Клиника С…
Шрифт:
— Мы очень ценим ваше хорошее отношение, Инна Всеволодовна, — проникновенно сказал месье Жермен, улыбаясь во все свои тридцать два белоснежных зуба.
— Настолько, что даже научились правильно выговаривать мое отчество, — поддела его Инна Всеволодовна.
Кем она только не была поначалу — и Инной Солодовной, и Инной Вседоловной, и Инной Володьевной… Ничего, при должном терпении и настойчивости можно зайца научить играть на барабане, а уж француза произношению славянских имен — и подавно.
— Ах, Инна Всеволодовна! — француз прижал руки к сердцу и закатил глаза; не то восхищался своей собеседницей, не то у них так принято изображать раскаяние.
Общаться с Жерменом (заглазное прозвище «месье Салат», а как еще прозвать человека по имени Оливье?) было легко и в то же время трудно. Свойский, живой, артистичный стиль общения выгодно отличал его от других топ-менеджеров, которых точно прихватило морозцем. Но в то же время подобное поведение расслабляло оппонентов, а кто расслабился — тот проиграл. Дошло до того, что однажды Инну Всеволодовну посетила шальная, даже не шальная, а бредовая мысль о том, каков этот подтянутый сорокалетний красавчик в постели. Должно быть, месье Салат что-то почувствовал, потому что его приветливо-дружеский взгляд вдруг стал каким-то бархатным, а голос так прямо воркующим. Хорошо, что удалось сразу взять себя в руки, чтобы минутная слабость не превратилась в крупную ошибку. Инна Всеволодовна не привыкла отказывать себе в чем-либо, но интрижки с деловыми партнерами — это уже чересчур, это табу. Закрутить роман с кем-то из сотрудников института она могла совершенно спокойно. Девочке понравилась новая игрушка, девочка поиграла с ней, натешилась и отставила в сторону. Осложнения? Помилуйте, какие могут быть осложнения, если любой, кто посмеет создавать ей проблемы, пусть даже самые маленькие, пробкой вылетит из института. Навсегда! Качать права и молить о прощении бесполезно — отцовский авторитет непоколебим, а сама она никогда ничего не забывает и не прощает.
Закончив с реверансами, месье Салат взял быка за рога.
— Меня очень расстраивает, когда я получаю удары в спину, — сказал он, мгновенно погрустнев лицом и взором.
«Тебе бы из своего Монреаля не в Нью-Йорк надо было подаваться, а в Лос-Анджелес. Был бы сейчас кинозвездой, а не старшим аптекарем», — подумала Инна Всеволодовна.
Старшими аптекарями она про себя называла руководителей фармацевтических представительств.
— Ваше отделение клинической аритмологии демонстративно пренебрегает нашими препаратами, — продолжил месье Салат. — Зато «Эбби» (так он снисходительно-презрительно называл «Эбигейл лэбораториз») они уважают. Непонятно только почему.
— Мне непонятно, почему у вас сложилось такое мнение, Оливье? — Инна Всеволодовна откинулась на спинку своего огромного, очень удобного кресла и впилась глазами в собеседника. — Или вы знаете что-то, чего я не знаю? А-а, наверное, в нашем институте у вас есть агенты…
— Нет, — улыбнулся француз. — В нашем бюджете нет такого пункта. Просто мы сотрудничаем со многими медицинскими учреждениями, получаем от них информацию, в частности — копии выписок пациентов…
— Это же незаконно! Конфиденциальная информация медицинского характера…
— Простите, Инна Всеволодовна, наверное, я сказал что-то неправильно, — способность мгновенно уходить в закрытую наглухо оборону — одно из главных качеств делового человека. — Русский язык такой трудный…
— Особенно если ему учит ребенка с пеленок родная бабушка, — съязвила Инна Всеволодовна. — Ладно уж там, выкладывайте…
Оливье выполнил «приказ» дословно — щелкнул замками своего черного портфельчика и выложил на стол перед Инной Всеволодовной толстенькую пластиковую папку.
