Клочок земли чужой
Шрифт:
— Веди, Макдуф!
— Фрэнсис?
— Пожалуйста, располагай мной.
— Ну, вы-то, профессор Курода, конечно, любите китайскую кухню? Ведь профессор жил одно время в Китае. Он переведет нам меню.
Профессор Курода справился с этим докучливым и сложным делом лучше, чем я ожидал: по-видимому, пока мы ехали в автомобиле, он протрезвел. Каждый выбирал то одно, то другое, заказы менялись множество раз. Мы снова и снова подзывали метрдотеля, и с каждым разом длинные нити бус, отделявшие наподобие занавески наш стол от общего зала, стучали
Наконец на столе выстроились бесчисленные тарелки.
— Восхитительно! — воскликнула Энид.
— Чудесно! — подтвердил Боб. Они сразу забыли о своей ссоре.
— Скажите, когда вы были в Хельсинки, вас не приглашали в миленький китайский ресторанчик близ русской церкви? — спросил меня Дэвид Суинтон. — Одни мои друзья, барон с баронессой...
— Говорят, старик терпеть не может возражений, но при мне ничего подобного не было. Если я преподношу что-нибудь напрямик, в открытую, ему это может прийтись не по вкусу, но он всегда выслушает внимательно — не раз мне удавалось даже его переубедить. К сожалению, Черчилль...
— Профессор Курода, вы ничего не едите,— заметил Пьер.
— Ах, да-да. — Курода встрепенулся. — Боюсь, что я... м-м... прикорнул и чуть было совсем не уснул. Простите меня, пожалуйста. Это поистине лукуллов пир. Да, поистине.
Мы закончили ужин около полуночи, когда в ресторане уже не было никого, кроме нас, метрдотеля и официанта, который время от времени подходил взглянуть на нас сквозь занавеску.
— Мне кажется, нам пора,— сказал я и, когда хмурый официант подошел в очередной раз, попросил подать счет.
Когда он вернулся, я разговаривал с Долби и не заметил, что он подошел к профессору и поставил перед ним серебряную тарелочку со сложенным счетом. Пьер потом рассказывал, что Курода сперва побелел, потом покраснел и снова побелел. Наконец он наклонился ко мне через стол и прошептал голосом, исполненным ужаса:
— Мистер Кинг... я прошу прощения... извините, пожалуйста... но я никак не могу... к несчастью, у меня нет...
Тут Пьер, сидевший в конце стола, вскочил с места и выхватил счет из рук профессора.
— Бедный профессор Курода! Он подумал, что мы хотим заставить его платить. Нет, профессор, нет, мы вовсе не собирались сыграть с вами такую шутку. Вот человек, который за все заплатит. Он может отнести расходы на счет английских налогоплательщиков. Не так ли, Фрэнсис?
Было бы неучтиво возражать ему, и я покорно взял протянутый счет. Взглянув на него, я сам побледнел, покраснел и снова побледнел. Проскользнув за занавеску, я договорился с надменным метрдотелем, что счет пришлют мне завтра утром по служебному адресу.
— Бедный профессор Курода! — Когда я вернулся, Пьер все еще посмеивался над профессором.— Вам пришлось пережить неприятную минуту, правдам? Если б вы могли себя видеть!
Мы отвезли Долби и Суинтона в отель, после чего я и Курода поехали дальше в моем автомобиле, сохраняя молчание, которое почему-то становилось все тягостней.
— Надеюсь, вы не скучали?
— Разумеется, нет, мистер Кинг.
— Вы довольно долго разговаривали с Долби.
— Да.
— Говорят, он очень способный человек. Но это говорят о многих людях, а способности обнаруживаются далеко не сразу. Как вы думаете?
Ответа не было.
— Такие приемы всегда проходят отвратительно. Именно этот западный обычай японцам перенимать не стоит.— Молчание.— А знаете, я открыл новую болезнь— коктейльный синдром. Боль в пояснице, в затылке и в плечах, сильная жажда и отвращение к людям.
Больше не было сказано ни слова, пока мы не остановились у ворот его дома.
— Благодарю вас, мистер Кинг. Вы оказали мне большую любезность. Я получил огромное удовольствие.
Эти вежливые фразы, сопровождаемые натянутой улыбкой и частыми поклонами, он произносил, как автомат.
— Надеюсь, мы скоро увидимся. Если вы свободны, милости прошу ко мне завтра вечером на чашку кофе.
— Благодарю вас, мистер Кинг.
— И не забудьте, в воскресенье мы идем на концерт.
— Благодарю вас, мистер Кинг.
Но он не пришел на чашку кофе, и, когда я позвонил ему, напоминая о концерте, он отказался, сославшись на болезнь своей невестки. Прошло больше двух недель, прежде чем мы увиделись снова, и больше месяца, прежде чем наша дружба вошла в прежнюю спокойную колею. Что же произошло? Чем я его обидел? Должно быть, я не сумел догадаться вовремя, что каким-то образом, по его понятиям, он подвергся унижению, и всякий раз, вспоминая об этом, я невольно возвращался к недоразумению со счетом. Видимо, в нем-то и было дело.
***
Хотя мы часто говорили о том, что он должен побывать в Англии, Курода всячески избегал прямых разговоров об осуществлении этой заветной его мечты.
— Это слишком трудно, слишком сложно, я слишком стар, Япония слишком далеко от Европы,— таков неизменно бывал его ответ, и этот презренный фатализм приводил меня в неистовство.
— Ведь вы хотите туда поехать, не так ли? — спросил я однажды
— Конечно, хочу.
— Тогда надо что-то сделать.
— Но что же я могу сделать, мистер Кинг?
— Другие профессора добиваются субсидий в своем университете или в министерстве просвещения.
— Они молоды.
— Не все.
— Ну тогда это знаменитые ученые, они слава нации и гордость нашей культуры. К несчастью, я не принадлежу к их плеяде.
— Нет, принадлежите. Вы выдающийся ученый. И скромничать просто глупо.
— Вы мне льстите, мистер Кинг.
— Нисколько. Каким образом, например, этот старый дурак профессор Нозава попал в Европу!