Клипер «Орион»
Шрифт:
— Лева готовит большую работу о русско-японской войне и вот прислал копию записок Клапье де Колонга, добытую им каким-то непостижимым образом. Письмо долго пролежало в Лондоне и полгода у меня на полке. Здесь картина всего сражения 14 мая пятого года. Поразительно точная запись, буквально по минутам, видимо, частью выписка из вахтенного журнала броненосца «Суворов», а остальное по памяти. Как вам известно, капитан первого ранга Клапье де Колонг был флаг-капитаном при штабе адмирала Рожественского, находился при нем на «Суворове», а затем в плену. Если разрешите, я кое-что зачту, или посмотрите сами?
— Лучше вы. Я смогу только ночью, а сейчас как раз время, когда шел бой. Пожалуйста, читайте все подряд.
И Воин Андреевич стал читать, устроившись поудобней в своем бамбуковом кресле.
— «Дни 14 и 15 мая вызывают потребность молитвенно помянуть всех погибших в бою с японским флотом на судах эскадры вице-адмирала Рожественского у острова Цусима — убитых, раненых и уцелевших, доблестно разделивших участь своих кораблей, пойдя на них ко дну Корейского пролива.
В конце апреля 1905 г. II эскадра Тихого океана, следуя с последней стоянки в бухте Ван-Фонг — Французского Индо-Китая — к Корейскому проливу, соединилась в Китайском море с отрядом судов контр-адмирала Небогатова. На дальнейшем переходе имели в море одну погрузку угля с транспортов.
10 мая скончался на „Ослябя“ контр-адмирал Фелькерзам, начальник 2-го броненосного отряда, флаг его но был спущен, о смерти его не оповещалось по эскадре. Тело адмирала, запаянное в металлический гроб судовой работы, пошло ко дну с броненосцем „Ослябя“ — первой жертвой Цусимского боя.
11 мая у Седельных островов отослали все транспорты под коммерческим флагом — разгруженные в Сайгоне, а с запасами — в Шанхай.
Чтобы пройти Корейский пролив 13 мая днем, надо было держать с лишком сутки двенадцатиузловый эскадренный ход; это было очень желательно, так как условия погоды (пасмурность, свежий ветер и состояние моря) были лучшим нашим союзником для прохода Корейским проливом. К сожалению, держать такой ход не могли и этим надеждам не суждено было оправдаться.
Эскадренный ход с 9 узлов увеличили до 10 с расчетом к утру 14 мая подойти к Корейскому проливу.
В день 13 мая, при все той же свежей и мрачной погоде, Адмирал производил эскадренные эволюции специально для обучения отряда контр-адмирала Небогатова.
К вечеру 13 мая погода стала улучшаться. На кораблях отслужили всенощную.
Ужин и чай у Адмирала прошли в напряженном состоянии.
Около 9 часов утра наши аппараты беспроволочного телеграфа стали принимать слабые, отдаленные переговоры двух районов. Следовавший с эскадрой вспомогательный крейсер „Урал“, снабженный самым мощным аппаратом беспроволочного телеграфа., специально предназначался прекращать всякие
В ночь с 13 на 14 мая вряд ли кто спал? слишком очевидна для всех была встреча с неприятелем в полном его составе. У всех вид напряженно деловой, сосредоточенная заботливость, отрывистые и только необходимые распоряжения и сообщения.
В кают-компании „Суворова“ — тихий говор. Большинство офицеров на йогах, в заботе о состоянии своих частей. Прислуга — у орудий; полная боевая готовность. По всему кораблю отдельные группы сидящей и лежащей команды, тихо разговаривающей. Вестовые таинственно сообщают офицерам о появлении в жилой палубе крыс. Завтрашний день определит судьбу каждому — вот смысл настроений.
В утро 14-го мытья палуб не было; после молитвы и завтрака — приборка.
К утру 14-го вся команда „Суворова“ без всяких приказаний оказалась одетой в первосрочное новое чистое платье и белье.
