Клоаки Большого города
Шрифт:
Слава Богу, что в этой стерильной (что есть, то есть – чистота пола и стен на уровне!) клоаке наливали в одноразовые стаканчики.
Дядя Вова поведал грустную историю, обращая моё внимание на одноразовую посуду:
– Сейчас хорошо, стерильно всё. А несколько лет назад ещё наливали в стеклянные стаканы. Мыли их, конечно, вроде, как положено. А мой племяш, вот в этой клоаке подцепил из стакана какую-то дрянь, и за несколько месяцев сгорел – зараза съела изнутри…
– Туберкулёз? – попытался уточнить я.
– Сам думаю на эту болезнь. Какая-то очень острая форма. Сразу, резко сожгла, съела…
Я оглядел с благоговением клоаку – сколько людей она убила! А скольких убьёт!
Почему я решил, что убьёт ещё, не смотря на одноразовую посуду?… Водка!
Водка была такая ледяная, что ей не хватало мизера, чтобы вода начала отлагаться от спирта, и превращаться в лёд. Кто знаком с химией, тот поймёт. Сивушный привкус, готовый выворотить наизнанку, сигнализировал о некачественной водке. Самопал! Ого-го! Чего, чего, а в клоаках на него напороться – минутное дело. Прохладный томатный сок немного успокоил своей вязкой массой обожженное нёбо и горло.
Остаток дня я проболел – любой будет мучиться, если отведает технического спирта или растворителя.
Вы думаете мной описанная клоака самая ужасная? Ничуть! Всё-таки, там близость полиции сказывается, и заведение, более-менее, приемлемое…
Самая ужасная клоака находится у гостиницы, что рядом с Домом культуры большого, всероссийского значения, технического завода… Вот там полная помойка и грязь.
Проезжая как-то мимо, мы с дядей Вовой удивлённо посмотрели на часы – было восемь утра, начало девятого, а у клоаки уже радостно тусовалась «местная дворовая элита», хорошо принявшая и обсуждавшая в хохочущих кучках внешнюю политику государства, дела спортивные и сугубо местные.
– Лёша-а! – встрепенулся взволнованно дядя Вова. – Смотри! Это же беспредел! Ещё девяти утра нет, а там уже наливают! Это явное беззаконие! Явное!
Дядя Вова возмутился потому, что, очень часто, когда горели трубы, и хотелось опохмелиться, взять раньше девяти утра было нельзя. Мэр города или губернатор (кто из них, злодеев?!), установил, что покупать алкоголь можно с девяти утра до двадцати двух часов вечера. И ладно бы, если бы в мегаполисе соблюдался Федеральный закон о торговых сетях, где строго настрого запрещалось в одном районе более 25% супермаркетов одного оператора. Но ведь это было не так… Раньше была масса мелких продуктовых магазинчиков. Там всегда можно было купить и пораньше. А теперь, в заполнившей все районы однообразными, бедными на разнообразие товаров, супермаркетами фирме, стояли кассы с определителем товара и времени. Раньше девяти часов никак не купишь – касса не пробьёт. Случались, иногда, понимающие продавцы. Они брали деньги, отдавали товар, а пробивали после означенного времени – у них был свой штрих-код на картонке. Но потом и такое прекратилось… Потому дядя Вова долго ещё ворчал, увидев, как посетители клоаки у гостиницы уже радовались с самого утра, а ему эта радость была не доступна.
Вечером мы пошли в эту легендарную клоаку.
– Раньше, Лёша, бывало, тусуемся там, в подвале (рюмочная располагалась в подвальном помещении), менты подгонят уазик к самой двери, и всех подряд в «воронок» – в вытрезвитель. Тогда же им план спускался на алкашей. Это теперь пьянь никому не нужна. Что хотят, то и творят эти уроды. Хоть посреди площади обмочатся и упадут спать в пьяном угаре – никто им слова не скажет. Демократия. Свободный человек на всех начхал, обгадился в хлам, и лёг отдыхать. Имеет право! Всё как в Америке! Умеем мы равняться на всякую дрянь!
