Клетка для разума (сборник)
Шрифт:
— У вас что-то есть на уме, это видно! Но все-таки я вам отвечу. В то время я встречался с несколькими из самых выдающихся людей, которых я знал. Они, конечно, были идеалистами, но признавали ценность моих теорий об отношениях между людьми. Они поощряли меня в моих исследованиях.
— Как вы сблизились с ними?
— Я познакомился ещё в колледже с тремя из них — двумя мужчинами и женщиной, и спорил с ними целыми часами. Конечно, тогда мои идеи ещё не сформировались.
— И вы уехали в Георгию, как только закончили колледж?
—
— И тогда вы начали искать этих людей?
Траск помолчал, потом раздраженно бросил:
— Послушайте, я пытаюсь быть совершенно искренним, но все это не имеет никакого отношения к тому, что вас интересует. Я буду счастлив рассказать вам все о тех делах, но не сегодня.
— Хорошо! Но я задам ещё два вопроса — последние.
— Спрашивайте, — покорно вздохнул ученый.
— Много ли было в Георгии этих... идеалистов?
— Я знал примерно двести таких людей, но у меня было впечатление, что их были тысячи. Можно было сказать, что у них были связи повсюду.
— Второй вопрос: говорили ли вы им о своем переносчике сознания?
— М-м... косвенным образом.
— Что это значит?
Траск беспокойно заворочался на своем месте, затрудняясь ответить.
— Ну, я дал им понять, что работаю над чем-то крупным, но всегда уклонялся от прямых вопросов.
— Почему?
Траск задумался.
— Да... понимаю, куда вы клоните. Вы спрашиваете, почему я не доверился этим людям, если они заслуживали уважения. Может быть, тут сыграла роль любовь к секретам, общая для всех изобретателей. Кроме того, я подозревал, что некоторые из тех, с кем я переписывался, были сторонниками насилия, и представлял себе, что будет, если они попытаются силой изменить общество. К тому же, по правде говоря, я думал, что изобретатель процесса, способного направлять ход истории, имеет право высказать свое мнение о том, как должно использоваться его открытие. Я же не мог предполагать, что так скоро буду обязан мчаться со всех ног в открытую могилу! — добавил он с язвительным смехом.
— Она действительно открыта, и чуть-чуть шире, чем надо! — угрожающим тоном сказал Марен.
Но рассказ Траска принес генералу большое облегчение, и Марен начал понимать, как обстояло дело. Натура Траска была странной смесью искреннего идеализма и практичности. Траск явно не пользовался их доверием и даже не был членом их организации. Его просто держали на длинном поводке.
— Дэвид, — серьезно заговорил Траск, — вы не представляете себе, насколько мы далеки от того принципа уважения к достоинству отдельно взятого человека, который в общем виде можно сформулировать так: нарушить права одного значит нарушить
— А маленький фокус, который вы проделали с моим телом, разумеется, не противоречит вашему моральному кодексу?
В пылу спора Траск упустил это из вида.
— Сейчас я ставлю на карту все, — помолчав немного, медленно сказал он. — Изобретатель устройства, которому суждено изменить историю человечества, оказался в исключительной ситуации.
Тут Траск замолчал, и на его лице отразилось удивление. Как будто слова, которые он только что произнес, открыли перед ним неожиданные перспективы и этим ошеломили его.
При виде того, как пот заливал лицо Траска, Марен подумал, что это его собственное тело возбуждается, напрягается, покрывается потом под влиянием чужих мыслей. Для Дэвида это было чем-то вроде осквернения — его тело было обесчещено.
Голос Траска зазвучал снова. Этот голос был хриплым, и слова, которые он тихо произнес, отодвинули мысль об этом невероятном, но реальном переселении душ на задний план сознания Марена.
— Дэвид, вам не понадобится пытать меня. Я отдам вам свое изобретение.
Глава 19
Изумленный Марен стал ждать. Когда люди оказываются перед лицом вечности они реагируют по-разному. Это может быть ледяное спокойствие, мощный всплеск эмоций (варианты которого бесчисленны) или насмешка. Третий тип поведения выбирают в основном сторонники оппозиционных взглядов: проиграв, они принимают свою судьбу с шуткой на устах и наигранной улыбкой.
Траск начал с эмоций.
— С того момента, как мое изобретение будет у вас в руках, вы окажетесь на перекрестке путей истории, — патетически заявил он. — Вы будете в состоянии перекраивать мир по своему желанию. И у вас не будет выбора: вы неизбежно будете действовать так, как действовал бы я. Точно так же!
Тут его порыв мгновенно угас, и Траск с покорным видом поднял взгляд на своего тюремщика.
— Само собой разумеется, меня вы ликвидируете. Хотя в конце концов, кто знает, — мечтательно добавил он. — Может быть, вы используете меня?
Это был уже не тот человек, который только что с таким жаром произносил высокие слова. Марен попытался понять, что скрывалось за этими словами, и в ужасе отступил: в них ясно были видны предательство, личные амбиции и жажда мести. Идеалы были тоже, но такие расплывчатые!
— Один из основных принципов группизма состоит в том, что индивид должен сознательно приносить себя в жертву высшим интересам коллектива, резко ответил он.
Траск, к которому, похоже, вернулась его самоуверенность, поморщился:
— Дэвид, учение группизма не настолько возвышенно и не настолько фундаментально, чтобы требовать самоотречения. Единственная сила, которая может побудить человека принести в дар самого себя — это глубокое внутреннее убеждение, что существует нечто незыблемое на уровне вечности.