Утром 14 мая эскадра шла в строе двух кильватерных колонн (1-й и 2-й броненосные отряды в правой колонне., а 3-й броненосный отряд и крейсеры „Олег“, „Аврора“, „Донской“ и „Мономах“ — в левой). Транспорты „Анадырь“, „Иртыш“, „Камчатка“, „Корея“ и буксирные пароходы „Русь“ и „Свирь“ шли между боевыми судами („Анадырь“, равняясь с „Олегом“ и „Ослябя“, „Свирь“ и „Русь“ шли по обе стороны „Анадыря“). Миноносцы „Бедовый“ и „Быстрый“ шли слева за „Суворовым“, „Буйный“ и „Бравый“ — справа за „Николаем“, „Блестящий“, „Безупречный“, „Бодрый“, „Грозный“ и „Громкий“ шли в кильватерной колонне между крейсерами и транспортами. „Жемчуг“ и „Изумруд“, имея инструкцию отводить от эскадры встречные коммерческие суда, шли: первый на 4 румба вправо от курса и в 4 кабельтовых от „Суворова“; второй в таком же положении слева от „Николая“. В случае появления неприятеля миноносцы „Бедовый“ и „Быстрый“ имели инструкцию перейти в кильватер „Жемчугу“, „Буйный“ и „Бравый“ в кильватер „Изумруду“. С рассветом разведочный отряд „Светлана“, „Алмаз“ и „Урал“, находившийся впереди эскадры, повернул влево и согласно ранее полученным приказаниям расположился сзади эскадры.
Курс эскадры NО–60° истинный на середину пролива между Цусимой и Японским берегом; ветер 3–4 балла; солнечный день, но мгла сокращает горизонт до 7–8 миль. Эскадренный ход 9 узлов.
В 6 часов 45 минут утра справа позади траверза показался во мгле силуэт военного корабля на расстоянии около 8 миль, затем скрылся, но спустя немного времени опять появился в той же стороне и продолжал идти с эскадрою до начала боя на расстоянии от 50 до 70 кабельтовых. Броненосцам было приказано иметь наведенной одну 12-дюймовую башню на этот корабль, оказавшийся японским крейсером „Идзуми“.
В 9 часов 45 минут утра показались из мглы японские старые крейсеры: „Матсушима“, „Чиниен“, „Хашидате“, „Итсукушима“ и „Акитсушима“ в строе кильватера и повернули на наш курс на левом траверзе. Расстояние около 80 кабельтовых.
В 9 часов 50 минут головной неприятельский крейсер лег на обратный курс и затем тотчас же повернул опять на параллельный с нами курс. Расстояние сократилось до 50–60 кабельтовых. Первый и второй броненосные отряды дали 11 узлов ходу, чтобы выстроить одну кильватерную колонну с 3-м броненосным отрядом, который продолжал идти 9 узлов.
В 10 часов неприятельские крейсеры начали склоняться влево и удаляться, оставаясь едва видимыми в бинокль на левом крамболе. „Мономаху“ и „Донскому“ был поднят сигнал: „Быть справа от транспортов“.
В 10 часов 20 минут справа по носу показался пароход, идущий на пересечку курса.
В 10 часов 30 минут „Жемчуг“ вышел вперед и отвел пароход в сторону, сделав один выстрел ему под нос; затем вернулся на место и поднял сигнал: „Пароход японский“.
В 10 часов 45 минут подняли сигнал: „Тревога“.
В 10 часов 50 минут на NО–20° показались миноносцы.
В 11 часов 05 минут на левом траверзе показались: „Читозе“, „Касаги“, „Ниитака“, „Тсусима“. Первый и — второй броненосные отряды повернули на 2 румба влево вдруг.
В 11 часов 20 минут с броненосца „Орел“ сделали выстрел по неприятельским крейсерам, после чего 3-й броненосный отряд открыл по ним редкий огонь. Расстояние около 50–40 кабельтовых. „Суворов“ тоже сделал несколько выстрелов. „Изумруд“ перешел по носу на правую сторону к „Жемчугу“. Первый отряд миноносцев перешел к „Жемчугу“ и „Изумруду“. Японцы повернули вдруг на несколько румбов влево. Неприятель, удаляясь, сделал несколько выстрелов но „Суворову“ и „Ослябя“. Один снаряд упал у левого борта „Суворова“ против передней 6-дюймовой башни и не разорвался.
В 11 часов 30 минут 1-й и 2-й броненосные отряды повернули на 2 румба вдруг. „Жемчугу“ приказано держаться на правом траверзе „Орла“.