В папке были копии выписок пациентов отделения клинической аритмологии. Все они рекомендовали продолжать амбулаторное лечение препаратами, производимыми «Эбигейл лэбораториз». С учетом того, что амбулаторное лечение в девяносто девяти процентах случаев назначается согласно рекомендациям, данным в выписке из стационара (да еще и из такого авторитетного, как НИИ кардиологии и кардиососудистой хирургии имени академика Ланга!), это было ощутимым ударом по интересам «Перк, Сэндс энд Хаус». Не таким уж и большим ударом, но, с другой стороны, в бизнесе мелочей не бывает. Год назад они с месье Салатом договорились о целевом продвижении антиаритмических и гипотензивных препаратов производства «Перк, Сэндс энд Хаус», и вдруг такой сюрприз! Как будто отделение клинической аритмологии живет само по себе и не признает никаких авторитетов! Руководством института на основе тщательного изучения вопроса и анализа данных клинических испытаний рекомендованы определенные препараты как лучшие из лучших. А одна из заведующих, оказывается, гнет свою линию! Вот так номер!
— Я могу вам это оставить, — сказал Оливье, предвосхищая вопрос Инны Всеволодовны, и заодно позволил себе дерзость: — Мне было очень обидно…
— Давайте не будем устраивать трагедию из одного случая! — оборвала его Инна Всеволодовна. — Я разберусь. Кстати, если говорить насчет обид, то никто ведь не обещал вам полного отказа от сотрудничества с «Эбигейл лэбораториз». Или я ошибаюсь?
— Не обещал, — подтвердил собеседник. — Инна Всеволодовна, вы как та мудрая обезьяна, которая наблюдает с высокой горы за схваткой тигров…
Сказал и сразу осекся, потому что сравнивать женщину с обезьяной, пусть даже и в качестве комплимента, не очень-то стоит. Тем более если женщина лицом немного смахивает на предмет сравнения — слегка приплюснутым носом, надбровными валиками, массивной нижней челюстью.
Инна Всеволодовна пропустила сомнительный комплимент мимо ушей.
— Я далека от мысли стравливать вас и «Эбигейл лэбораториз». У меня несколько иные цели — я занимаюсь наукой…
Последняя фраза была сказана с долей пафоса. Наука — очень удобный, можно сказать, универсальный щит, которым можно прикрываться в любой ситуации.
— …И меня в первую очередь волнует то, что в одном из отделений нашего института происходит нечто…
— Антинаучное! — пошутил месье Салат.
— Давайте не будем перегибать палку, Оливье! Продукция «Эбигейл лэбораториз» соответствует всем требованиям, просто ваши антиаритмики и гипотензивные лучше зарекомендовали себя и, что немаловажно, стоят немного дешевле аналогов «Эбигейл лэбораториз». Поэтому мы и рекомендовали их. Кстати, Оливье, вы знаете, что сказал мне недавно ваш заклятый конкурент Паркер?
Ричард Паркер руководил российским представительством «Эбигейл лэбораториз».
Месье Салат поморщился, словно говоря: «Ах, ну что хорошего может сказать этот аферист?»
— Он сказал — «Эбигейл лэбораториз» готовит какой-то мощнейший демпинг, чуть ли не прорыв. Вы мне друг, Оливье, и поэтому я решила выдать вам эту тайну.
Паркер говорил нечто иное, но почему бы не подлить в неутихающий огонь конкурентной борьбы немного масла? Если даже Жермен сразу и не поверит, то, во всяком случае, задумается… А в следующую встречу можно будет сказать, каким был размер последнего пожертвования «Эбигейл лэбораториз» в благотворительный фонд «Мое сердце» при Российском научно-практическом объединении кардиологов и ревматологов. Можно будет и документы показать, если на слово не поверит.
Фонд и научно-практическое объединение были детищами Инны Всеволодовны, созданными в первую и главную очередь для себя и своих целей. В мыслях, а иногда и в разговоре с отцом или матерью, которых незачем было стесняться, она называла фонд «моя копилочка», а объединение — «мой паноптикум».
Только вот разговор о размерах взноса надо начинать после исправления ситуации в отделении клинической аритмологии. Сегодня это было бы преждевременно.
За Оливье Жерменом еще не успела закрыться дверь, а Инна Всеволодовна уже жала на кнопки телефона, подключенного к внутренней институтской сети.