Клинки против смерти
Шрифт:
Когда же он понял, что Мышелов не внемлет ему, старик снова начал яростно сопротивляться. Но Мышелов был неколебим. Старик глубоко прокусил ему мякоть большого пальца, но Серый все же заставил старика разжать челюсти и, взяв его за нос, влил пурпурную жидкость прямо в рот. Даже в глотке слышалась поступь смерти… Потом Мышелов допил остатки — жидкость с тошнотворно приторным запахом оказалась на вкус солоноватой как кровь — и стал ждать.
То, что он сделал, наполняло его отвращением. Никогда прежде ему не доводилось еще вызывать такой ужас в мужчине, да и в женщине. Уж лучше было убить старика. Выражение лица его теперь было как у младенца… под пыткой. Лишь этот несчастный старик, думал Мышелов, знает истинный смысл грозного воя, что отдавался в ушах. Мышелов едва не позволил старику добраться до кинжала, к которому тот вяло тянулся, но подумал о Фафхрде и сильнее прижал руки старика к полу.
Комната начала постепенно наполняться туманом, закачалась и стала медленно вращаться. Голова Мышелова кружилась, словно звук растворял сами стены. Что-то дергало его тело, с любопытством копошилось в мозгу. А затем его охватил вихрь абсолютной тьмы, содрогавшейся от демонического воя.
Но на обширной пустой равнине, которой тьма вдруг уступила место, звуков не было. Только жуткий холод. В лунном свете взгляду открывались бесконечные окаменевшие отлогими волнами скалы да резкий очерченный горизонт без всяких ориентиров.
Он ощутил, что рядом с ним находится нечто и пытается укрыться за его спиной. Вдруг неподалеку он заметил бледный силуэт… инстинктивно он понял, что это Фафхрд. И вокруг него бушевали нечеткие темные силуэты… свора. Тени собак то наскакивали, то припадали к земле… глаза их светились ярче бликов луны, длинные морды беззвучно щерились. Рядом жалась к нему какая-то тварь. И Мышелов ринулся на помощь другу.
Призрачная свора бросилась навстречу, и он приготовился отбиваться. Но вожак проскочил мимо его левого плеча, остальные разделились, обтекая его, словно бурлящий черный ручей. Тогда он понял, что пытавшаяся укрыться позади него тварь исчезла. Он обернулся и увидел, что черные силуэты гонятся за второй бледной тенью.
Она стремительно убегала, но они догоняли. Погоня перепрыгивала с одной каменной волны на другую. Вместе со сворой силуэт догоняли и высокие, с виду человеческие, фигуры. Все они медленно уменьшались в размере, пока не стали крошечными, почти незаметными. Но жуткая ярость и страх, источаемые ими, не пропадали.
А потом исчез призрачный свет луны, которой не было, остался лишь холод, скоро и он рассеялся в никуда…
Когда он проснулся, над ним склонилось лицо Фафхрда, тот приговаривал:
— Лежи, малыш. Лежи спокойно. Нет, я не ранен. Просто порвали руку. Не так уж и плохо. Не хуже, чем тебе.
Но Мышелов нетерпеливо тряхнул головой и оторвал свое ноющее плечо от ложа. В узких клинках солнечного света, света, что пронзал узкие окна, клубились пылинки, и тогда он увидел труп старика.
— Да, — ответил Фафхрд, когда Мышелов вяло отвалился назад, — теперь его страхи закончились. Они разделались с ним. Мне следовало бы ненавидеть его. Но кто может ненавидеть растерзанный труп? Когда я появился в башне, он дал мне снадобье. В моей голове что-то спуталось. Я поверил его речам. Он говорил, что питье сделает меня богом. Я выпил и оказался в аду — в холодной пустыне. Но теперь все позади, и мы на Нихвоне.
Мышелов же разглядывал свисавшие с потолка тщательно высушенные и, вне всяких сомнений, безжизненные тельца, и чувствовал удовлетворение.
VI. Затонувшая земля
— Ну, я родился в близнецах со счастьем, — радостно заорал Фафхрд, подскочив на месте так, что отнюдь не шаткий шлюп качнулся, несмотря на противовесы. — Я поймал рыбину посреди океана! Я вспорол ей брюхо! И погляди, малыш, что я нашел!