В 11 часов 35 минут старые японские крейсеры повернули последовательно влево и скрылись.
В 11 часов 55 минут „Чиода“ и „Шихайя“ и 4 миноносца показались на левом траверзе на большом расстоянии.
В 12 часов 01 минуту 4 мппоносца в строе пеленга показались впереди слева; идут на пересечку.
В 12 часов 05 минут эскадра взяла курс NO–22°.
В 12 часов 10 минут легкие японские крейсеры переходят впереди на правую сторону в 40–50 кабельтовых.
В 12 часов 25 минут первый броненосный отряд повернул на 8 румбов последовательно вправо.
Дали 11 узлов ходу.
В 12 часов 32 минуты первый броненосный отряд повернул на 8 румбов последовательно влево.
В 12 часов 37 минут легкие японские крейсеры выстроились во фронт справа по носу.
В 12 часов 45 минут эскадра идет в строе двух кильватерных колонн: „Ослябя“ на левом траверзе „Суворова“, на расстоянии около 10 кабельтовых. Дали 9 узлов ходу, Команда пообедала повахтенно по сигналу.
В 1 час 20 минут легкие японские крейсеры повернули вправо.
В 1 час 25 минут до носу показались: „Микаса“, „Шикишима“, „Фуджи“, „Асахи“, „Ниссин“, „Кассуга“, „Идзума“, „Азума“, „Токива“, „Якумо“, „Асама“ и „Ивате“. Придя на вид, неприятель, в строе кильватера, последовательно повернул вправо на несколько румбов. Шел большим ходом.
В 1 час 30 минут дали 11 узлов. Первый броненосный отряд повернул последовательно на 4 румба влево, 2-й броненосный отряд начал вступать в кильватер первому.
В 1 час 40 минут „Суворов“ повернул на курс NО–23°.
В 1 час 49 минут сделали выстрел с „Суворова“ из 6-дюймовой башни на 32 кабельтова — перелет; уменьшили расстояние на 2 кабельтова, эскадра открыла огонь.
„Микаса“ лег на параллельный курс и открыл огонь минуты через две после нас.
Неприятельские корабли, пока строились в одну кильватерную колонну на параллельном курсе, створились по два.
В 2 часа расстояние до „Микаса“ было 28 кабельтовых. Огонь первого броненосного отряда нашей эскадры был сосредоточен главным образом на „Микаса“. Неприятель сосредоточил огонь на „Суворове“ и „Ослябя“. Сначала неприятельские снаряды давали перелеты, затем стали попадать по „Суворову“. Замечены главным образом снаряды крупных калибров, фугасные, дававшие большое число осколков. Дым от разрыва — черный (лидит) и ярко-желтый (шимозе); газы удушливы и ядовиты (на „Сисое Великом“ оба доктора умерли от отравления газами). На „Суворове“ попадания сосредоточивались преимущественно около боевой рубки.
Ранены флаг-офицеры мичманы князь Церетели и Демчинский.
В боевой рубке „Суворова“ находились: Адмирал Командующий эскадрой, флаг-капитан, флагманский артиллерист, два старших флаг-офицера: лейтенанты Свербеев и Кржижановский и судовые чины: командир броненосца, старший артиллерист, старший штурман, мичман Шишкин, рулевой кондуктор Зайсунов, рулевые, дальномерщики, у переговорных труб и телефона.
В 2 часа повернули на 2 румба вправо. Осколки часто попадали в пролет боевой рубки и выводили из строя находившихся в ней. В другие части судна снаряды также нередко попадали. В каютах штаба по левому борту начался пожар и перебило какую-то паровую трубу; между кормовыми 6-дюймовыми башнями на верхней палубе выведена вся сигнальная прислуга — около 12 человек; ранены флаг-офицеры лейтенант Новосильцев и мичман Казакевич. В верхней батарейной палубе снаряд попал в перевязочный пункт, многие раненые убиты, оторвало руку трюмному механику Кримеру. От временного перевязочного пункта ничего не осталось. Уцелевший доктор перешел вниз в перевязочный пункт, устроенный под бронеой палубой.
В 2 часа 11 минут у левой средней 6-дюймовой башни подана производилась ужо вручную; левую кормовую 6-дюймовую башню питали подачей из правой кормовой. В боевой рубке разбило левый дальномер; перенесли правый, который был также немедленно разбит.
