Клетка для простака. Тот, кто шепчет
Шрифт:
Разумеется, вы не можете знать, что Фей подарила флакончик этих духов Марион Хэммонд. Он стоит сейчас на ночном столике. Но откуда вам об этом знать? Вы просто вдыхаете аромат духов Фей. Какие после этого могут у вас оставаться сомнения?
Уже после первого замечания доктора Фелла Майлс начал догадываться. Но теперь он ясно видел всю картину.
– Да! – выразительно произнес доктор Фелл. – Гарри Брук, он же Стивен Кертис, задумал искусное убийство. Но он выбрал не ту женщину.
Воцарилось молчание.
– Однако! – добавил доктор Фелл, взмахом руки отправив в полет кофейную чашечку, на что, впрочем, никто из присутствующих не обратил внимания. – Однако я снова иду на поводу у своей прискорбной привычки предвосхищать события.
Должен сознаться, что вчера вечером я был озадачен. Я полагал, что убийство Говарда Брука было делом рук Гарри. Я полагал, что Фей Ситон подобрала портфель с проклятым плащом и что он до сих пор находится у нее. Собственно говоря, я намекнул ей об этом, спросив, может ли она плавать под водой. Но нападение на Марион Хэммонд казалось совершенно необъяснимым.
Даже произошедший на следующее утро инцидент не раскрыл мне до конца глаза. Именно тогда я впервые увидел «мистера Стивена Кертиса». Он якобы вернулся из Лондона и был очень весел и оживлен. Он неторопливо вошел в гостиную, когда вы, – доктор Фелл многозначительно взглянул на Майлса, – разговаривали по телефону с мисс Морелл. Помните?
– Да, – ответил Майлс.
– Я помню наш разговор, – сказала Барбара, – но…
– Что касается меня, – возопил доктор Фелл, – то я вошел вслед за ним, неся поднос с чашкой чаю. – Доктор Фелл нахмурился, на его лице появилось выражение крайней сосредоточенности. – «Стивен Кертис» мог слышать ваши слова, обращенные к мисс Морелл, – он громко прочистил горло, – которые я сейчас повторю почти в точности: «Сегодня ночью случилось нечто ужасное, – сказали вы мисс Морелл. – В комнате моей сестры произошло что-то, чего не в силах постичь человеческий разум». Следующую фразу вы сразу же прервали, потому что вошел «Стивен Кертис».
Вы немедленно начали лихорадочно уверять его, что он не должен беспокоиться. «Все в порядке, – сказали вы ему, – Марион пришлось нелегко, но с ней все будет хорошо». Вспомнили?
Майлс очень ясно видел стоящего в комнате «Стива» в его аккуратном сером костюме, со свернутым зонтиком под мышкой. Он вспомнил, как кровь медленно отхлынула от лица этого человека.
– Я не мог видеть его лица. – Доктор Фелл словно обладал сверхъестественной способностью читать мысли Майлса. – Но я услышал, что голос этого джентльмена прозвучал на несколько октав выше, когда он крикнул: «Марион?» Вот так!
Говорю вам, сэр, если бы моя голова лучше работала сегодня утром – а она подвела меня, – то одно это слово выдало бы его. «Кертис» был словно громом поражен. Но что могло его потрясти? Вы сказали, что в комнате вашей сестры произошел какой-то ужасный инцидент.
Допустим, я возвращаюсь домой и слышу, как кто-то говорит по телефону, что в комнате моей жены случилось нечто ужасное. Не будет ли самым естественным для меня решить, что несчастный случай – или что бы там ни было – произошел с моей женой? Почему меня больше всего должно потрясти от обстоятельство, что жертвой является именно моя жена, а не тетя Марта, живущая в Хекни-Уик?
Это могло бы вселить в меня подозрение.
Но, к несчастью, я тогда не смог правильно истолковать его реакцию.
Но помните ли вы, что он сделал сразу после этого? Он, прекрасно отдавая себе отчет в своих действиях, поднял зонтик и превратил его в груду обломков, изо всех сил ударив им по краю стола. «Стивен Кертис» считался человеком флегматичным, он притворялся таковым. Но в этот момент он был Гарри Бруком, бьющим по теннисному мячу. Гарри Бруком, не получившим желаемого.
Майлс мысленно представил себе его.
Красивое лицо «Стивена», лицо Гарри Брука. Его светлые волосы, волосы Гарри Брука. Майлс отметил, что Гарри не поседел преждевременно из-за своей излишне нервной натуры, как предсказывал профессор Риго. Он потерял свою шевелюру, и Майлсу почему-то показалось нелепым представлять себе Гарри Брука почти совершенно лысым.
«Вот почему он казался старше своих лет – мы считали, что „Стиву“ уже под сорок. Но они никогда не обсуждали с ним ею возраст».
«Мы». Он имел в виду себя и Марион…
Майлса вывел из задумчивости голос доктора Фелла.
– Этот джентльмен, – угрюмо продолжал доктор, – увидел крушение своих планов. Фей Ситон была жива, она находилась здесь, в этом доме. А вы, сами того не ведая, нанесли ему минуту спустя еще один, почти столь же сокрушительный удар. Вы сообщили ему, что в Грейвуде находится другой человек, также знавший его как Гарри Брука, – профессор Риго, который спит наверху, в комнате самого «Кертиса».
Стоит ли удивляться, что он отвернулся и подошел к книжным полкам, желая скрыть выражение своего лица?
Каждый предпринятый им шаг кончался катастрофой. Он попытался убить Фей Ситон, а вместо этого чуть не убил Марион Хэммонд. Когда его план провалился…
– Доктор Фелл! – мягко проговорила Барбара.
– Да? – взревел доктор Фелл, прервав свои невнятные рассуждения. – О да! Мисс Морелл? В чем дело?
– Я понимаю, что лезу не в свое дело. – Пальцы Барбары теребили край скатерти. – Я имею ко всему этому весьма косвенное отношение – я хотела бы помочь, но не в силах это сделать. Но, – она умоляюще взглянула на доктора серыми глазами, – но, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пока бедный Майлс не сошел с ума, а вместе с ним и все мы, скажите нам, каким образом этот человек настолько испугал Марион?
– А-а-а! – протянул доктор Фелл.
– Гарри Брук – отвратительное ничтожество, – сказала Барбара. – Он не умен. Где он мог почерпнуть идею того, что вы называете «искусным» убийством?
– Мадемуазель, – сказал профессор Риго с величественной мрачностью Наполеона, сосланного на остров Святой Елены. – Эту идею ему подал я. А меня натолкнул на нее инцидент, происшедший с графом Калиостро.
– Ну конечно… – прошептала Барбара.
– Мадемуазель, – с горячностью выпалил профессор Риго, начиная колотить ладонью по столу, – вы сделаете мне большое одолжение, если перестанете говорить «ну конечно» в самых неподходящих случаях. Не будете ли вы так добры, – Риго стучал по столу как одержимый, – и не объясните ли мне, что вы хотели сказать своим «ну конечно» и что вы вообще могли иметь в виду, говоря «ну конечно»!