Клинок судьбы

Говард Роберт Ирвин

Кейн сложил на груди руки.

— Тварь, с которой я бился минувшей ночью, сама поведала мне обо всем. Погнавшись же, я следовал за нею до этого самого дерева. ИБО ДЕМОН, УБИВАВШИЙ ЛЮДЕЙ, НЕ ЧТО ИНОЕ, КАК ПРИЗРАК ГИДЕОНА!

Эзра вновь завизжал и остервенело забился.

— Ты знал все, — хмуро проговорил Кейн. — Ты знал, кто совершает все эти непотребства на пустошах. Ты сам до смерти боялся призрака несчастного безумца, и потому-то ты укрыл его тело здесь, на торфянике, вместо того чтобы утопить в бездонном болоте. Ты предвидел, что неупокоенный дух будет витать близ места своей погибели. Гидеон и при жизни-то был слабоумен; где ж ему было смекнуть, как

найти тебя и как отомстить! Иначе он уж точно добрался бы до твоей развалюхи!.. Из всех людей он ненавидит только тебя одного, но беда в том, что его помраченный дух не способен отличить одного человека от другого. Вот он и умерщвляет всех подряд, чтобы ненароком не упустить своего погубителя. Однако стоит ему встретить тебя, и он тебя сразу узнает. И упокоится в мире. Ненависть овеществила его дух, придала ему способность убивать и калечить живую плоть. И как бы ни боялся он тебя, покуда был жив, теперь этого страха нет и в помине!.. — Кейн помолчал, глядя на солнце. — Все это я узнал от самого Гидеонова духа, — сказал он затем. — Все это он поведал мне — когда криком, когда лепетом, а когда и молчанием хуже всякого крика. И я знаю, что утолить его жажду сможет только твоя смерть.

Люди, в том числе и Эзра, слушали затаив дыхание.

— Тяжко это, — произнес Соломон Кейн, — вот так хладнокровно приговаривать человека к смерти, да еще назначать ему казнь вроде той, что сейчас у меня на уме. Но ты умрешь, Эзра, умрешь, чтобы смогли жить другие. И — Господь свидетель! — ты более чем заслужил смерть. Но ты не должен погибнуть от петли, меча или пули. Ты окончишь свою жизнь в когтях убиенного тобою. Ибо ничто иное не упокоит эту несчастную душу.

При этих словах остатки разума покинули старого Эзру. Колени его подломились, он повалился наземь и принялся валяться у Кейна в ногах, униженно моля о смерти. Он просил сжечь его на костре, содрать кожу с живого. Но лицо пуританина оставалось непроницаемой маской, неподвижной и непоколебимой.

Боязнь, как известно, порождает жестокость. Ухватив пронзительно кричавшего Эзру, крестьяне тут же привязали его к остову дуба, и кто-то посоветовал ему, покуда есть время, примириться с Создателем. Эзра ничего не ответил, лишь кричал и кричал на одной ноте, тонко, невыносимо. Один из крестьян хотел было ударить его по лицу, чтобы прекратить этот вой, но Кейн удержал его руку.

— Пусть себе примиряется хоть с сатаной, благо к нему он, скорее всего, и отправится, — хмуро проговорил пуританин. — Солнце вот-вот сядет. Ослабьте его путы, так, чтобы к наступлению темноты он сумел освободиться. Все-таки негоже встречать смерть связанным, словно для жертвоприношения!

Когда они уходили, старый Эзра еще какое-то время издавал бессвязные, нечленораздельные, нелюдские звуки. Потом затих и лишь с ужасающей пристальностью вглядывался в заходящее солнце.

Шагая в толпе крестьян прочь через торфяники, Соломон Кейн бросил один последний взгляд назад, на привязанного к дереву человека. Неверный свет снова шутил шутки на пустоши: Эзра показался Кейну чудовищным грибом, выросшим на гнилом стволе.

В это время приговоренный издал нечеловеческий вопль.

— Смерть! Смерть! — разнеслось далеко окрест. — Черепа!.. Я вижу черепа среди звезд!..