В 12-дюймовых башнях все было благополучно.
В 2 часа 15 минут повернули на курс NО–23°. Снаряды попадают непрерывно. Доносят о подводной пробоине у левого подводного аппарата. Ранило в рубке флаг-капитана, старшего артиллериста и мичмана Шишкина.
В 2 часа 20 минут все сигнальные фалы были уже вырванными или сгорели. Лейтенант Редкий доносил, что левая кормовая 6-дкшмовая башня не может действовать из-за жары и дыма от пожара; просили изменить курс — в чем пришлось отказать. Японская эскадра начала под носом переходить на правую сторону курса эскадры.
В 2 часа 25 минут повернули на 4 румба вправо.
В 2 часа 26 минут осколком ранило Адмирала в голову. В это время (около 2 часов 25 минут) „Суворов“ перестал слушаться руля и, катясь вправо, повернул на 16 румбов от курса. В рубке ранило лейтенанта Зотова. Начался пожар возле рубки, лейтенант Свербеев вышел для тушения его и ранен. Остановились часы в рубке.
В 2 часа 30 минут стали приводить корабль на курс машинами; руль оказался на борту, о чем в боевой рубке не было известно. Снесена крыша кормовой 12-дюймовой башни. Горят одновременно ростры с находившимися на них гребными шлюпками, на ют пройти нельзя.
В 2 часа 40 минут осколком ранило командира в голову; он из рубки ушел.
Управление машинами идет трудно при помощи машинного телеграфа — все время стопорится одна машина и дается средний или полный ход другой, на ручках лейтенант Богданов. Управлением руководит и распоряжается полковник Филипповский. Перестали действовать артиллерийские указатели. Сообщение с левой машиной по телеграфу, с правой — по переговорной трубе. Сообщение с рулевым отделением прервано. Флаг-офицер лейтенант Кржижановский послан в рулевое отделение поставить руль прямо. Сделаны были попытки флагманским минным офицером лейтенантом Леонтьевым исправить электрическое управление рулем, но безуспешно.
Появившийся крен на левую сторону остановлен. Около 2 часов 40 минут Адмирал вторично был ранен — в ноги.
Когда „Суворов“ выходил из строя, эскадра шла в кильватер „Александру III“ по курсу около NО.
В это время, в 2 часа 40 минут, головной неприятельской эскадры, переходивший по носу на правую сторону, повернул от нас к северу.
В 3 часа, вследствие пожара на рострах, управление из боевой рубки перенесено в центральный пост. Адмирал спустился в центральный пост по трубе, но тотчас же вышел оттуда сначала в левую, а затем в правую 6-дюймовую башню, где была установлена голосовая передача через подбашенное отделение в центральный пост, а оттуда в машину. Вместе с Адмиралом спустились в центральный пост флаг-капитан, флагманский штурман и единственный оставшийся в живых нижний чин. В боевой рубке, окруженной огнем, кроме убитых, никого не осталось.
В 3 часа 15 минут „Ослябя“, вышедший из строя с большим креном, опрокинулся на левый борт и на нос; к нему подошли спасать людей миноносцы „Буйный“, „Бравый“ и еще один.
Около 3 часов 15 минут наша эскадра подходила к „Суворову“ с правого траверза в строе кильватера — головным „Александр III“, и с расстояния в 10 кабельтовых замечен ряд попаданий в левую носовую 6-дюймовую башню, в боевую рубку и близ нее, после этого „Александр III“ повернул вправо почти на обратный курс и за ним стали ворочать все прочие суда, даже не выдерживая линии кильватера.
В 3 часа 20 минут видели прошедшими слева контркурсом посыльное судно „Чихайя“ и несколько истребителей. В это время (3 часа 30 минут) неприятель стрелял по „Суворову“.
Носовая 12-дюймовая башня отвечала на огонь неприятеля. Голосовой передачей сообщили в центральный пост повернуть на 12 румбов вправо и взяли курс на концевого нашей эскадры.
Около того же времени, т. е. около 3 часов 30 минут, был уже значительный крен, от 8° до 10°, на левый подветренный борт и воду поддавало в палубу через борт 75-мм орудий, полупортики которых все были повреждены.
