Клиника С…
Шрифт:
Ольга Гусь была самой молодой из медсестер (только в прошлом году закончила медучилище), самой старательной и, как считал Моршанцев, самой вменяемой. Во всяком случае, она была единственной из сестер, не считая старшей медсестры Аллы Анатольевны, которая с первого дня работы Моршанцева вела себя с ним так, как полагается медсестре вести себя в общении с врачом. Никаких нагловато-ироничных взглядов, никаких смешков за спиной, никаких намеков на то, что она работает здесь дольше и лучше знает местные порядки, короче говоря — ничего лишнего.
Моршанцев знал про медсестер мало. Так, например, ему было известно, что Ольга живет в Коломне и что она собирается выходить замуж (другие медсестры то и дело отпускали шуточки по этому поводу). Первой мыслью, пришедшей
— Дмитрий Константинович, можно у вас проконсультироваться?
Машу Моршанцев слегка недолюбливал. Было за что — Маша, на правах медсестры с пятилетнем стажем, дважды вступала в открытые пререкания с новым доктором. В первый раз в ответ на просьбу перестелить постель пациента, обмочившегося во время дневного сна (восьмидесятилетний дед плохо спал ночью, вот и заснул после обеда крепко-накрепко), Маша ответила Моршанцеву: «Сейчас поедим — и перестелим». Моршанцев поинтересовался, уж не думает ли Маша, что пролежать в мокрой постели лишних полчаса приятно и полезно. Маша ответила, что вообще-то палата микешинская и отдавать распоряжения должен Микешин. Разговор, то есть уже не разговор, а спор, услышала проходящая мимо старшая медсестра. Благодаря ее вмешательству постель была перестелена безотлагательно, правда, потом, спустя час с небольшим, Алла Анатольевна с глазу на глаз сказала Моршанцеву, что время на обед дежурные медсестры выкраивают с трудом, поскольку нагрузка у них о-го-го какая, и потому «сдергивать» их с обеда без особых на то причин не стоит. Моршанцев так и не понял, считается ли замена мокрого постельного белья «особой причиной».
Второй конфликт, если это можно назвать конфликтом, произошел совсем недавно, когда Моршанцев увидел на тумбочках у своих пациентов маленькие самодельные бумажные конвертики с написанной ручкой буквой «В» на каждом. В конвертиках лежали вечерние порции таблеток. Маша раздавала конвертики вместе с дневной порцией, экономя таким образом время и силы.
Согласно должностной инструкции, раздача лекарств для внутреннего употребления производится непосредственно перед их приемом. Раздавать лекарства впрок запрещается. Пациенты могут забыть их принять, могут принять раньше или позже назначенного времени, да мало ли что может быть! Медсестре полагается не просто раздать таблетки, но и убедиться в том, что они приняты.
С раскрытым конвертиком в руках Моршанцев вышел из палаты, пригласил Машу в пустую ординаторскую и там потребовал объяснений. Маша, нисколько не смутившись, ответила, что так поступают многие медсестры и что вечером она заглядывает в каждую палату, проверяя, не осталось ли на тумбочках непринятых лекарств. Конечно же, в ответ дважды было вставлено: «Не первый день работаем» с прямым намеком на моршанцевское неофитство. [12] Моршанцев поинтересовался, почему бы в таком случае не раздавать лекарства как положено, если уж все равно приходится обходить все палаты, и услышал в ответ, что у врачей есть свои трудности, а у сестер — свои. В конце концов, Маша пообещала больше не оптимизировать раздачу лекарств, но по лукавым глазам ее явственно читалось, что обещанию этому грош цена. По-хорошему полагалось поговорить со старшей сестрой, возможно — написать докладную, но не хотелось зарабатывать репутацию убежденного ябедника, от которой потом уже никогда не удастся избавиться. Да и потом не годится врачу по каждому вопросу бегать к старшей медсестре, надо учиться решать проблемы самостоятельно, опираясь на собственный авторитет.
12
Неофит, от древнегреч. «'o» — недавно насажденный, новый приверженец какого-либо учения или движения, новичок в каком-либо деле.
