Клей
Шрифт:
Женщина напротив с ребёнком на руках, дотянувшись, трясёт меня за плечо.
– Потише, пожалуйста… вы его напугали… – Она оборачивается к приближающейся стюардессе.
Тридцать пять лет, а я уже персона нон грата: охуевший, не первой свежести недочеловек. Мои потребности – ничто. Вот ребёнок, он – это будущее. Почему нет?
– Простите, – взмолился я, – я такой трус, я сбежал от любви. Я должен позвонить своей девушке, должен сказать, что люблю ей…
Осмотрелся, на лицах вокруг ужас, рот стюардессы застыл в напряженном «О». Наверно, если б это был американский фильм, они б сейчас все улыбались мне, кричали, аплодировали. На самом
Девушка говорит мне:
– Если вы будете шуметь, не пристегнёте ремень и не будете сидеть спокойно, мы будем вынуждены применить физическое воздействие, – и так, по-моему, она сказала. Да, так она вроде бы и сказала.
А может, я просто пытаюсь себя развлечь.
Снова дурной самолётный бред, опять «кровавая Мэри», чтоб не трястись. Голоса я ещё слышу, но они уже не такие угрожающие, так, будто друзья на кислоте или спидах болтают в соседней комнате, роняют походя один-два необдуманных, но беззлобных комментария. Такое безумие мне не страшно, к этому вполне можно привыкнуть.
Снова самолёт. Лечу домой.
Тела. Нет, только не похороны. Твоя мама, похоже, боится худшего.
Худшего. Про худшее я ничего не знаю. Нет, знаю.
Голли умер.
Потом всех ещё тряхнуло, даже больше, чем следовало. Пришло известие, что за день до его смерти Полмонта жестоко изувечили прямо у него дома. Он едва выжил. Подробностей мы не знали. Да, нас не должно было это так взволновать, потому что на Полмонта нам было насрать, но между этим нападением и смертью Голли обозначилась неразрывная связь.
Много ходило слухов. До Голлиных похорон тянулось несколько странных дней. Нам хотелось верить, что к нападению на Полмонта Голли не имеет никакого отношения и одновременно, что это именно его рук дело. Как будто оба эти утверждения нужны были, чтобы оправдать в наших глазах его жизнь или, скорее, его смерть. И то и другое, конечно же, не могло быть правдой, правда была одна.
В те дни царила такая неразбериха, что никто толком не знал, что произошло с Полмонтом. Одни говорили, что ему прострелили шею, другие, что перерезали глотку. Что бы там ни было, он выжил и какое-то время лежал в больнице. Наверняка было известно, что ранили его в горло, потому что гортань была повреждена, и чтоб он смог разговаривать, ему вставили такую штуковину с кнопкой. Мы ещё его Далеком прозвали.
Все, конечно, думали на Голли, но я-то знал, что малыш не был на такое способен. Я бы скорее поставил на кого-нибудь из банды Дойла. Эти упыри изменчивы до безумия, и каким бы крутышом ты себя ни считал потому только, что водишь компанию, на самом деле ты один из самых уязвимых людей на земле, так как в любой момент можешь просто выпасть. И момента этого не избежать. Один из них мог затаить на Полмонта по целому ряду причин: сдал, приссал, зажал или совершил другой проступок, за который у них полагается высшая мера.
Незадолго до похорон мне позвонила Гейл.
Помню свадьбу. Для речи свидетеля я был зеленоват, но старшие товарищи не стали судить меня слишком строго. Общее невысказанное мнение сводилось к тому (или, может, это была моя паранойя), что Терри лучше справился бы с этой задачей: уверен в себе, словоохотлив, чуть постарше, женатый мужчина, готовящийся стать отцом. Чего я там наговорил, уж и не помню.
Гейл была очень красивая, смотрелась как настоящая женщина. Голли, напротив, в пиджаке как будто усох ещё больше, а килт смотрелся на нём смехотворно. Выглядел он лет на двенадцать, да и было ему восемнадцать, и он не так давно вышел из малолетки. На свадебных фотографиях всё это видно. Полный мезальянс. С её стороны на ужине было несколько мутных персонажей – сестра Дойла и парочка упырей, которых я не знал, но видел в компании Дозо. У меня до сих пор сохранилось несколько свадебных фотографий. Подружками невесты выступали сестра Дойла и Мегги Орр. По отношению к Голлиным двенадцати я выгляжу на все четырнадцать; два пацанёнка с мамами, ну, или, во всяком случае, со старшими сёстрами.
Я был радостный, потому что привёл туда Эмми, из школы. Два года я облизывался на неё, а когда стал с ней встречаться – свадьба была наш второй совместный выход, – только и делал, что выискивал недостатки. Присунул и – поминай как звали. И тем не менее вышагивал я гоголем, смотрел на всех так, будто секс – это моё изобретение, и кричащее самодовольство выдавало во мне мальчишку, которому наконец-то дали.
Всеобщее внимание было сосредоточено на Гейл. Сильно секси. Я завидовал Голли. Только откинулся и кажду ночь проводит в постели с восемнадцатилетней девушкой, которая выглядит на все двадцать один. И хотя на лбу у Голли отчётливо читалось «без меня меня женили», Гейл и виду не подавала. Жена Терри, Люси, была к тому времени уже на сносях. Помню, как они с Терри жёстко поцапались и она уехала домой на такси. Терри, по-моему, потом ушёл с сетрой Дойла.
Я предложил Гейл встретиться в баре, но она сказала, что хочет поговорить наедине, и пришла ко мне домой. Я ещё нервничал, что, если она захочет, чтоб я её выебал, я не смогу ей в этом отказать.
На самом деле нечего было и беспокоиться. Гейл сильно сдала. Выглядела ужасно. Исчезли былая живость и агрессивная сексуальность. Неопрятная причёска, синяки под глазами, лицо припухшее, одутловатое, фигура в дешёвенькой повседневной одежде казалась бесформенной. Впрочем, едва ли она могла выглядеть иначе: отец её ребёнка погиб, а бойфренд лежал с простреленным горлом.
– Ты, конечно же, ненавидишь меня, Карл.
Я промолчал. Отрицать это было бессмысленно, даже если б у меня было на то желание. Это было написано большими буквами у меня на лбу. Я всё ещё видел только своего друга, лежавшего на земле.
– Эндрю был не ангел, Карл, – взмолилась она, – я знаю, он был твоим другом, но в отношениях со мной он проявил другие стороны…
– Все мы не безгрешны, – сказал я.
– Он так изуродовал малышку Жаклин… той ночью он просто взбесился, – скулила она.