В 3 часа 40 минут почему-то кричали „ура“ и воодушевленная команда бежала из жилой палубы в верхнюю батарею тушить пожар.
В 4 часа 20 минут с кормы с левой стороны подходили и держались весьма близко четыре неприятельских истребителя, по которым стреляли два уцелевших кормовых 75-мм орудия.
Около этого времени уже было невозможно бороться с огнем в верхней батарее, так как рвались свои ящики с 47-мм патронами.
Около 5 часов вечера мимо „Суворова“, который старался следовать за эскадрой, по носу прошли наши суда: три броненосца 1-го отряда, на них трубы и мачты были целы, реи частью повисшими; у „Александра III“ был разбит форштевень и вскрыта вся носовая часть верхней батареи; „Сисой Великий“, „Наварин“, „Нахимов“ и 3-й броненосный отряд — в порядке, как и все крейсеры, только „Аврора“ имела сбитой фор-стеньгу и повисшими реи на грот-мачте.
Транспортов было четыре: „Иртыш“, „Анадырь“, „Корея“ и „Свирь“, — миноносцев — все девять.
Около 5 часов к борту „Суворова“ подошел миноносец „Буйный“ — на него передали в бессознательном состоянии раненого Адмирала и уцелевших и раненых чинов штаба: флаг-капитана, полковника Филипповского, капитана 2 ранга Семенова,
В 5 часов 30 минут миноносец „Буйный“ отвалил от борта „Суворова“; в это время на нем ее было уже ни мачт, ни труб, ни сигнальных рубок, горели верхняя и батарейная палубы, паровые и минные катера; электричество погасло, пожар увеличивался, все было полно дыма, в батарее рвались патроны, мостики с 47-мм орудиями разрушены, кормовая башня разрушена, адмиралтейское помещение уничтожено, креп не менее 10° на левый борт.
Транспорт „Камчатка“ оказался в это время в 3–4 кабельтовых от „Суворова“ по носу с правой, не имея ходу и держа флаг Красного Креста на грот-мачте. Во время пересадки на миноносец с японской эскадры, шедшей параллельно нашей с левой стороны, стреляли снарядами крупного калибра по „Суворову“, по миноносцу „Буйный“ и „Камчатке“, составлявшими одну отдельную группу. Видно было, как в „Камчатку“ попал в середину снаряд, сваливший трубы, и „Камчатка“ остановилась. Миноносец, отойдя от „Суворова“ под сильным огнем, пошел полным ходом к крейсерам.
Не имея возможности продолжать командовать эскадрой из-за тяжелых ран, Адмирал сделал распоряжение, чтобы на миноносце был поднят сигнал о передаче командования Адмиралу Небогатову. После того как сигнал был отрепетован, подняли следующий сигнал: „Адмирал на миноносце“.
Около 6 часов вечера вышел из строя броненосец „Александр III“, имея сильный крен на левый борт и держа сигнал: „Терплю бедствие“, после чего он перевернулся, будучи в 10 кабельтовых от „Ушакова“. С броненосца „Сенявин“ успели заметить плавающим его днище с людьми на нем.
Кроме того, всем судам, мимо которых проходили, миноносец „Буйный“ делал семафор: „Адмирал жив, находится на миноносце“.
Миноносцу „Безупречный“ было приказано пойти к броненосцу „Император Николай I“ и передать на словах, что Командующий эскадрою передает командование адмиралу Небогатову и приказывает вести эскадру во Владивосток; „Безупречный“ это исполнил, но за темнотою его возвращения не видели.
В конце 7-го часа миноносец, идя с крейсерами, имел курс в NW четверть. Справа и сзади, кабельтовых в 30-ти, шли наши броненосцы тем же курсом, головным „Бородино“, за ним „Орел“, „Николай I“, „Апраксин“, „Сенявин“, „Ушаков“, „Сисой“, „Наварин“ и „Нахимов“.
В 7 часов наши крейсеры открыли огонь по 9-ти неприятельским миноносцам, которые вышли вперед по курсу наших броненосцев. В это время неприятельская эскадра была от нашей вправо, т. е. приблизительно в NО четверти.
В 7 часов 10 минут „Бородино“ перевернулся, по-видимому, после взрыва в корме, где видно было большое пламя вышиною до грот-марса.