— Можно, — в доброжелательно-почтительном тоне медсестры Моршанцев почувствовал подвох.
— Анапроган [13] может вызывать тошноту и изжогу?
— Может, — Моршанцев удивился простоте вопроса. — Диспепсические явления — одно из побочных действий анапрогана, разве вы не знали?
— Слышишь, Оль, что Дмитрий Константинович говорит? — Маша легонько потрясла продолжающую рыдать напарницу за плечо.
— Слышу! — не меняя позы, глухо откликнулась Ольга.
13
Название препарата вымышлено.
— Спасибо, Дмитрий Константинович, — церемонно поблагодарила Маша.
— Пожалуйста, — так же церемонно ответил Моршанцев. — Еще вопросы будут?
Маша отрицательно покачала головой.
Моршанцев ушел в ординаторскую. Довжик и Микешин, должно быть, успели обо всем договориться, потому что увлеченно обсуждали сериал «Интерны», точнее — спорили, не сходясь во взглядах. Микешин считал «Интернов» прикольными, а Довжик возмущенно доказывала, что это никакая не комедия, а настоящее глумление над медициной и медиками.
— Да вы только вспомните, на каких фильмах о врачах выросли мы, — Довжик строго посмотрела на Моршанцева, не ища, а просто требуя поддержки, несмотря на то, что из-за разницы в возрасте росли они в разные эпохи и на разных фильмах. — «Дни хирурга Мишкина», «Дорогой мой человек», «Открытая книга»…
— «Молчание ягнят», — подсказал Микешин.
— При чем тут это?!
— При том, что маньяк Ганнибал — врач-психиатр, — без тени улыбки пояснил Микешин.
— Я говорю о наших фильмах, а он мне подсовывает какие-то похабные ужастики! — совсем по-базарному возмутилась Довжик. — Ты еще «Доктора Айболита» вспомни!
— Айболит не в тему — он ветеринар…
Микешин налил воды в электрический чайник и включил его.
— А у меня сегодня — особый чай! — сразу же объявила Довжик. — Его можно заваривать семь раз подряд, и каждый раз получается новый вкус.
— Самое то для дежурства, — одобрил Микешин. — Одной щепотки до утра хватит.
Сам, однако, угощаться чудесным чаем не пожелал — заварил кипятком пакетик «Липтона». Моршанцев же на работе пил только растворимый кофе, крепкий и сладкий. Две чашки подряд заменяли обед, отшибая аппетит часа на четыре.
Кормили в институте не очень. В смысле — не очень дорого (сто восемьдесят — двести рублей за обед из трех блюд плюс стакан сока — это по московским меркам доступно и терпимо), но и не очень вкусно. Никакие салаты, жиденькие супчики, котлеты, в которых хлеба было втрое больше, чем мяса… Соки отличались от воды только цветом, но не вкусом. Бутерброды с колбасой, ветчиной или сыром, прихваченные из дома, доставляли куда больше удовольствия и лучше насыщали, поэтому Моршанцев перешел на «сухой паек», а когда забывал его или если поутру дома не было колбасы или сыра (холостяцкая жизнь есть холостяцкая жизнь), то «обедал» кофе. Выигрыш был двойным — и в деньгах, и во времени. Пока дойдешь до столовой, пока отстоишь очередь, пока вернешься обратно… а тут вытащил из холодильника, стоящего в ординаторской, бутерброды, размешал в кипятке кофе с сахаром — и можно приступать… Впрочем, самые экономные из коллег, такие, как, например, Маргарита Семеновна, ни в столовые не ходили, ни из дома никакой провизии не приносили, а столовались «из буфета», то есть из больничного котла. Объедать больных вообще-то не полагалось, но процентов десять-пятнадцать сами отказывались есть «казенную» пишу, питаясь тем, что им приносили родственники, да вдобавок буфетчицы раздавали еду экономно-рачительно, выкраивая порции для себя, для постовых медсестер, помогавших в раздаче пищи и сборе грязной посуды, для старшей сестры и некоторых бережливых докторов.