Клеймо зверя (сборник)

Киплинг Редьярд Джозеф

Он взял свой шлем и вышел из комнаты, а миссис Боулт сидела до тех пор, пока лунный свет не лег полосами на пол, и все думала, думала, думала. Под влиянием минуты она сделала все от нее зависящее, чтобы опрокинуть свой дом; но он не падал. Кроме того, она не могла понять своего мужа, и ей было страшно. И тут ей вдруг пришло в голову: какое безумие – эта ее ненужная правдивость, и показалось, что стыдно будет написать Каррелу: «Я сошла с ума и обо всем рассказала. Мой муж говорит, что я вольна уехать с тобой. Достань лошадей

к четвергу, и после обеда мы убежим». В этом было что-то слишком хладнокровное, и это ей не нравилось. Поэтому она тихо сидела у себя дома и думала.

К обеду Боулт вернулся с прогулки бледный, измученный и усталый, и жена была тронута его скорбью. Когда томительный вечер стал подходить к концу, она начала бормотать какие-то жалкие слова, выражавшие нечто похожее на раскаяние. Боулт стряхнул с себя глубокое раздумье и произнес:

– О, это!.. Я об этом и не думал. Кстати, что говорит Каррел о вашем бегстве?

– Я его не видела, – ответила миссис Боулт. – Господи, неужели это все?

Но Боулт не слушал, и речь ее оборвалась.

Следующий день не принес утешения миссис Боулт, ибо Каррел не появлялся, и новая жизнь, которую она, обезумев на пять минут вчера вечером, пыталась построить на развалинах старой, не приближалась.

Боулт позавтракал, посоветовав ей последить с веранды, как будут кормить ее арабского пони, и ушел. Утро протянулось в томлении, и к полудню напряжение сделалось невыносимым. Миссис Боулт не могла плакать. Она выплакалась за ночь, и теперь ей не хотелось сидеть одной. Возможно, эта Вансейтен захочет поговорить с нею, а ведь разговоры облегчают душу, так, может, в ее обществе станет легче? Миссис Вансейтен была единственной на станции женщиной, кроме самой миссис Боулт.

В Кашиме не установлено определенных часов для визитов. Каждый волен заходить ко всем остальным в любое время. Миссис Боулт надела большую шляпу и направилась к дому Вансейтенов, решив попросить одолжить ей журнал «Королева». Обе усадьбы соприкасались, и, вместо того чтобы пойти по дороге, миссис Боулт пролезла через отверстие в кактусовой изгороди и вошла в дом с заднего крыльца. Проходя по столовой, она услышала из-за портьеры, висевшей на дверях гостиной, голос своего мужа. Он говорил:

– Но клянусь честью! Клянусь душой и честью, не любит она меня, говорю вам. Она сказала мне это вчера вечером. Я тогда же передал бы вам ее слова, не будь тут Вансейтена. Если вы ради нее не хотите ответить мне, то можете быть спокойны. Это Каррел…

– Что? – произнесла миссис Вансейтен с истерическим смешком, – Каррел? Нет, этого не может быть! Вы оба, наверное, в чем-то жестоко ошибаетесь. Быть может, вы… вы вышли из себя или неправильно поняли ее, или что-нибудь в этом роде. Не может быть, чтобы все обстояло так плохо, как вы говорите.

Стремясь уклониться от домогательств Боулта, миссис Вансейтен изменила свою оборонительную тактику

и отчаянно старалась отвлечь его внимание.

– Тут, наверное, какая-то ошибка, – настаивала она, – и все можно поправить.

Боулт разразился мрачным хохотом.

– Не может быть, что это из-за капитана Каррела! Он говорил мне, что никогда ни в малейшей… ни в малейшей степени не интересовался вашей женой, мистер Боулт. О, слушайте же меня! Он сказал, что нет. Он поклялся, что нет, – говорила миссис Вансейтен.

Зашуршала портьера, и этот разговор был прерван появлением маленькой худенькой женщины с большими темными кругами под глазами.

Миссис Вансейтен, ахнув, поднялась на ноги.

– Вы что сказали? – спросила миссис Боулт. – Не обращайте внимания на этого человека. Что сказал вам Тед? Что он вам сказал? Что он вам сказал?

Миссис Вансейтен беспомощно опустилась на диван, подавленная волнением гостьи.

– Он сказал… Я не могу точно вспомнить, что он говорил… но я поняла из его слов, что… то есть… Но, миссис Боулт, право же, это довольно странный вопрос.

– Скажете вы мне или нет, что он вам говорил? – повторила миссис Боулт.

Тигр – и тот убежит от медведицы, у которой отняли ее детенышей, а миссис Вансейтен была лишь обыкновенная порядочная женщина.

В состоянии, близком к отчаянию, она заговорила:

– Ну хорошо! Он сказал, что никогда не любил вас, и, конечно, у него не было никаких оснований вас любить, и… и… это все.

– Вы сказали, он поклялся, что не любил меня. Это правда?

– Да, – произнесла миссис Вансейтен очень тихо.

Миссис Боулт закачалась и головой вперед рухнула на пол в обмороке.

– Что я вам говорил? – сказал Боулт, как будто разговор и не прерывался. – Сами видите: она любит его. – Свет начал пробиваться в его тупом мозгу, и он продолжал: – А он… Что он говорил вам?

Но миссис Вансейтен было не до объяснений и не до бесстрастных отповедей; она стала на колени перед миссис Боулт.

– Ах вы негодяй! – выкрикнула она. – Неужели все мужчины такие? Помогите мне отнести ее в мою комнату… Ведь она рассекла себе лицо о стол. Ах, да замолчите же наконец и помогите мне отнести ее! Я ненавижу вас и ненавижу капитана Каррела. Поднимите ее осторожно; а теперь… уйдите! Уходите прочь!

Боулт отнес жену в спальню миссис Вансейтен и, не дожидаясь новой вспышки гнева и отвращения со стороны этой дамы, удалился, нераскаянный и пылающий ревностью. Значит, Каррел ухаживает за миссис Вансейтен… Собирается нанести Вансейтену такое же тяжкое оскорбление, какое он нанес Боулту… и тут Боулт поймал себя на том, что ему хотелось бы знать, упадет ли в обморок миссис Вансейтен, если услышит, что ее любимый отрекся от нее.

Он все еще думал об этом, как вдруг на дороге показался скачущий галопом Каррел и, сдержав коня, весело крикнул: