Клинки сверкают ярко
Шрифт:
Действие табака прошло, картинка стерлась, уступив место гостиной — наведенному лепреконами мареву. Я засветил одному из Грецки — кажется, старшему брату — стаканом между глаз, а второго ухватил за полу кафтана, но он вывернулся.
Из круглого отверстия в потолке свалился младший Агати. Увидев меня, он выхватил откуда-то трубку, мундштук которой мгновенно вытянулся, а чашечка увеличилась, и замахнулся ею, как палицей. Я быстро сунул руку в карман и, приоткрыв шкатулку, выхватил пергамент. Тот развернулся, шелестя; с него заструился мягкий свет.
Этот свет
Арка скорчил гримасу.
— Что нового? — спросил я как ни в чем не бывало.
Младший Грецки покрутил головой, попятился и уселся на лавку. Тут только я заметил, что рядом на полу лежит Кмест Вислоухий — длинный и тощий дядька, одетый в какую-то рвань. Он спал, подложив под голову руки и шевеля во сне бровями.
— Пьяный, что ли? — спросил я.
— Всегда как.
Я сел, положив пергамент на колени, и льющийся с него свет исчез. Средний со старшим — Арка и Яни — тоже уселись и уставились на меня.
Не было никакого смысла хитрить с Грецки, так что я сразу приступил к делу:
— Вы брали всего на месяц, и потому такие большие проценты. Прошло полгода…
Младший махнул трубкой:
— Отдать не могли.
— А это не важно.
— Важно! Джа, был где? Отдали, тут если бы.
— Прочесть тебе еще раз долговое обязательство? — Я ткнул пальцем в пергамент. — В нем сказано, вы берете деньги под определенные проценты. И обязуетесь отдать долг сразу же, когда я его потребую, но не раньше, чем через месяц после того, как его взяли. Ладно, давай подсчитаем…
— Ах! — перебил старший Яни. — Получается что это? Под проценты дам я кому-то в долг. Лет на десять и исчезну. Потом что? Мне отдать он будет должен тысяч пять? Десять? Двад…
Я повысил голос:
— Подсчитаем! Каждый следующий месяц проценты идут уже и с добавленных к долгу процентов. Это будет… примерно сто пятьдесят монет.
— Ах-х!!! — Арка подскочил, на мгновение завис над скамейкой, потом опустился обратно. — Сотни полторы?! Разоритель ты!
Яни тоже кривил рожу и что-то бухтел, но младший Агати, главный у них, который и подписывал договор своей кровью, молчал. Он лучше братьев понимал, что к чему. Грецки ничего не могли поделать. Их собственная магия, магия подписанного долгового пергамента, принуждала их расплачиваться во что бы то ни стало. Если бы я не предъявил пергамент, Грецки, наверное, могли бы как-нибудь выкрутиться, схитрить — но не сейчас.
Я кивнул:
— Ладно, с этим разобрались. А вообще, как дела?
— На мели сейчас. Шумно в городе, зверствуют стражники протекторские. Порт подминает Самурай-эльф…
— Да еще и торговая баржа опять сгорела, — вставил я.
— Тоже и это.
Кмест Вислоухий перевернулся во сне и внятно произнес:
— Чеши
Ушей у него не было, на их месте остались розовые шрамы — Кмест иногда на полном серьезе рассказывал, что проиграл свои уши в карты.
— Что ж вы народ надурили, будто утонули?
Арка покосился на меня:
— Дела сворачиваем в городе.
— Что так?
— Переехать желаем.
— Устали, отдохнуть хотите? И денег у вас сейчас нет?
— Нету, Джа, знаешь ты, правда это. Он, — младший показал трубкой на пергамент в моих руках, — соврать не даст.
— Ладно, верю, но с чего это вдруг у вас денег нет? Наоборот, если вы весь свой товар перед переездом распродали… Вот в чем тут дело, братишки. Вы вложили все средства во что-то. И операция такая важная, что после нее придется вам валить из города. Потому и баржу сожгли, чтоб замести следы. Чтоб все решили, будто вы утонули. Но дело еще не завершено, товар не продан покупателю, потому вы пока здесь и наличных у вас нет.
По сморщенным рожам лепреконов было очень трудно что-либо понять, но я чувствовал, что прав.
— Репейник! Всё — репейник… — пробасил Вислоухий, не просыпаясь.
Агати сказал:
— Взял с чего? Крупное дело какое, следов заметание какое? Удумал что?
Я хмуро взглянул на него:
— Ты помнишь Дитена Графопыла, братишка? Большака, коротышку? Я… в общем, сердит был на него. Не важно почему. Только-только вернувшись в город, сразу же наткнулся на него. Ну и погнался, хотел зашибить. А он от меня давай удирать по крышам. Он же скокарь бывший, ему по крышам шастать сподручно. В порту это было. Я его почти догнал, уже на крайнем складе, заброшенном. Там крыша совсем трухлявая, она под нами проломилась, мы упали, а потом…
Я замолчал, глядя на них. А они тревожно пялились на меня.
— Что? — спросил наконец Арка.
— Помните пролом в потолке? Новый?
Агати помолчал, раздумывая, затем спросил:
— Нас видел?
— Видел. И ваш карман. И то, что вы туда втащили. Вы вложили все наличные в жабью икру, вот потому сейчас и пустые…
— Взял?! — заорал Агати, вскакивая.
И двое других тоже вскочили. Гостиная подернулась дымкой, которая излилась от Грецки, и исчезла. Дымка была зелено-синей и переливистой, она наполнила пространство рыбьими телами, водорослями, щупальцами прячущихся под камнями спрутов…
Я выкрикнул, разворачивая пергамент:
— Ничего я не взял! На месте ваша икра, в тайнике лежит!
Океанское дно, на котором мы вдруг очутились, исчезло. Лепреконы одновременно уселись обратно на лавку.
— Говоришь правду?
— А то. Чего это вы так всполошились?
Агати нехотя пояснил:
— Покупатель крутой вельми. Пропала если б икра, конец нам.
— Да. Красная Шапка шутить не любит…
— Шапка? — Он воззрился на меня. — Шапка при чем тут?
— Не он? Я просто прикидываю, для кого вы икру доставали. Не Шапка, а? Вряд ли это эплейцы или кто-то из баронов. Протектор с Неклоном тоже не стали бы иметь с вами дело… Кто еще, кого вы можете так опасаться? Ага, понял. Песчаный.