Клинки максаров (Сборник)
Шрифт:
— Присоединяюсь к мнению Ягана и Головастика, — сказал я. — На Вершени, конечно, нам несладко придется, но в Иззыбье куда хуже… Теперь ты. Шатун. Мы внимательно слушаем.
— Говорить мне нелегко. Иззыбье моя родина. Но теперь я изгой, и все здесь об этом знают. На Вершени я тоже останусь изгоем. Но там легче выжить, легче затеряться. Кроме того, мне не хотелось бы расставаться с вами. Сейчас вы единственные, кто не чурается меня. А в одиночку прожить я вряд ли смогу. — Он умолк, тяжело задумавшись.
— Значит, Вершень?
— Вершень, а там посмотрим…
— Тогда веди нас к ближайшему занебнику.
Первым делом
Трудности начались буквально сразу. Даже я, как выяснилось, не умел ходить по топям и торфяникам. А уж про Ягана и Головастика, вся сознательная жизнь которых прошла на Вершени, и говорить нечего. Гладкая, как обструганная доска, ровняга — это вам не зыбучее болото. Через каждые пять шагов кого-то из нас приходилось вытаскивать из трясины.
— Если вы и дальше будете идти в таком темпе, то никогда не доберетесь до занебника, — сказал Шатун. — Ступайте только в мои следы. Ни единого шага в сторону. Вперед смотреть не обязательно, лучше смотрите себе под ноги.
Постепенно характер местности стал меняться. Редкие пологие холмы, мутные речушки и заросли хилого, кустарника, до этого хоть как-то разнообразившего пейзаж, исчезли окончательно, уступив место плоской и безрадостной, залитой стоячей водой пустоши. Из ржавой, воняющей сероводородом жижи торчали только голые, черные кочки да стреловидные стебли какай-то травы. Огромные пузыри вспухали то здесь, то там и, лопаясь, обдавали нас брызгами грязи. Пласты тумана, колыхаясь, плыли слева и справа от нас. Туманом было небо над головой, туман был впереди и сзади, туманом была наша судьба.
В стороне показалась стая куцелапов — пять или шесть особей, каждая размером не меньше той, что увязалась за нами в лабиринте. Вот кто был здесь в своей родной стихии: грациозно взлетая вверх, каждый из куцелапов находил свою кочку и, казалось, едва коснувшись ее задними лапами, вновь совершал плавный и легкий десятиметровый прыжок.
Появляясь то с одной, то с другой стороны, они явно стягивали вокруг нас кольцо. Время было раннее, и, судя по всему, тварям не терпелось позавтракать. А у нас с собой не было никакого оружия — ни ножа, ни даже палки.
— Что-то не нравится мне, как они кружат вокруг, — сказал Головастик. — Ведь ты, Шатун, говорил, что куцелапы существа трусливые. Так чего же они к нам лезут?
— Это они в одиночку трусливые, — меланхолически ответил Шатун. — А кучей смелые.
— Значит, они нападут на нас?
— Обязательно.
— Как же нам поступить?
— Идти, как шли. — Шатун все время озирался по сторонам, словно высматривая что-то, хотя, на мой взгляд, кроме воды и кочек, вокруг ничего не было. — Вся моя жизнь прошла в этих краях, и я знаю о них немало. Здесь мне не страшен ни зверь, ни человек. Даже ребенком я умел спасаться от куцелапов. Одинокого куцелапа губит трусость, а стаю — наглость. Скоро вы в этом убедитесь.
От куцелапов нас отделяло теперь каких-нибудь полсотни метров. С такого расстояния их можно было рассмотреть во всех подробностях, и, надо признаться, эта помесь кенгуру и крокодила своим видом отнюдь не ласкала наши взоры.
— Все! — крикнул нам Шатун. — Стойте, где стоите!
— А сесть можно? — спросил я.
— Можно, — разрешил Шатун. — Ты у нас, вроде, самый сообразительный…
— Чем отличается? — я посмотрел в указанном направлении. — Та, вроде, размером побольше.
— Гляди лучше.
— Подожди, подожди, — я напряг зрение. — Кажется, она движется.
И действительно, кочка, на которую обратил мое внимание Шатун, вела себя довольно странно: медленно, очень медленно, она перемещалась в нашу сторону. Чтобы окончательно убедиться в этом, я засек ее местоположение относительно других кочек и вскоре обнаружил, что не одна она здесь такая. Двигались многие кочки, некоторые к нам, некоторые от нас. Иногда какая-нибудь слегка приподнималась из воды, сразу вырастая в размерах вдвое, а то и втрое.
— Сейчас начнется, — сказал Шатун. — Будьте готовы ко всему, но панике не поддавайтесь.
Куцелапы, до этого будто и не замечавшие нас, вдруг совершили резкий поворот на девяносто градусов и, легко перелетая с кочки на кочку, перешли в наступление. Одна пара атаковала с фронта, две другие заходили с флангов.
Понимая, что слова Шатуна имеют какой-то пока непонятный мне смысл, я внимательно наблюдал за странной кочкой, которая непременно должна была оказаться на пути одного из куцелапов. Однако крик Ягана отвлек меня. Оба нападавших справа зверя исчезли, а на том месте, где им положено было находиться, вода словно кипела. Затем вскрикнул и Головастик. Я перевел взгляд в его сторону и успел увидеть, как кочка, которой только что коснулся самый крупный из куцелапов, — возможно, вожак, — словно всосала его в себя, всосала целиком, по самую макушку, и тут же сама канула в болото. Не прошло и минуты, как в поле нашего зрения не осталось ни единой зеленой гадины. Да и кочек заметно поубавилось. Зато в глубине болота шла какая-то бурная деятельность — на поверхности воды крутились воронки и взлетали гейзеры, туда-сюда перекатывались волны, кочка подо мной (надо надеяться, кочка обыкновенная, без всяких сюрпризов) содрогалась.
Спустя некоторое время раздался мощный чмокающий звук, и трясина извергла плотный зеленоватый ком, размером с человеческую голову — перемолотые кости, клыки, куски шкуры. Так повторилось еще пять раз, и болото успокоилось.
— Я никуда не пойду, — решительно заявил Головастик. — Буду сидеть здесь, пока не подохну.
— Нам бояться нечего. Морду жерновника от обыкновенной кочки разве что дурак не отличит. Я нарочно завел вас в самую середину стада. Тут нас и тысяче куцелапов не достать.
— А жерновник — это что такое? Живой он или неживой?
— А занебник живой?
— Живой, но не в такой степени, как мы с тобой.
— Ну вот, а жерновник нечто среднее между зверем и растением. Ни глаз, ни лап у него нет, но жрать и двигаться может.
— Слыхал я про таких тварей, — буркнул Яган. — Не один наш полк они сожрали в свое время.
— Идем дальше, — Шатун легко перепрыгнул на ближайшую кочку. — Скоро мы выберемся на твердое место. Будет полегче.
То, что Шатун называл твердым местом, оказалось мертвым, засохшим на корню лесом, затянутым пологом густой паутины и загроможденным гниющими древесными стволами. Но идти действительно стало легче. Какие-то насекомые погубили здесь всю растительность, пощадив только розовые, как свежее мясо, отталкивающего вида грибы. Под ногами потрескивал плотный ковер хрупких сероватых коконов. Еще больше таких коконов было на голых ветках деревьев и в тенетах паутины. В воздухе витал запах тления гнили, запустения. Я тронул рукой ближайший пень, и мой палец легко вошел в трухлявую древесину.