Серый Мышелов слегка отстранился от оказавшегося прямо перед его лицом измазанного рыбьей кровью кулака, сморщил нос с привередливой ухмылкой, поднял левую бровь и пригляделся. Предмет этот не казался крохотным даже на широкой ладони Фафхрда и, хотя был измаран кровавой слизью, поблескивал золотом. Это было кольцо… и ключ одновременно. Стержень ключа был отогнут под прямым углом к кольцу и ложился на палец при носке. На нем была какая-то резьба. Мышелову перстень не понравился — инстинктивно. Смутная тяжесть, что одолевала его уже не первый день, словно сошлась на блестящем предмете.
Во-первых, ему совсем не нравилось громадное соленое Внешнее Море, и только смелость и настойчивость Фафхрда, да собственная тоска по земле ланхмарской заставили его пуститься в долгое и, вне сомнения, рискованное путешествие над неизведанными глубинами. Во-вторых, ему не нравилось, что вокруг кипит вода от мальков… — на таком-то расстоянии от земли! Даже ровная тихая погода и попутный ветер беспокоили его, словно знаменовали впереди великие беды, как несет грозу медленно подступающее облачко. Слишком много удач — это опасно. И теперь это кольцо, прямо-таки свалившееся в их руки при удивительном стечении обстоятельств.
Они разглядели вещицу, Фафхрд медленно покрутил ее. На кольце можно было различить гравировку — морское чудовище увлекало под воду корабль. Изображение, впрочем, было весьма стилизовано, деталей было немного, так что нетрудно было и ошибиться. Но более всего Мышелова удивил незнакомый стиль рисунка, хотя он странствовал повсюду и знал мир.
Напротив, в памяти Фафхрда это кольцо пробудило странные воспоминания о неких легендах, что рассказывают долгими северными ночами вокруг костров из плавника: о дальних морских странствиях, о прибрежных набегах в незапамятные времена, вспоминались и кое-какие вещи. К примеру, остатки добычи невообразимо дальнего предка, поблескивавшие возле костра, — считалось, что ритуальная ценность их слишком велика, чтобы менять, продавать или дарить такие предметы. Вспомнились и зловещие неясные страхи, которыми пугали мальчишек, осмеливавшихся чересчур далеко заплывать в море просто так или в лодке. На мгновение зеленые глаза его затуманились, обветренное лицо стало серьезным, но лишь на мгновение.
— Прелестная вещица, согласись, — рассмеялся он. — И чью же дверь отпирает этот ключ? Дамочки какого-нибудь короля. Вот что я тебе, скажу, погляди: ключ этот как раз для королевского пальца. — Он подбросил ключ вверх, поймал и обтер о грубую ткань собственной рубахи.
— Я бы не стал надевать его, — предостерег Мышелов, — не иначе рыбина отъела его вместе с пальцем с руки мертвеца и со всем трупным ядом. Выбрось его.
— И посиди у борта, может, выловишь побольше? — лукаво ухмыльнулся Фафхрд. — Нет, мне довольно и этого. — Он надел кольцо на средний палец левой руки, стиснул кулак, критически оглядел его. — Годится и для драки, — добавил он.
Тут над водой блеснула чешуей крупная рыбина, чуть не ударившаяся о лодку, и Фафхрд подхватил свой лук, наложил на тетиву неоперенную стрелу с зазубренным тяжелым наконечником и стал внимательно вглядываться в воду, наступив ногой на балансир. От стрелы тянулась тонкая бечевка.
Мышелов глядел на него не без зависти. Громадный Фафхрд на борту корабля всегда обретал непривычную легкость и уверенность в движениях. Он становился на воде таким же проворным, каким был на суше Мышелов. Сам Серый вовсе не был сухопутной крысой и владел судном не хуже Фафхрда, но ему всегда становилось слегка не по себе, когда со всех сторон день за днем его окружала вода. Фафхрду в свой черед не по душе были города, хоть и в них находились для гиганта кое-какие удовольствия: таверны и уличные схватки. На борту корабля Мышелов становился осторожным и подозрительным: все искал течи, все боялся, что вспыхнет пожар, протухнет еда и сгниют тросы. Раздражала его и привычка Фафхрда радоваться бурям — тот вечно тянул время, не торопясь брать паруса на рифы. Несколько раздражало вдобавок и то, что подобные поступки друга нельзя было считать просто дурачеством.