Дядя Вова прекратил обличать, и сказал мне выразительно:
– Ладно, зайдём… Подивишься на здешних «инфузорий».
Вниз спускаться предстояло по длинной, крутой лестнице. Уже у железных дверей, несколько высоченных лбов, под два метра ростом и выше, курили и смотрели на входящих изучающее, как опытные психологи… Я порадовался, что оказался не один, в таком неуютном месте, а с дядей Вовой – тот ни в чём не уступал суровым тридцатилетним парням, а кулак имел с половину моей головы – кувалда, не меньше…
Помню, в бытность мою студентом, я имел удовольствие дружить с огромным, в высоту, в ширину и в массу, человеком – Платоном. Мы любили шутить друг над другом. Я ему как-то подарил, не скрывая удовольствия, конфету-карамельку.
– Оба-на! Это мне?! Здорово! И в чём прикол? – он знал меня хорошо, и понимал, что всё происходящее было не просто так!
– Читай название! – велел я, ибо Платон уже торопился развернуть конфетку, подозревая, что сюрприз в начинке.
Платон расхохотался:
– Дубок, – и даже постоял, чтобы успокоиться от смеха. Мне сказал. – Тонко. Оригинально. Намекаешь на мои умственные способности?
Я пожал плечами – думай, что хочешь. Конечно, намекаю!
Мы были молоды, и шутили над друзьями зло и жестоко, полагая, что мы оригинальны, и со стороны это выглядит забавным. А это было нисколько не забавно… Но мы были молоды.
Идём в толпе парней-одногруппников.
– Лёша, лови!
Чувствую ветер, эдакий ураган, и темно. Тряхнул головой. Перед моим лицом кулак, огромный, с мою голову. Платон смеётся.
– Ну, как?
Я заистерил:
– А чуть промахнулся, и всё – убил бы.
– Я контролировал ситуацию, – радостно сообщил мне друг, забавляясь моим испугом.
– Платон, я правильно подарил тебе конфету «Дубок».
Мы оба добро посмеялись.
Вот у дяди Вовы кулак был на половину меньше, чем у Платона, но всё равно человек он могучий, высокий и крепкий. Он – остров спокойствия в бурном потоке будней.
Как мне он говорил: «Придёт к дочке свататься кавалер, посидим мы за столом, дежурные слова поговорим все вместе за праздничным ужином, потом пойдём пообщаться лично, в мой спортивный уголок. Я начну подтягиваться, отжиматься и крутить нунчаками, и всё – нет кавалера. А дочь плачет! Вот скажи, где ныне настоящие мужчины?».
Я был прост и не оригинален:
– Прекрати крутить нунчаками перед женихами!
Дядя Вова, думаю, что-то понял тогда. А теперь он шёл вниз, в клоаку, следом за мной, и я был доволен, что спускался в эту аорту алкогольного разврата, и чувствовал себя совершенно спокойно, даже под этими жгучими, изучающими взглядами двухметровых завсегдатаев. Ибо, помимо собственной физической мощи (я и сам словно танк, и внешний вид мой сразу заставляет тосковать злодеев, так что дядя Вова тоже, наверное, всегда чувствовал себя очень спокойно рядом со мной), дядя Вова имел ещё один веский аргумент. Он всегда говорил тихим шепотом, сильно подвыпив и отсмеявшись какой-нибудь моей шутке, обводя мутным взглядом очередную клоаку: « Подрезать кого, что ли?!»… Всегда носил с собой нож… Помните старый голливудский фильм про Данди-Крокодила, когда на него напали грабители с ножом. Он удивился: «Разве это нож? Вот нож!». И показал огроменный армейский кинжал, каким не только людей, а и свиней, и верблюдов резать можно без проблем…