Клиника одиночества

Воронова Мария

– Вы кто по специальности? – неожиданно спросил Колдунов у больного.

– Радиоэлектронщик.

Стас поздравил себя с догадкой.

– Вы же не станете выбрасывать целый прибор, если на нем всего лишь полетел предохранитель, верно? Замените деталь и станете работать дальше, так велит здравый смысл. Так почему вы отказываетесь подчиняться этому самому смыслу, когда речь идет о вашей жизни?

Мужчина не слушал, все порывался написать отказ от операции и уйти, но хирурги его не отпускали.

– Если вы сейчас пойдете домой и посидите еще

день, аппендикс ваш, как говорят в народе, лопнет. Родственники привезут вас в больницу в состоянии инфекционного шока. Вы будете недоступны контакту, и оперировать мы будем по жизненным показаниям без вашего согласия, но благополучного исхода гарантировать не сможем. Время будет безнадежно упущено. Поймите, время не только лучший врач, но и лучший убийца.

– А вдруг у меня еще и не аппендицит? – упорствовал мужчина.

– Всякое бывает, – заметил Колдунов философски. – Но не в этот раз. Поверьте мне, бояться не стоит. Оперировать будут два профессора, а наркоз даст один из лучших анестезиологов клиники.

Вспомнив, что из-за наголо бритой головы он больше похож на школьника, чем на маститого доктора, Стас поспешно надел очки и приосанился.

– Сделаю все, что смогу. Кардиограмму сняли?

Колдунов с Зоей переглянулись.

– Тебе ли спрашивать об этом, Стас? – фыркнула начальница. – Кто лучше тебя знает, что аппарата ЭКГ в отделении нет?

– Ладно, – вздохнул Грабовский. – Делайте рентген легких, анализ крови и везите в реанимацию.

– Ты человечище! – воскликнул Ян Александрович.

Эх, клятва Гиппократа, клятва Гиппократа! Врач, принимая ее, клянется помогать больным всеми силами, но львиная доля этих самых сил тратится не на выбор правильной стратегии лечения, а на то, как бы реализовать этот лечение в условиях тотального дефицита препаратов и оборудования. Разве профессорское дело – обеспечивать съемку ЭКГ или выбивать дорогостоящие антибиотики? Или, например, монтировать систему дренажей из подручного материала, потому что администрация клиники не закупила нужных трубок? Но руководство предпочитает тратить деньги на содержание целой армии бухгалтеров, на ремонт административного корпуса, на все, что угодно, только не на лечебный процесс. Зачем, если связанные клятвой Гиппократа врачи найдут способ выкрутиться? Они же не имеют права оставить больного без помощи!

Оказавшись на реанимационной койке, радиоэлектронщик продолжал возмущаться.

Стас скороговоркой заверил его, что он попал в руки лучших хирургов города и волноваться у него нет никаких причин.

– Я бы очень удивился, если бы вы сказали, что меня будет оперировать косорукий дебил, – ядовито произнес пациент.

– Я говорю вам правду. И зря вы на себя наговаривали, сердце у вас неплохое, и анализы вполне приличные, кроме лейкоцитов.

Он назначил премедикацию, чуть более жесткую, чем обычно. После нее бывший физик обмяк, расслабился, рассказал Стасу несколько старых анекдотов и в превосходном настроении поехал в операционную.

А Стас,

наоборот, разнервничался. Он очень не любил, когда больные предрекали себе смерть. А вдруг? Ведь ни об одной операции нельзя сказать, сложная она или простая, до ее окончания. Иногда врачи делают нелепые ошибки, а бывают моменты, когда на врача накатывает необъяснимый ступор, и он делает явную глупость, но не осознает этого.

«Вот сейчас возьму и поставлю интубационную трубку вместо трахеи в пищевод и всю операцию буду вентилировать желудок, а больной тем временем помрет от асфиксии, – мрачно думал Стас. – А я всю жизнь потом буду мучиться угрызениями совести, думать: у него было предчувствие смерти!»

У пациента должна быть воля к выздоровлению, иначе все бессмысленно. Если человек хочет умереть, его не спасет даже самый искусный врач.

Стас кивнул Колдунову. Тот взял у сестры инструмент с раствором антисептика и начал обрабатывать операционное поле. Зоя Ивановна оделась в стерильный халат. Вдвоем с Колдуновым они слаженными движениями накинули на пациента стерильные простыни, ограничивающие операционное поле.

Колдунов взял скальпель:

– Можно?

Стас важно кивнул.

– Как я рад, что ты согласилась мне помочь, – сказал Колдунов Зое, прижимая салфетку к кожному разрезу, чтобы остановить кровотечение из мелких сосудов. – Хороший ассистент обеспечивает девяносто процентов успеха операции.

– Ладно, не скромничай.

– Серьезно, дорогая. Даже самый виртуозный хирург провалится, если ему будет помогать, а точнее мешать, плохой ассистент. Это как в семейной жизни. Если жена знает, чего хочет муж, и мыслит на шаг впереди него, то их совместная деятельность будет приятной и успешной.

Зоя фыркнула и, не дожидаясь команды, ввела лопасти крючков в разрез мышцы. Растянув крючки, она открыла брюшину.

– Ого, – сказал Колдунов, – средневековье какое-то.

Стас заглянул в рану из-под руки профессора. Париетальная [13] брюшина была тусклой и серой, хотя в норме ей надлежало иметь приятный цвет слоновой кости.

– Нужно ограничить рану, прежде чем вскрывать брюшную полость. Иначе вся дрянь хлынет в подкожную клетчатку, и рана нагноится.

13

Относящаяся к мышечным стенкам внутренних полостей.

– Она и так нагноится, не переживай. – С этими ободряющими словами Ян Александрович тщательно закрыл подкожную клетчатку и мышцы салфетками.

Стас наладил инфузию антибиотика и проверил показатели гемодинамики. Пока все шло гладко, несмотря на чрезвычайно запущенный гнойный процесс.

Зоя, следуя классическим канонам, пыталась взять край брюшины в зажим, но воспаленная ткань расползалась.

– Ваши кохера не держат, – заметила она и уронила крючок.

– Зоя Ивановна! – возмутилась операционная сестра.