Клиника одиночества
Шрифт:
Интересно-интересно! Он напряг память. В Любиной квартире он был слишком возбужден, чтобы обратить внимание на обстановку. Но ведь обычно признаки жизнеобитания мужчины сразу бросаются в глаза. Наверное, если бы он увидел мужскую куртку, или портфель, небрежно брошенный возле столика с телефоном, или, допустим, набор гаечных ключей, то задержался бы на них взглядом.
Дальше. Ему очень нравились Любины руки – немного великоватые для женщины, с длинными пальцами красивой лепки и безупречным скромным маникюром. Особенно ему нравилось, что она не носит накладных ногтей в три сантиметра длиной и с картинками.
Получается, она соврала про мужа? Зачем? Стас присвистнул и нервно закурил.
– Ну ты и баран, Грабовский, – сказал он себе сердито, – мегабаран! Она же думает, ты женат! А ты, придурок жизни, так рад был ее видеть, так счастлив, что забыл сказать ей: на самом-то деле ты свободен.
Женская гордость, куда деваться! Люба в своем невинном хвастовстве показалась ему очень трогательной.
Что же делать? Бегом вернуться? А вдруг он ошибается, выдает желаемое за действительное? Что скажет муж, увидев на пороге разгоряченного молодого человека?
Единственный выход – завтра откровенно поговорить с Зоей Ивановной. Рассказать ей все как на духу, и так уже его любовь тонет в море недомолвок и неясностей! Он объяснит начальнице про Варю, расскажет, что да, хотел на ней жениться, а теперь чувствует, что она для него – чужой человек, что всем сердцем он тянется к Любе. Он не станет просить Зою ни о чем, пусть только скажет, замужем Люба или нет. И если нет... Он немедленно вернется сюда тем же маршрутом, на электричке до Удельной, бегом по парку, и будет ждать ее у порога и не уйдет, пока они во всем не разберутся.
Стас достал кошелек и пересчитал наличность. На рыночке возле железнодорожной станции он заметил здоровенный букет из нежных белых роз, приправленный пальмовыми ветками и еще какими-то мелкими белыми цветочками, настоящее буйство гламура. Завтра он купит Любе такой же. Да что там цветы, он луну с неба достанет, лишь бы только она не была замужем и приняла его.
Ах, как не вовремя тогда его дернули на операцию! И как глуп был он сам, что, растерявшись, забыв обо всем, кроме предстоящего наркоза, не взял у Любы номер телефона. Просто у него было ощущение такого полного единения с ней, такой уверенности, что наконец он нашел женщину, предназначенную ему судьбой... Да что там, ему казалось, он все о ней знает, вот и не спросил номер.
А потом... Почему вдруг он так обиделся на ее приветствие, почему оно показалось ему равнодушным и холодным? Оказывается, она просто не узнала Стаса, она близорука и на дне рождения была без очков.
«Если ты нашел женщину, предназначенную тебе Богом, если твое сердце рвется к ней так, что ломит в груди, хватай ее и не отпускай!»
Зоя занималась совершенно несвойственным ей делом – она интриговала против Максимова. Метод ее борьбы заключался в том, что она призывала всех желающих ознакомиться с документом, где была приведена статистика операций профессора.
– Сидел же он тихо много лет, – сокрушалась Зоя, – занимал должность главного специалиста и заведующего кафедрой, пока ему вдруг в голову не стукнуло, что он гениальный хирург. Откуда у него
– Власть меняет человека, – заметил Колдунов философски.
Стас сидел в углу Зоиного кабинета и подпрыгивал на стуле от нетерпения. Весь день Зоя Ивановна летала по клинике, как баллистическая ракета, притормозить ее и увлечь в тихий уголок для откровенного разговора было невозможно. А теперь, когда рабочий день кончился, она гоняет чаи в обществе вечного дежурного Яна Александровича, и шанс остаться с ней наедине появится только, если его вызовут к больному. Несмотря на неловкость ситуации, Стас твердо решил не уходить, пока не вытрясет из Зои все.
– Пусть он у себя творит, что хочет, – возмущалась начальница. – Пусть превращает старейшую кафедру нейрохирургии в неизвестно что, это при всем моем сочувствии к больным не наше дело. Но к нам-то зачем вязаться? Прямо как вредная свекровь, которая бегает проверять, из чего невестка борщ варит. Ведь хорошая у вас с Миллером работа, перспективная. С такой не стыдно на любой международной конференции выступить.
– Наверное, Максимов сам хочет на международную конференцию, – пожал плечами Колдунов. – Я слышал, он постоянно туда свои работы посылает и ни разу даже стендового доклада не получил. Решил со мной прицепом пойти. Самое смешное, что если мы с ним напишем совместную работу и ее вдруг примут, на конференцию поедет именно он. Оргкомитет ни дорогу, ни проживание не оплачивает, а я со всеми своими детьми такие расходы себе позволить не могу. Так что представлять методику будет Максимов, а мне такое представление, сама понимаешь, не нужно.
Зоя отогнула обшлаг белой блузки с романтичным пенно-кружевным жабо и посмотрела на часы.
– Торопишься?
– Да, еду к Розенбергу в гости. Пить сухое вино, валяться в гамаке и вспоминать бурную молодость. А то Яша с Дианой на днях уезжают в деревню.
– Жаль. А я с этой сволочной работой толком с Розенбергом и не повидался. А ведь он много сделал для нашей семьи. Катя у него в прошлом году целый месяц с детьми гостила, вернулись толстые такие, румяные.
– А сейчас что ж не едут?
– Розенберги звали, – грустно сказал Колдунов. – Только я не выдержу столько без жены. Ни спать, ни есть не могу без нее, вот ведь какое дело. Вроде я сутками на работе пропадаю, но как подумаю, что она дома ждет, сразу спокойно становится на сердце. Нет, больше я ее не отпущу от себя надолго.
– Эгоист несчастный! А дети? Им свежий воздух нужен.
– Так я же кредит взял, купил шесть соток в Систо-Палкино. На дом, правда, не хватило, но ничего, мне в учебном отделе палатку выделили, знаешь, в таких курсанты на сборах живут. Тусуемся там в хорошую погоду. Зато туалет я шикарный построил, ты бы видела!
Стас в своем уголке засмеялся. О том, что Ян Александрович превратился в видного землевладельца, знала вся академия. Чья-то дружеская рука в графике дежурств приписала после фамилии Колдунова через запятую «эсквайр». Та же самая рука приукрасила изображение шикарного рыцарского замка на календаре в ординаторской. На полноводной Луаре было начертано «река Систа», а к замку тянулась жирная стрелка с надписью – «Дача Колдунова».
Скорее всего это сделал Анциферов, но не пойман – не вор.