— Всякому дорога жизнь, даже такому заскорузлому, негодному и злому созданию, — вздохнул Кейн. — Будем надеяться, что у Господа нашего и для душ вроде него найдется местечко. Такое, где огненная мука очистила бы их от скверны подобно тому, как огонь очищает древесину от гнилостных грибов. И все-таки тяжело у меня на сердце…

— Да

что вы так убиваетесь, сэр, — подал голос один из мужиков. — Вы только волю Божью исполнили. Сегодняшнее наше деяние добрые плоды принесет!

— Если бы знать, — невесело проговорил Кейн. — Если бы знать!..

Солнце село, и темнота сгустилась с удивительной быстротой. Так, словно из неведомых бездн ринулись великанские тени и поспешили окутать этот мир темнотой. Потом из ночной мглы долетело странное эхо, и люди невольно остановились, оглядываясь туда, откуда пришли.

Там ничего не было видно. Непроглядная тень затопила широкие пустоши, лишь рослая трава волновалась на чуть заметном ветру и шептала, нарушая зловещую тишину.

Потом из-за далекого горизонта выплыл багровый диск луны. И на фоне его на какое-то мгновение мелькнул черный, четко очерченный силуэт. Скрюченный, уродливый, он тем не менее промчался, едва касаясь земли. А за ним, быстро настигая, невесомо проплыла скользящая тень — безымянный, бесформенный ужас!..

Секунду они были видны против лика луны, потом слились в жуткий клубок и скрылись среди теней.

Докатившись издалека, над пустошами прозвучал один-единственный взрыв замогильного хохота…

Десница судьбы

— А на рассвете — болтаться ему в петле!.. Хо-хо!..

Говоривший гулко хлопнул себя по ляжке и захохотал скрипучим высоким голосом. Хвастливо посмотрел он на слушателей и отхлебнул из кружки, стоявшей у локтя. Скачущие в камине языки пламени озаряли пивнушку. Никто не ответил.

— Роджер Симеон, некромант! — продолжал насмехаться обладатель скрипучего голоса. — Мастер дьявольских искусств, творец черной магии! Вот что я вам скажу: вся его богомерзкая сила не помогла ему, когда королевские солдаты окружили его пещеру и взяли колдуна в плен. А уж как он бежал, когда поселяне начали швырять булыжники ему в окна! Думал спрятаться, во Францию улизнуть! Как бы не так! Хо-хо! Сколько веревочка ни вейся, а петелькой свяжется, да вокруг шеи. Славное дельце, вот что я вам скажу!

И он бросил на стол небольшой мешочек. Раздался мелодичный звон.

— Плата за жизнь чернокнижника! — похвалился хвастун. — Что скажешь, мой кислолицый друг?

Эти последние слова относились к молчаливому, очень скромно одетому мужчине, сидевшему у огня. Он был высок ростом, широкоплеч и, по-видимому, исключительно силен, несмотря на худобу. Он обратил к говорившему бледное неулыбающееся лицо и уставился на него глубокими светлыми глазами, источавшими ледяной холод.

— А я тебе вот что скажу… — произнес он негромко, но в голосе чувствовалась немалая мощь. — Если кто и совершил сегодня богомерзкое дело, так это ты. Тот некромант, надо думать, вправду заслуживал смерти. Но он доверял тебе! Считал тебя своим единственным другом! А ты продал его за несколько поганых монет! Помяни мое слово: встретишься ты с ним однажды в аду…

Человек, только что похвалявшийся выдачей колдуна, — невысокий коренастый малый с недоброй физиономией, — открыл было рот для гневной отповеди, но вдруг передумал. Ледяной взгляд еще какое-то время продолжал сверлить его. Потом высокий малый гибким кошачьим движением поднялся на ноги и вышел из комнаты. Шаг у него был пружинистый и широкий.

— Эт-то что еще за… хрен выискался? — возмущенно и обиженно осведомился хвастун. — Да кто он вообще такой, чтобы защищать чернокнижников от честных людей? Клянусь Богом живым, пусть благодарит свою удачу за то, что схлестнулся с Джоном Редли и сохранил сердце в груди!..