Вскоре после этого крейсеры постепенно склонялись влево и шли прямо на зорю, значит, имели курс близ W.
В 7 часов 40 минут позади нашего отряда (т. е. части крейсеров и миноносцев) идут в строе, близком к фронту, наши броненосцы, отстреливаясь от неприятельских миноносцев.
Вскоре после этого момента Адмирал, придя в себя, звал кого-либо к себе. Пришел капитан 2 ранга Семенов и изложил ему, как идут крейсеры и какое место между ними занимает миноносец „Буйный“. Справа имели „Олега“, „Аврору“, „Донского“ и „Мономаха“ в строе кильватера, а левее нашего курса впереди в строе клина шли „Светлела“ (головной), боковыми „Жемчуг“ и „Алмаз“, а за ними шли без строя транспорты „Иртыш“, „Анадырь“, „Корея“ и „Свирь“. Миноносцы шли внутри строя без определенного порядка. „Бравый“ и „Блестящий“ несли флаг „К“ (не могу управляться), первый без фок-мачты. Во время этого доклада, продолжавшегося несколько минут, Адмирал дважды терял сознание и начинал бредить.
В начале 10-го часа вечера, следуя совместно с „Донским“, шли на S. Адмирал, очнувшись и узнав об этом, приказал передать на „Донской“, чтобы он шел во Владивосток. Исполнить приказание Адмирала было трудно, так как при показывании каких-либо огней свои же суда начинали стрелять.
В 9 часов 30 минут вечера крейсеры „Олег“, „Аврора“ и „Жемчуг“ большим ходом начали уходить на юг, а „Светлана“, „Мономах“, „Донской“ и миноносцы „Буйный“, „Бедовый“, „Бравый“, „Быстрый“, „Громкий“ и „Грозный“ повернули на север. Крейсер „Изумруд“ продолжал держаться близ наших броненосцев. Ночью „Донской“ и миноносцы „Буйный“, „Бедовый“ и „Грозный“ пошли в N0 четверть, так как к северу были впдны чьи-то прожекторы.
Миноносец „Буйный“, имея повреждение в теплом ящике, принужден был питать котлы соленой водой, вследствие чего увеличивался сильно расход угля. Ночью ход „Буйного“ уменьшился до того, что миноносец вскоре потерял из виду „Донского“.
Настала темная пасмурная ночь. Чины штаба спустились в кают-компанию „Буйного“, где на 4 койках лежали раненые офицеры с „Ослябя“; диван занял капитан 2 ранга Семенов — по своему малому росту, флаг-капитан и флагманский штурман расположились на палубе на брезенте, под обеденным столом кают-компании.
Приходил командир 2 ранга Коломейцев. Обмен мнений: пока возможно идти курсом на Владивосток, а там с рассветом — „утро вечера мудренее“ — будет видно.
Так закончился день 14 мая».
Оба помолчали. Воин Андреевич сказал:
— А ведь могло быть все иначе. Но сколько просчетов! Сколько роковых ошибок на пути к Цусиме и здесь вот, когда уже не было выбора, когда надо было сражаться как надо.
Николай Павлович возразил:
— Все шло к этому. Скоротечному морскому сражению предшествуют многие годы подготовки.
— Согласен. Об этом и думаю сейчас, но у нас было время, средства, люди, чтобы не допустить катастрофы, позора. Нам еще в 1895 году стало известно, что Япония строит далеко идущие планы по захвату Кореи, Маньчжурии, тянется к нашему Дальнему Востоку и, чтобы обеспечить свои сухопутные операции, строит флот. Нашему Морскому министерству были известны планы нашего восточного соседа, и оно приняло надлежащие меры. Сверх намеченной программы в 1898 году решили построить, если память не изменяет, пять эскадренных броненосцев, шесть крейсеров второго класса, десять крейсеров третьего класса, кажется, что-то около тридцати миноносцев-истребителей, несколько минных транспортов, и все это строилось, но преступно медленно, рассчитанное на семь лет, строительство заканчивалось только в течение 1905 года. И все по вине министра финансов, который доказывал, что Япония не в состоянии закончить свои морские вооружения раньше 1906 года, и посему отвергал требования Морского министерства закончить строительство судов в 1903 году. Вот так…
— Даже не выполнив эту программу, мы к началу войны были сильнее Японии.
