Клевые
Шрифт:
— Тот, кто предал один раз, любви не стоит. Я поняла, что не смогу с ним жить. Не забуду, не прощу. А коль так, зачем его мучить возле себя? Все мужики слабые! — усмехнулась Наташка и добавила: — Потому не мы, они нам платят за любовь! Украденную, короткую и пустую! Это мы им мстим за все! За обман, за слабость, за трусость!
— Ну уж хрен вам всем! Мой настоящим мужиком был! И не виноват, что ваши хахали подонками оказались! — подала голос Настя.
— А чего ты тут
— В Чечне погиб! Сразу из училища его туда послали. Я и не знала, куда отправят его. Говорили, что на учебный полигон, на стрельбища. Всего на два месяца. А вернулся через две недели. Уже в гробу. Еще через три дня письмо от него получила. Он его опередил. В письме просил ждать. Обещал скоро вернуться. Единственное обещание это он выполнил. Эх! Бабы! Если бы мой Виталик выжил! Мы и впрямь бы пили за любовь! А теперь вот уже сколько времени пью за упокой…
— Судьба треклятая! Кому надо жить, не щадит. Кто лишний на земле — бережет…
— Всех нас предают. Всю жизнь! Любимые и родные, друзья и знакомые. А мы еще верим, может, потому живем? Но кто ж тогда продажный? Тот, кто на панели или те, кто подтолкнули к ней? — пьянела Наташа.
— А ты меньше думай! Плевать нам на всех, кто нас суками зовет! Кто как не они сделали такими? — заедала Юлька селедку шоколадом.
Егор встал из-за стола. В дверях стоял Алешка уже в пижаме. Он ждал, когда дядька прочтет ему на ночь сказку, чтобы ему было в этом доме тепло.
Бабы еще сидели за столом, когда Егор, уложив Алешку, рассказал ему сказку и, убедившись, что племянник уснул, вышел на кухню покурить, выпить стакан чаю.
— Егор, а Егор! Вот мы тут спорим! А что? Разве мы уже говно?
— заплетался язык у Нинки.
— Ты о чем? Кто тебя так назвал? Покажи эту заразу! — полушутя отозвался мужик.
— Вот, Люська! Брешет, что из меня ничего не выйдет! — указала на бабу.
— Я не про тебя! Я обо всех! Никому мы не нужны! И замуж не возьмут. Все сдохнем, как собаки! В одиночку. Лет через десяток на том свете встретимся! — невесело усмехнулась Люська.
— Я и там флиртовать стану!
— С кем?
— У кого муди водятся! — отшутилась Роза.
— А почему мы так скоро сдохнем? — возмутилась Юлька, ловя вилкой маслину в тарелке.
— Да потому, что никому не нужны!
— Ну, не трепись! Чуваков полные штаны! Хоть отбавляй! — не согласилась Настя.
— Им ты нужна? На ночь! А согнали прыть — и отваливай! Уже не девочка, не красавица, не лапушка, сразу шлюхой назовут. И двери открывают, чтоб сквозила не мешкая! Не так разве?
—
— И те не лучше!
— А я вчера Лидку видела! Ну ту самую, какая с Антошкой здесь канала! — вспомнила Нинка. И, рассмеявшись пьяно, продолжила: — Она теперь выбилась в порядочные. Завязала с чуваками и приклеилась в семье. Там вкалывает за домработницу. Говорит, что хозяин ей предложенье сделал.
— И она поверила? Да он облапошить хочет дуру! Чтоб «бабки» не платить, на халяву держать вздумал, за жратву! — не поверила Юлька.
— Вот и я ей про то сказала! — согласилась Нинка и добавила морщась: — Этот хмырь одной ночи в месяц дома не ночует. Все в поездках. Кому такой мужик сдался? А она аж зашлась, стала лапшу на уши вешать про его порядочность, ум, культуру! Их что, на счет положишь? Годы катятся! Была баба что надо! Теперь, тьфу! Даже краситься перестала! Видно, башлей хреново!
— Опять поверила, сдвинутая! Сколько горела на том, никак мозги не сыщет! — согласилась Роза. И вдруг онемело уставилась на дверь. Икнула громко, выронив из рук бокал и вилку.
Никто из баб, даже Егор не слышали, как в дом вошел участковый.
— Черт! Черт! Чур меня! Откуда взялся? — попыталась вылезти из-за стола Юлька, но никак не слушались ноги.
Вагин оглядел пьяных баб. Обратился к Егору:
— Бухает твой малинник? С какого праздника гужуют?
— Да мне то что? Кому они помешали? — почувствовал себя неловко. Не понимая причины появления участкового в столь позднее время.
— А где ваша Верка? — спросил всех.
— Замуж вышла! — расхохоталась Нина, глянув на Вагина, трезвея быстро.
— Когда она ушла из дома? — обратился к Егору.
— Кто ее знает! Я не слежу за ними. Может, девки видели, — пожал плечами.
— Она и вчера не ночевала! — отозвалась Настя.
— Где Антонина? — спросил Вагин.
— Спит. У себя в комнате.
— Разбуди ее. На опознание надо ей прийти в морг.
— Кого опознать?
— По-моему, вашу Верку…
— А что с ней?
— Ты разбуди Тоню! Там на месте разберемся, — торопил Вагин.
Сестра собралась мигом, вышла следом за участковым в ночь, ни о чем не спрашивая, не оглядываясь.
Вернулась уже под утро. Продрогшая, хмурая, злая. И чего никогда не было, села к столу, не раздевшись, в обуви, едва разодрав посиневшие губы, закурила.
Серафима, притихшая, молчаливая, ждала, когда дочь заговорит сама. Егор тоже не решился лезть к сестре с вопросами.
Антонина выкурила подряд три сигареты, прежде чем заговорила.