Клиническая смерть профессора Холмского
Шрифт:
– Мать, - поспешно отвечает Холмский.
– Осень.
– Весна.
– Ангел.
– Демон.
– Республика.
– Монархия.
– Электрон.
– Позитрон.
– Сигма-минус-гиперон.
– Антисигма-минус-гиперон.
– А вы не ошиблись? Может быть, "антисигма-плюс-гиперон"?
– Нет, доктор, - торжествующе смеется Холмский.
– Физику-то я, оказывается, лучше вас знаю, хотя и сумасшедший. "Сигма-минус-гиперон" и "антисигма-минус-гиперон" - это частицы антиподы, так сказать, с одинаковой массой - 2340,6, а "сигмаплюс-гиперон" и "антисигма-плюс-гиперон" - антиподы с массой - 2327,7.
– Ну, все!
– решительно поднимает руки вверх доктор Гринберг.
– Конец экспертизе, ибо экспериментатор посрамлен. Евгения Антоновна, какой там у вас латентный период реакции?
– В среднем около половины секунды, - торопливо отвечает счастливая Евгения, пряча хронометр в футляр.
– Да я ведь просто не успевала...
– Ну да, вы же привыкли к медлительности мышления ваших подопечных, - смеется Александр Львович.
– А я отказываюсь от второго предъявления.
– А что это значит, доктор, второе предъявление?
– настораживается Холмский.
– Это значит, что на те же слова вы должны были бы отвечать мне уже другими, не повторяться.
– А может быть, все-таки попробуем?
– умоляюще смотрит на доктора Гринберга Холмский.
– Что там у вас было первое "отец"? Ну, так тогда - "сын". Правильно?
– Да, можно и так. Теперь ведь не обязательно противоположное значение, а лишь близкое по смыслу. Осень.
– Лето.
– Вальс.
– Танго.
– Республика.
– Федерация.
– Электрон.
– Лептон.
– Кси-частица.
– Гиперон. Это слово я употребляю не потому, что не нашел другого, - заметно беспокоится Холмский.
– А потому, что кси, сигма и ламбда-частицы относятся по классификации к группе гиперонов.
– Ну, дорогой мой профессор Холмский, я могу лишь позавидовать вашей реакции. Даже признаюсь вам по секрету: попробовал как-то проделать над собой такой же эксперимент, так, поверите ли, латентный период реакции оказался у меня не выше, чем у некоторых, не совсем безнадежных, правда, больных нашей клиники. Вы только, пожалуйста, никому это не рассказывайте. Ну, а мне пора... Нет, нет, Женечка, вы меня не провожайте! Я тут у вас свой человек. .
Но она все-таки идет за ним. И тогда он сердито шепчет ей:
– Неужели вы не понимаете, что у него опять начнутся сомнения, если мы будем тут с вами шушукаться?.. Обо всем завтра.
4
Но Евгения Антоновна не может дождаться завтра и заходит к нему в тот же день перед тем, как идти на ночное дежурство в клинику. Александр Львович необычно хмур. Рассеянно здоровается с нею, будто не помнит, что виделись уже.
– Ну и мерзавцы!
– сокрушенно качает он головой.
– Никто из них еще не знает, что они такое там открыли, а уже... Вот бы когц нужно в психиатрические клиники! Мышление типичных шизофреников! Как тут не вспомнить психоаналитика неофрейдистской школы Фромма? Он пришел ведь к выводу, что большинство, если не все люди в буржуазном обществе в той или иной степени являются психопатами. Да вы присаживайтесь, пожалуйста! Сейчас нас Майка чайком... Ах, вы спешите на дежурство? Ну, все равно присядьте, стоя я не буду с вами разговаривать.
И он почти насильно усаживает ее на диван, а сам короткими шажками нервно ходит по комнате.
– Только что послушал их, - кивает он на радиоприемник. Не ожидал этого от французов!.. Нам, привыкшим иметь дело с сумасшедшими, казалось бы, ничему уже нельзя удивляться, но я удивляюсь. Уже говорят о новой бомбе!.. Бомбе с начинкой из антипространства... Чушь! А вы что смотрите на меня такими скорбными глазами?
– Александр Львович, вы же знаете, зачем я к вам пришла...
– Нет, не знаю. По поводу мужа? Так вы же сами психиатр, и не рядовой, а кандидат наук. Разве вам не ясно, что все идет лучше, чем можно было ожидать? Память его...
Но тут он замечает слезы на глазах Холмской.
– Это еще что такое?
– Вы так его обнадежили, Александр Львович, что он сразу же, как только вы ушли, схватил какую-то свою книжку по физике...
– А зачем вы дали ему ее? Разве не знали, что его слишком возбужденный мозг нельзя было перегружать?
– Я не успела... Когда вошла к нему, он уже швырнул книгу на пол и бросился на диван. Значит, снова катастрофа?.. Снова он потерял веру в себя?..
– Вы только не расклеивайтесь, Женечка, - неожиданно ласковым голосом произносит Александр Львович.
– Конечно же, он еще не совсем здоров, и лечить мы его будем теперь так же, как когда-то артиста Заречного. Помните, он начисто забыл все слова своих ролей, которые так блистательно играл много лет?
– А вы зайдете к Михаилу?
– Зачем? Чтобы он еще больше переполошился? Он ведь только и ждет теперь этого моего прихода. Не сомневается, конечно, - если что-нибудь серьезное, то вы непременно за мной. А я не хочу оправдывать его опасений. И вы делайте вид, что ничего серьезного не произошло. Надеюсь, вы при нем...
– Конечно же, Александр Львович! Дома я даже смеялась над ним. Это тут вот у вас, старого моего учителя, раскисла...
– Ну, не такого уж старого, положим, - смеется доктор Гринберг.
– Но не это сейчас нужно уточнять. Вы мне скажите лучше, в каком фильме снимается ваша Лена? Из жизни физиков-атомников, если мне не изменяет память?
– Вам не изменяет память, Александр Львович. Но какое это имеет отношение к Михаилу?
– Хочу попробовать один эксперимент, но пока не скажу вам какой. Нужно сначала почитать кое-что из области физики.
– Из области физики?..
– А что вы удивляетесь? Для того чтобы лечить вашего мужа, нужно знать и это. И вообще, к вашему сведению - без современной физики с ее "безумными" идеями нельзя познать психологию нашего века. Подумайте-ка над этим во время вашего ночного дежурства. А Леночка пусть обязательно ко мне зайдет.
Когда Евгения Антоновна уже подходит к двери, Александр Львович спрашивает ее:
– Да, телефона академика Урусова нет ли у вас с собой?
– Я и так его помню, Александр Львович. Запишите, пожалуйста.
И она диктует ему телефон Олега Сергеевича.
– Они, значит, большие друзья с Михаилом Николаевичем?
– Да, еще со студенческой скамьи.
– Нужно, значит, обязательно встретиться с этим Урусовым...
5
И он в тот же день звонит академику. У Олега Сергеевича какие-то неотложные дела, но узнав, что говорит с ним профессор Гринберг, лечащий его друга Холмского, он решает отложить все до завтра и тотчас же ехать к Александру Львовичу.