— Пожалуй, хотя много судов уже к тому времени устарели, но все же их можно было использовать. Действительно, у нас было двадцать пять эскадренных броненосцев, двадцать три крейсера, около семидесяти эскадренных миноносцев и более сорока миноносцев второго класса.
— Но все это разбросанное по флотам. Надо было укреплять Тихоокеанский флот.
— Именно, Николай Павлович! Мы могли перебросить в дальневосточные воды еще в 1903 году флот, значительно превосходящий, японский, а мы не смогли перебросить туда количество кораблей, равное японскому!
— Мало того, в 1902 году по приказу наших стратегов увели из Тихого океана в Балтийское море на ремонт целую эскадру!
— Да, да, припоминаю этот весьма прискорбный факт. Тогда отправили отсюда три линейных корабля.
— И крейсеры «Адмирал Нахимов», «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах» и еще…
— «Адмирал Корнилов». Хотя ремонт, правда не так удобно, можно было проводить и на Дальнем Востоке.
— Припоминаются и еще промахи с дислокацией наших морских сил. Особенное безобразие произошло с отрядом контр-адмирала Вирениуса. В него входил линейный корабль «Ослябя», современный, новенький, два крейсера и двенадцать первоклассных миноносцев. Отряд ушел на Дальний Восток еще в 1903 году, началась война, а он все еще находился частью в Красном, частью в Средиземном море, не решаясь сам идти в Порт-Артур и испрашивая инструкций у Центрального ведомства. И после некоторых раздумий министерство отозвало отряд в Балтийское море! Затем он был послан во Вторую Тихоокеанскую эскадру Рожественского. Каково!
— Действительно, сколько нелепостей привели к Цусиме!
— Нелепости, нерасторопность, вялость мысли. Припоминается еще один немаловажный промах с Чили и Аргентиной.
— Вот этого я что-то не знаю.
— Ну как же! Случай интересный. Эти две морские державы, находясь в натянутых отношениях друг с другом, решили построить военный флот, и Чили построила два лучших в мире броненосца, а Аргентина — шесть линейных крейсеров. Погрозив друг другу своими морскими силами, обе державы неожиданно помирились и решили ликвидировать свои флоты и объявили продажу кораблей. Тогда Россия получила предложение купить два аргентинских крейсера. И что бы вы думали? Министерство отклонило предложение, а надо было купить и остальные четыре, а также пару броненосцев у Чили. Как бы это усилило наш дальневосточный флот! Между тем два аргентинских крейсера купила Япония, переименовав в «Ниссин» и «Кассуга», которые отличились в Цусимском бою. Два чилийских броненосца приобрела Британия, хотя они ей не были нужны, с целью насолить нам и оказать союзную услугу Японии. Вот какие дела!..
— Возможно, рам, как всегда, помешали англичане и дворцовые интриги?
— Ох уж эти интриги, сколько они стоят крови нашему народу…
Они замолчали. «Орион», подгоняемый юго-западным ветром, шел, накренясь на правый борт. Еле слышно шуршала парусина, меланхолично звенели снасти. Вспыхивали барашки на синей волне.
Командир, поворочавшись в кресле, сказал?
— И ее только количество судов играло роль. У нас хуже была артиллерия. Наши снаряды весили меньше японских на одну пятую и имели меньше разрывной заряд; углы возвышения у пушек не превышали семнадцати градусов, поэтому дальность стрельбы двенадцатидюймовых орудий достигала вместо ста двадцати кабельтовых, только восьмидесяти, а у шестидюймовых — шестидесяти вместо возможных восьмидесяти кабельтовых. И так во всем. Взять хотя бы прицельные приборы. Великолепные по идее, при стрельбе в боевых условиях они выходили из строя, комендоры срывали их во время боя и наводили пушки на глаз. И если докапываться до сути дела, надо сказать и о тактическом обучении нашего флота. Как-то мне попалась статья в «Морском сборнике», где говорилось, что наша Тихоокеанская эскадра в мирное время почти не плавала, почти не стреляла и почти не производила маневров. Из двенадцати месяцев в году наша эскадра находилась в так называемом плавании всего четыре месяца, а восемь стояла на рейдах в состоянии «вооруженного резерва». Притом эти четыре месяца плавания большею частью тоже стояли на якоре. На каждый месяц плавания давалось всего несколько ходовых дней, соответственно выделялось время и для обучения артиллерийской стрельбе, в год на каждого комендора приходилось всего по несколько боевых выстрелов.
