Клетка
Шрифт:
Сержио. Терпение, моя дорогая. Со временем все придет! (Кристьяно, который без особого интереса просмотрел газету.) Ну, что скажешь?
Кристьяно. Все одно и то же. Кучка идеалистов получила по пуле во имя свободы. Опять белые стреляют в черных.
Кьяра (перебивает). А черные — в белых!
Кристьяно. Это все так далеко, что нас не касается.
Сержио. Когда угнетенный народ восстает, разве не должны мы ему симпатизировать, переживать за него? А что ты чувствуешь, когда читаешь о том, что какой–то народ стал независимым?
Кристьяно.
Сержио. Никакой радости за них?
Кристьяно. Никакой.
Кьяра с интересом слушает, и одновременно готовит кофе.
Сержио. Ведь они такие же люди, как и мы. Мы победили в наших войнах за независимость. Теперь пришла их очередь. Это маленькие победы на пути к лучшему будущему. Каждый выигрывает от этих побед.
Кристьяно. У каждого своя жизнь. (Цитирует по памяти.) «…Мы преуспели в личном совершенстве; но эти наши успехи имели ли заметное влияние на окружающую жизнь, принесли ли пользу хоть кому–нибудь? Нет…»
Сержио смотрит на него с удивлением, он не ожидал такого, потом на Кьяру, которая варит кофе.
Кьяра (устало и саркастично). Чехов. Том такой–то, рассказ — Бог его знает, какой, страница… (Приглашает Кристьяно продолжить.)
Кристьяно (принимая ее всерьез). Страница двадцать седьмая. Том одиннадцатый, «Моя жизнь».
Сержио. Это все хорошо в какой–то степени. Ты все изучаешь что–то, а пользы от тебя никакой. Я же и читаю, и приношу к тому же пользу… Хожу, встречаю людей, общаюсь… (Кристьяно снисходительно улыбается.) Человек стоит столько, сколько он отдает. В конце концов, каждый сам творец своей жизни и своего счастья.
Кристьяно. Это не так. (Цитирует.) «Какой к черту он творец, если достаточно больного зуба или злой тещи, чтоб счастье его полетело вверх тормашками.».
Озадаченный, Сержио смотрит сначала на Кристьяно, потом на Кьяру, которая иронически улыбается.
Кьяра (пожимая плечами). Чехов. Том такой–то, страница… (Жестом приглашает Кристьяно продолжить, но тот на этот раз молчит.)
Сержио. А ты сам позволил бы какой–то зубной боли или какой–то теще сделать тебя несчастным?
Кристьяно. Всякое бывает.
Сержио (Кьяре, с красноречивым жестом). У него с головой все в порядке?
Кьяра (разливая кофе). В порядке–то в порядке, да только очень он избалован. (Подает кофе, смотрит на Кристьяно, тот смущенно отводит глаза.) Его надо было лет с четырнадцати приучать к самостоятельной жизни, чтобы он научился добывать кусок хлеба, бороться за женщину. Тогда бы он знал цену и хлебу, ценил бы женщину. (Пьет кофе.) Пейте кофе. Легче будет спорить.
Сержио. Спасибо.
Кристьяно обиделся. Они пьют кофе, пока Кьяра застилает свою кровать. Затем она идет к плите нагреть себе воды.
Сержио. (Кристьяно). Какой темперамент! (Показывает на Кьяру. Кристьяно никак не реагирует.) У нее есть голова на плечах!
Кьяра. Если бы была, меня бы здесь не было. (Они
Кристьяно (тихо). А где бы ты была?
Кьяра (загадочно). Далеко…
Сержио. Одна?
Кьяра (многозначительно улыбается). Разве тот, у кого есть голова на плечах, останется один?
Сержио допивает кофе. Встает, берет чашку Кристьяно, и несет их в раковину. Кристьяно возбужден и недоволен. Сержио что–то шепчет Кьяре, очевидно, какие–то комплименты.
Кьяра (польщена, с удовольствием). Спасибо. (Кристьяно это замечает, раздражается еще больше.)
Сержио (снова садится у клетки, после непродолжительной паузы). Нелла видела, что ты вчера читал.
Кристьяно. Я всегда читаю.
Сержио. Я говорю про газеты, которые я тебе давал.
Кристьяно. Так она теперь следит за мной? Где ты ее видел?
Сержио. Я уже говорил. На рынке. Торговля у них сегодня не очень хорошо идет. (Пауза.) Ты ничего не нашел в объявлениях?
Кристьяно. Объявления меня не интересуют. (С сарказмом.) А вот заголовки мне понравились! (Агрессивно.) Вы можете понять, что происходит? Или вы все так зачерствели, что не видите, куда мы катимся? Вчера ты сказал, что человек — «совершенное создание», и что это неправда, что мы живем по законам джунглей. (Читает заголовки из газет, лежащих на полу.) «Мэр Рима уличен в коррупции», «Епископ задержан на границе с золотом и драгоценностями», «Каждый четвертый полицейский — преступник», «Врач делал ненужные операции ради денег», «Умер от передозировки ЛСД», «Тридцать три человека убиты и четыреста арестованы при подавлении бунта», «Шесть тысяч детей умирают ежедневно от голода», «Врач изнасиловал четырехлетнюю». (Подчеркивает.) «Четыре года получила жена, нанесшая увечья мужу, который вел себя пассивно во время медового месяца». А послушайте это! (Поднимает одну газету.) «Тринадцатилетняя Мария Бучелли искалечена на фабрике. Ее волосы были затянуты станком, и девушка была скальпирована». И не так, как показывают в кино про индейцев! У нее были оторваны даже уши! Вот этот ваш мир, там, за дверью! Джунгли, кишащие дикими зверями. (Цитирует.) «Я, голубчик, не понимаю людей, и боюсь их. Мне страшно смотреть на мужиков, я не знаю, для каких таких высших целей они страдают, и для чего они живут». (Вяло, удрученно.) «Страх», том десятый…
Сержио. Я не скажу, что ты не прав. В общем, я с тобой могу согласиться. Много страха и страданий «там, за дверью», но и движение вперед, в лучшее будущее происходит там же, согласись! И мы должны быть благодарны тем, кто «там, за дверью», борется за это лучшее будущее для нас.
Кристьяно (не обращая внимания на слова Сержио). «С раннего утра до потемок гнут спины, болеют от непосильного труда, всю жизнь дрожат за голодных и больных детей, всю жизнь боятся смерти и болезней, всю жизнь лечатся, рано блекнут, рано старятся и умирают в грязи и в вони; их дети, подрастая, начинают ту же музыку, и так проходят сотни лет, и миллиарды людей живут хуже животных — только ради куска хлеба, испытывая постоянный страх…»