Клетка для разума
Шрифт:
Теперь настало время заговорить о вознаграждениях. Марен перечислял их одно за другим и на этот раз внимательно следил за реакцией своих слушателей: как правило, именно в такое время контроль человека над собой ослабевает. Если в ряды восставших проник шпион георгийской королевы, при этой распродаже должностей и богатств своей страны он должен втайне от других быть в бешенстве, и часть детекторов лжи, скрытых под сиденьями, обязательно отметит его волнение. Но больше, чем чувствительности аппаратов, Марен доверял своему собственному умению обнаруживать борьбу чувств в душе человека по выражению лица
Читая её, Марен краем глаза наблюдал за агентами Контроля, которые входили в зал через боковые двери по крайним проходам. Оказавшись на одной линии с подозреваемым, они синхронно повернулись и, растолкав нескольких слушателей, умело окружили свою жертву.
Мышцы шпиона напряглись, но он был вынужден сдаться: было совершенно очевидно, что сопротивление бесполезно. Агенты потащили его к сцене. Марен успокоил собравшихся: "Этот арест произведен для вашей защиты: мы имеем основания подозревать, что этот человек - шпион. Может быть, некоторые из вас смогут его узнать, когда мы снимем с него маску".
Пленнику, должно быть, это казалось нереальным - так неожиданно все произошло. Он начал вырываться, но было слишком поздно. Его силой удержали на стуле, а в это время в зал вошел химик, кативший перед собой столик с банками и пузырьками. Этот человек не торопился, но знал свою работу: он проверил волосы, брови, щеки, уши, подбородок и рот арестованного, пробуя на каждой части тела все реактивы без исключения.
И на глазах у толпы лицо шпиона изменилось: белые, как лен, волосы сделались густо-черными, лицо стало худее и длиннее, а глаза, в которых светился страх, из серо-голубых превратились в светло-карие. Вдруг какая-то женщина крикнула: "Это же Куда!" Марен бросил вопрошающий взгляд на одного из своих подчиненных, и тот быстро набросал на грифельной доске несколько слов: "Высшее георгийское общество. Семья потомственных политиков".
Тогда Дэвид Марен вышел на авансцену.
– Друзья мои, я уверен: вы согласитесь, что мы в силах разобраться с этим Кудой и ему подобными. Перед вами стоят более важные задачи, чем решение судьбы шпиона. Отправляйтесь же выполнять свой священный долг! Через три дня мы встретимся в Итнаму. Приветствую вас от имени Великого Судьи, будущие руководители провинции Георгия!
Слушатели ответили на эти слова приветственными криками. В их дрожащих от волнения голосах прорывались истерические нотки. Скольких из этих людей не будет в живых через три дня? Возможность такого исхода их не останавливала, а Марен не имел никакого желания говорить, что статистические подсчеты по прежним революциям позволяли предполагать смертность среди руководителей восстания порядка двадцати процентов.
Пока участники собрания выходили из зала, Марен повернулся к охранникам, державшим шпиона:
– Хорошо обыщите его и приведите ко мне: я сам займусь им.
Через минуту Главнокомандующий входил в библиотеку. Дэвид Бернли сидел за тем самым столом, за которым недавно "умер". Увидев это, Марен нахмурился.
– Почему ты не в постели, Дэвид?
– Я должен был выполнить задание!
– щеки Бернли горели от волнения. Я чувствовал себя прекрасно и настоял на своем... у них не было никакого предлога помешать мне встать. Я проверил информацию, которую вы просили у меня.
– Он очень старался угодить Марену.
В этот момент генерал не знал, за что взяться: по его мнению, то, что случилось с его сыном, было гораздо важнее, чем георгийский шпион, а эта минута (точнее, две минуты) была драгоценна.
– Дэвид, эта... "штука", которая была у тебя в голове, - сколько времени она там находилась?
– Я её почувствовал, как только вошли те двое.
– Ты их знал?
– Я их никогда не видел, но они меня знали.
Марен быстро прикинул в уме: Слейтер, Великий Судья, многие люди из Контроля, сотрудники правительственных служб, участвовавшие в подготовке наступления, - о его полете знало достаточно много людей, и это объясняло утечку информации.
Дэвид-младший продолжил:
– Они знали, что я был пацифистом: я, конечно, болтал много лишнего в колледже. Они спросили меня, хочу ли я им помочь. Сначала я отказался. Клянусь, господин генерал, это правда! И тогда... появилось оно - там, в моем уме! Что-то завладело мной, и я услышал, как отвечаю им "да"! Они тут же сказали мне, что хотят взять ваше сознание под контроль, чтобы вы прекратили войну. Я продолжал говорить им, что согласен - против моей воли, честное слово, господин генерал!
– Бернли дрожал.
– Не мучай себя, я тебе верю.
Это была правда: временная смерть Дэвида-младшего была неоспоримым фактом, и Марен был уверен, что первые слова, которые мальчик пробормотал, придя в сознание, вырвались у Бернли против его воли. План заговорщиков был совсем не плох: какой был бы успех, если бы накануне войны они смогли захватить вражеского Главнокомандующего и управлять им с помощью гипноза!
От этих размышлений Марена оторвал звук открывающейся двери - это были охранники, которые привели Куду.
– Подождите минуту!
– Марен закрыл дверь и подошел к сыну.
– Сейчас мы будем допрашивать шпиона. Будь добр, забери свои бумаги и книги и жди меня в саду.
Дэвид быстро собрал свои вещи, но потом остановился:
– Я не могу остаться?
– Нет. У нас нет времени устраивать допрос по всем правилам, но мы не будем и перегибать палку.
Молодой человек немного побледнел, взял свои вещи и направился к двери, но замедлил шаг и обернулся.
– Насилие абсолютно необходимо?
– Насилие никогда не бывает абсолютно необходимым.
– Тогда почему...
Дэвид Бернли был явно озадачен.
– Если арестованный скажет нам то, что мы хотим узнать, никто не тронет и волоска на его голове, - спокойно ответил Марен и саркастически улыбнулся молодому офицеру, который кусал губы, говоря себе, что, вероятно, шансов на то, что шпион окажется таким сговорчивым, очень мало.
– И это ещё не все: может быть, мы посчитаем необходимым изменить некоторые из его взглядов и вернуть его в Георгию как нашего платного агента!