Клоаки Большого города
Шрифт:
Я прогулялся к Дому культуры мясокомбината и возвращался обратно. Было тепло, ибо июнь всё-таки победил весенний холод, и я весь проникся полным благолепием и какими-то поповскими елейными радостями, так что, приближаясь к очагу своего обитания с тыла, я шёл в полном умилении. А с тыла два кирпичных дома выглядели совсем неуютно, не смотря на россыпь балконов, высушивающих такие милые груды трусишек, лифчиков гигантских размеров, всяческих пододеяльников и остальных бытовых тряпочек и тряпиц.
Мускулистый самоуверенный Прохор только что вышел на балкон покурить, и возникновение лета его радовало так же благостно.
Прохор был в белой майке, совсем не скрывающей его великолепной груди, и в чёрном трико с отвислыми коленями. Даже в таком трико он был очарователен до невозможности. Поглядывая на моё приближение, он радостно посмеивался, и здороваться не собирался.
Сверху на балконе появилась красивая, разбитная Люка, с ворохом мокрого белья. Не глядя вниз, она начала развешивать стиранное на своих проволочных растяжках – на умилённого Прохора обрушились потоки воды.
Предчувствуя потеху, я замедлил шаг. Ясно, что у красавицы Люки стиральная машинка не автомат. Возникали сомнения, что у неё, вообще, была стиральная машинка – вода вниз лилась реальным потоком, за который соседи снизу не милуют никогда.
Добрый Прохор, удивлённо осмотрев погасшую от пролива сигарету, посмотрел вверх и весело сказал:
– Привет, Люка!
– Здорово! – Люка усердно занималась развешиванием своей простирки.
– Люка, ты чё, белье не выжимаешь?
– Тебе какое дело?
– Если ты посмотришь – у нас здесь простыни висят и наволочки.
– Мне какое дело? – развешивание с потоками воды продолжалось.
– Такое, что сейчас наше высохнет, а ты потом своё повесишь.
– Своё снимай! А моё будет висеть!
Тут Прохор потерял благодушие и начал заводиться.
– Слышь, ты!
– Мне не тыкай! – Люка набросила на проволоку новое покрывало и вода залила все балконы.
– Коза, сейчас я поднимусь… – Прохор зверел.
Я внизу внимательно наблюдал за развитием конфликта. Будь рядом юное поколение, эта оргия вражды была бы отснята смартфонами и в массе выплеснута в пространство Интернета. Даже в далёкой Америке увидели бы жестокое моральное поражение великолепного Прохора, но юных продвинутых злодеев рядом не оказалось.
Прохор разозлился не на шутку.
– Я сказал – поднимусь!
– По морде тряпкой получишь!
– Поднимусь – вы…у!
– О-о-о-о! Ты подтверди слова делом!
– Не веришь?
– Не верю!
– Иду!
Люка исхитрилась и кинула в Прохора мокрой ночнушкой.
– Поднимись, верни ночнушку! Не в…ешь – опозорю перед всеми! – пообещала она весело и зло.
Я покачал внизу головой – соседи так соседи!
Люка меня заметила:
– Что рот раззявил? Интересно?
– Здрасти, – заулыбался я.
– Тоже зайдёшь– вы..шь?
– Ха-ха-ха. Нет.
– Тогда иди, куда шёл!
И я радостно заспешил домой…
Полковника никто не ждет
Главный герой – полковник Бонивур. Этот великолепный псевдоним, будущий полковник почерпнул из фильма молодости о героях-партизанах гражданской войны на Дальнем Востоке и, видимо, тот храбрый юноша так врезался ему в душу, что он взял себе его фамилию. А великому герою, которого казнили – честь и слава! Его дела, пусть и мелкие на общем фоне революции, не дали японцам прибрать наше Приморье к своим рукам. Нам же, выношу порицание – мы плохо помним тех, кто уберёг целостность нашего государства в то непростое время.
Но вернёмся к нашему Бонивуру – полковнику.
Я вышел на балкон, и увидел сидящего на своём балконе Бонивура.
Наш Бонивур – великолепный сорокапятилетний мужчина, поджарый, мускулистый, высокий, просто вылитый Савелий Крамаров из фильма о джентльменах удачи. Сегодня этот тип сидел на балконе в стрингах – другой одежды на нём не было, и, держась руками за штыри ограждения, очень походил на человекоподобную обезьяну в зоопарке. Он был выпивший и намеревался продолжить алкогольные наслаждения. Денег на утехи не было, и его зоркий глаз обшаривал каждый квадрат Дворка.
Бонивур всю сознательную жизнь сидел на шее покорной матери – трудиться ему было западло. Пил он тоже на халаву, но пил так, что его несколько раз запирали в психушку, где прокачивали от «белочки». После последней экзекуции с лечением, он вернулся во двор особенно добрым, и заявил, что теперь он Полковник. Никто не противоречил. Видимо, лечащий врач нашёл в его сознании особенные таланты полководца.
Бонивур томился. Он несколько раз поглядывал на меня, но было далеко и, даже громко крича, общаться было не возможно.
Я чувствовал, что сегодня Полковник проявит себя – он ежедневно себя проявлял!
Бонивур, посмотрев вниз, где сидели на скамейке перед входом в подъезд его соседки, громко проматерился:
–Э-э-э…Пи-пи-пи!!!
Соседки тут же всполошились, матерясь в ответ:
–Пи-пи-пи-пи-пи!!!
Бонивур, не теряя хладнокровия, приспустил плавки и стал писать вниз на уважаемых леди. Брызги попали на всех! Поднялся страшнейший переполох.
На Бонивура кричали снизу, грозили кулаками.
Полковник остался спокоен, даже заулыбался:
–Хы-ы-ы-ы…
Усмехнувшись, Полковник ушёл в свою квартиру.
Забрызганные леди, поругиваясь, передислоцировались на скамейку у другого подъезда.
Конфликт погиб сам собой. Я усмехнулся…
Бонивур, нацепив чёрное застиранное трико, вынесся из подъезда на простор Дворка, словно стоялый жеребец. Энергия в его организме бурлила, желание выпить застилало остальные мысли.
–Эй, Бонивур!
Оглянувшись на окрик, Полковник сразу потеплел – перед ним стояли два ниндзя-пенсионера – Антон Семенович и Семен Антонович.