— Гнались за дешевизной…
— Да, а вот японцы плавали круглый год… — Помолчав, сказал: — Тихо сегодня у нас на палубе. Что-то матросы присмирели. Вероятно, тоже идут разговоры о Цусиме. У нас есть несколько человек участников сражения. Интересно, как они расценивают случившееся? Надо отдать должное, что наши дрались отчаянно, и если бы эту обреченную отчаянность да направить не на гибель, смерть, а на победу? Японцы просто расстреливали наши суда. Имея преимущество в ходе, хорошо поставленную разведку, они вели бой в наивыгоднейших для себя условиях. — И, опять помолчав, спросил: — Не находите ли вы, Николай Павлович, что Цусима предопределила судьбу России? Для нас с вами флот не просто количество кораблей, а и то высшее, что объединяет нас, составляет непоколебимую силу, как это говорил Толстой?
— Дух народа!
— Вот, вот! Дух! Отношение народа к происходящим событиям. Вера в свою правоту, превосходство над врагом! Вера в победу! И даже не свою личную! Не в то, что мы останемся живы в смертельной схватке, а в победу конечную! Победу своего народа.
— Как это верно, Воин Андреевич!..
Оба задумались, перенесясь мыслью от уже давнего события за сотни миль, вперед, на родину, где шла самая великая и кровопролитная битва за будущее России, и думали, для кого она окажется Цусимой.
Командир оказался прав: на баке в тени парусов, заслоняющих от еще жаркого солнца, собрались баковые завсегдатаи. На этот раз не было слышно шуток и смеха. Матросы сосредоточенно, в полном молчании слушали рассказ баталера Невозвратного:
— Служил я на броненосце береговой обороны «Адмирале Ушакове». Броненосец был старый, тихоходный, да в ту пору все подбирали, а для счета и он годился. Спервоначалу, когда эскадра Рожественского собиралась, мы в нее не попали. Адмирал со своей Второй эскадрой ушел из Либавы второго октября четвертого года, а мы двинулись в эти края тоже из Либавы только третьего февраля пятого года. Флагманом был броненосец «Император Николай I», потом, тоже броненосцы, «Генерал-адмирал Апраксин», «Адмирал Ушаков», «Адмирал Синявин» и броненосный крейсер «Владимир Мономах». Всего, стало быть, пять судов. Тоже сила не малая в хороших руках, и назывались — третьей эскадрой. Шли мы быстрее Рожественского, потому что числом меньше эскадра и путь ближе. Рожественский вокруг Африки шел, ну а Небога-тов каналом Суэцким через Красное море, вот жара где, братцы, как подует из пустыни, будто из русской печи… Словом, путь мы сократили и в апреле догнали главные силы в китайской бухте Ван-Фонге. Сила там собралась не малая! Как сейчас, вижу все суда на рейде. Броненосцы «Орел», «Ослябя», «Сисой Великий», «Наварин», «Бородино», «Князь Суворов», «Нахимов», «Александр Третий». Крейсеры «Аврора», «Алмаз», «Жемчуг», «Изумруд». И еще сколько, теперь уж и забыл. Подумалось мне тогда, что никому против нас не устоять. И думаю, что такие мысли приходили не мне одному. Кто враг своему отечеству, кто по желает победы своему флоту! — Лука Лукич вздохнул. — Сколько команды находилось на броненосцах, крейсерах, миноносцах, транспортах! И всем хотелось победы. Да, червь грыз. Сомневались. Потому что уже сдался наш Порт-Артур, погиб тамошний флот! Адмирал Макаров подорвался на японской мине. Уж на что был человек дальновидный, лучший адмирал русского флота, и тот дал промашку: не отдал приказа протралить море перед выходом из бухты и налетел на мину. Так чт© один у нас путь был — во Владивосток, если, конечно, прорвемся через японские воды. И надо сказать, братцы, что и тогда марку мы держали и перед боем и в самом бою. Вот как и в наш теперешний переход. Сколько было у нас всяких минут! И не минут, а часов, и буря, и лихие люди нападали, а ведь не опустили флаг, вынесли.