Клиника одиночества
Шрифт:
– Ничего, – утешил Стас. – Знаешь старую французскую поговорку «Архитектор маскирует свои ошибки фасадом, повар – соусом, врач – землей»? Вот они и бдят, стервятники.
– Так Зоя Ивановна когда освободится?
– Ваня, я не в курсе. Да и что ей тут делать? Рамы же она таскать не будет.
– Это верно. Ее сил и на форточку не хватит.
Они взяли створку за углы и подняли. Даже для двоих она была слишком тяжелой. Пытаясь развернуться на лестничной площадке, Стас начал понимать мастеров, а, подходя к помойке, решил, что запрошенная
– Аккуратно, стекло не разбей! – командовал Иван. – Мы не успеем вернуться, как эту раму утащат на парник пенсионеры.
– Может, пусть прямо из учебной комнаты тащат?
– Ладно, не ной! Три ходки всего осталось.
Вернувшись, они застали в учебной комнате Зою Ивановну и... Стас даже покачнулся от удивления, потому что вместе с начальницей кресты из пластыря на стекла наклеивала Люба.
Женщины были одеты одинаково – в футболки и черные блестящие леггинсы, модные в годы Стасова детства. На головах у них красовались шапочки, сложенные из газет.
Стас поздоровался, заметив, что Люба тоже смутилась.
Зато Зоя Ивановна, похожая в своей газетной треуголке на Наполеона, была полна энергии.
– Перекурите пока, мужики! Сейчас стекла залепим, и понесете. Техника безопасности, а то возись потом с вами, раны зашивай! – Зоя стала рассказывать случаи из собственной практики, когда люди, пренебрегшие мерами безопасности при работе со стеклом, оставались без руки, без глаза или вовсе отдавали Богу душу.
– Не пугайте, Зоя Иванна! Что может случиться, если нам помогают Любовь и Жизнь? Ведь Зоя по-гречески «жизнь», если не ошибаюсь? – шутил Ваня, бросая на Зою жаркие взгляды.
Стас тоже решил, что чертовы рамы никуда не убегут, и подошел к Любе.
– Похоже на фильмы про блокаду, – сказал он, показывая на крест. – Мне даже как-то не по себе. Нельзя ли клеить как-нибудь иначе?
– Можно, только будет ли держать?
Люба улыбнулась, а Стас был слишком взволнован, чтобы так же безмятежно улыбаться в ответ.
Пока они носили рамы на помойку, женщины убрали комнату.
Стас очень устал, но это была приятная усталость.
Он остановился в дверях и наблюдал, как Люба, смеясь, ерошит свои короткие волосы, вытряхивая из них пыль.
– Нужно скорее переодеться! – говорила она, но не торопилась уходить.
В дальнем углу учебной комнаты Ваня с Зоей Ивановной делали вид, что развешивают по местам учебные таблицы. Начальница стояла на табуретке, а Иван замедленно, словно во сне, подавал ей пожелтевшие от старости листы ватмана. «Наверное, им не нужна моя помощь», – усмехнулся Стас.
– Я так рад, что вы приехали...
Люба потупилась.
– Решила помочь лучшей подруге, – сказала она поспешно. – А то я работаю дома, сижу целыми днями одна... Иногда хочется почувствовать себя частью коллектива.
– Я вас вспоминал.
– Правда?
Стас кивнул. Он был потным и грязным, из-за этого ухаживать было неловко.
– Пойдемте в реанимацию?
– Боже мой, зачем? – Она засмеялась, сняла очки и энергично протерла их подолом футболки. – Я еще не созрела для реанимационных мероприятий.
– Просто у нас там душ и кофе. Постойте... Вы носите очки?
Стас поймал растерянный взгляд очень близорукого человека.
– Чаще всего я в линзах. Но когда работаешь в такой пылище, лучше поберечь глаза.
Люба надела очки, энергично осадив их на переносице указательным пальцем. «Интересно, я заметил на ней очки только через несколько часов, – удивился Грабовский. – Я не очень понимаю, красивая ли она, и даже ее не разглядываю. Люба, и все».
– Пойдемте? Нам не помешает освежиться, – повторил приглашение Стас.
Люба покосилась на замерших в углу Зою Ивановну с Ваней. Начальница по-прежнему стояла на табуретке, но не развешивала таблицы, а, наоборот, пыталась стряхнуть Ванины руки с собственной талии. Лица у обоих были сосредоточенные.
– Хорошо, – улыбнулась Люба. – Надеюсь, Зоя на меня не обидится.
Но они никуда не пошли.
– Стас, вы уже закончили? – От громкого Вариного голоса Грабовский вздрогнул. Он совершенно забыл, что его невеста тоже сейчас находится в клинике. – Поедем домой?
– Не думал, что ты меня навестишь, – сказал он искренне.
– Я и не собиралась. – Варя подошла к нему, положила руку на плечо и смерила Любу презрительным взглядом.
«Это так полагается среди порядочных женщин? – удивился Стас. – На всякий случай обливать презрением любую даму, оказавшуюся в непосредственной близости от их избранника?»
«Зачем ты пришла? – хотелось ему спросить. – Именно сейчас, когда я рад тебе меньше всего на свете? И какого черта ты меня обнимаешь, хотя никогда не делаешь этого на людях?»
– Привет, Варенька. – Зоя Ивановна, опираясь на Ваню, легко спрыгнула с табуретки. – Что ж ты нам помочь не пришла?
– Ой, Зоя Ивановна, я же бегаю по всем кабинетам, документы собираю... Это такая морока!
– Могу себе представить, – посочувствовала Зоя Ивановна. – Радуйся, что хоть советскую власть отменили, в те времена тебе пришлось бы еще на разных идеологических комиссиях париться. Конституцию наизусть рассказывать.
– Да, папа мне говорил. Он много ездил тогда. Столько, оказывается, бреда нужно было учить, чтобы выехать за границу! Например, фамилии председателей всех коммунистических партий мира.
– Менгисту Хайле Мариам, – без запинки произнесла Зоя. – В Эфиопии, кажется. Видите, дети, какая я старая. Живое ископаемое.
Варя улыбнулась именно так, как приличествует, когда люди начинают рассказывать тебе о своих очевидных недостатках. Склонив голову Стасу на плечо, она спросила:
– Так что, Зоя Ивановна? Вы закончили? Можно, я своего мужа заберу?