес! –
– Сталелитейный проезд, дом семь, комната четыре, – отрапортовал Овсянкин. – Это общежитие завода по производству пластиковой посуды. Фурыкина-Попова работает там на складе, она упаковщица.
Я бросила взгляд на часы. Интересно, когда начинается смена? И позволят ли постороннему человеку пройти на склад? Боюсь, не смогу заснуть, промаюсь всю ночь, ожидая момента, когда будет можно помчаться в столь романтично названный Сталелитейным проезд.
Фабрика, где штамповали одноразовые чашки-тарелки-ложки, размещалась в новом мрачном здании из серого бетона и охранялась строже, чем завод по производству ракетного топлива. Все мои попытки проникнуть внутрь были пресечены хмурыми парнями в черной форме из частного охранного агентства. Накачанные юноши с каменным выражением на лицах повторяли:
– Посторонним вход запрещен.
Прикинуться оптовым покупателем было плохой идеей. Для торговцев, оказывается, имелся магазин, на склад закупщиков не пускали.
Поняв, что потерпела сокрушительное поражение, я села в машину и стала наблюдать за проходной. Когда народ пойдет со смены, порасспрашиваю местных теток и найду Светлану Михайловну Попову. Чтобы не заснуть, я включила радио и вытащила мобильный, сегодня день рождения Ники Пестовой, надо ее поздравить. Когда трубка оказалась в руке, я расстроилась, похоже, у меня начинаются проблемы с памятью, опять забыла включить сотовый. Неужели ко мне крадущимся шагом приближается склероз?
Не успел палец нажать на нужную кнопку, как раздались резкие звонки, и одновременно с ними мерное попискивание приходящих эсэмэсок.
– Фирсов, – заорали из трубки, – Фирсов.
– Что случилось, Иван Николаевич? – спросила я, не отрывая взора от дверей фабрики.
– Фирсов! – надрывался зануда.
– Васильева, – в тон ему отозвалась я, вовремя сообразив: преподаватель будет представляться, пока не услышит в ответ мою фамилию.
– Наконец-то! – выдохнул он. – Я звонил вам всю ночь.
Я мысленно перекрестилась. Хорошо, что всегда отключаю перед сном мобильный.
– Утка! – продолжал Фирсов в присущей ему манере. – Невероятно! Неописуемо!
– В каком смысле «неописуемо»? – деликатно осведомилась я. – В прямом или переносном? Ночной горшок не очень велик и весьма мил внешне.
– Я собираю уток! – заголосил Фирсов.
– Я привезла вам пакет в целости и сохранности.
– Уток! – талдычил Иван Николаевич. – Кря-кря! Фигурки птиц, а не то, о чем сказать стыдно! Заберите свою гадость назад!
– Спасибо, не хочу, – честно ответила я. – Побеседуйте с тем, кто отправил посылку.
Иван Николаевич начал что-то бубнить, но я быстро отсоединилась и выскочила из машины. Большая стрелка часов, висевших на фасаде здания, замерла на цифре «12», маленькая указывала на «2», из дверей повалили работники фабрики, в основном женщины, одетые в платья и вязаные кофты – сегодня на улице внезапно похолодало, народ предпочел утеплиться.
Первая схваченная мной за рукав тетка приветливо откликнулась:
– Светлана Попова? Не знаю ее. В каком цеху работает?
– Вроде на складе, – уточнила я.
– Катьк! А Катьк! – заорала собеседница.
Одна из баб остановилась.
– Чего тебе?
– Попову знаешь? Она у вас сидит.
– Светку? – спросила Катя.
– Да, – обрадовалась я. – Где ее найти?
– Чего искать… – хмыкнула Катя. – Вон пионерка чапает, в синих штанах. Левее позырь!
Я пошарила глазами по толпе и выделила из массы обрюзгших теток хрупкую фигурку подростка лет двенадцати, единственную, на ком были джинсы.
– Чего стоишь? – удивилась Катя. – Лови ее, а то в маршрутку сядет.
Я ринулась за школьницей, не понимая, какое отношение она имеет к Фурыкиной. Может, это ее внучка? Кто же разрешил несовершеннолетней работать на фабрике? Даже во время летних каникул нельзя принимать на службу тех, кому не исполнилось четырнадцать.
Девочка отделилась от толпы рабочих и пошла к ларькам. Похоже, она намеревалась сделать покупки, потому что притормозила возле лотка с косметикой. Я схватила ее за плечо.
– Скажи, пожалуйста…
Подросток обернулся, и конец фразы застрял у меня в горле. Из-под вытравленной перекисью челки на меня хмуро смотрели глаза с жирно нарисованными «стрелками», на щеках полыхал неестественный румянец, нанесенный слишком толстым слоем, губы напоминали сосиски, в них явно вкачали гель, а сверху намазали перламутровой помадой. Но ни большое количество косметики, ни силикон, ни щуплая фигурка, ни тинейджерская одежда не могли скрыть возраст тетки. Да, сзади ее легко было принять за школьницу, но при взгляде на лицо иллюзия рассеивалась. Передо мной стояла явно немолодая особа.
Глава 30
– Светлана Михайловна? – выдавила я из себя.
В глубине ярко накрашенных глаз метнулся огонек тревоги.
– Чего надо? – нелюбезно спросила бывшая зэчка.
Но я уже успела прийти в себя.
– Ваша фамилия Фурыкина?
Тетка дернула плечом.
– Ошибка! Я Попова. Не лезь!
– Давайте зайдем в кафе? – миролюбиво предложила я.
– Денег нет на ресторан, – по-прежнему грубо отреагировала тетка.
– За мой счет, – пообещала я.