Клоун умер на манеже
Шрифт:
– Скорее, я думал вести оба дела одновременно! Когда инспектора уже направились к двери, комиссар Анье окликнул их. Ошкорн ждал этого, Анье всегда в последнюю минуту «вспоминал» и задавал вопрос, который, по его мнению, касался наиболее интересной для следствия детали, привлекая тем самым к ней внимание своих сотрудников.
Так некоторые в постскриптуме сообщают самое главное, истинную цель письма, которое они только что написали…
Комиссар всегда высказывал эту мысль без нажима, как бы между прочим. Но Ошкорн хорошо знал своего шефа, знал,
– А что в этом деле больше всего поразило вас, Ошкорн?
– Время, которое мадам Лора потратила на то, чтобы вернуться в цирк после звонка Жана де Латеста!
– Да, любопытно. Это надо прояснить. Комиссар Анье задал второй «забытый» вопрос:
– Скажите, Ошкорн, да, я обращаюсь главным образом к вам, ибо знаю вас как человека дотошного, не удивляет ли вас, что второе преступление совершено день в день через полгода после первого? У вас ум… как бы это сказать… оригинальный, что ли, да, оригинальный, именно это слово я искал, и вы должны обратить внимание на такое совпадение.
7
Выйдя из кабинета комиссара Анье, Ошкорн взглянул на часы.
– Половина десятого. Мы вызвали часть служащих цирка на десять тридцать. У нас впереди целый час. Пройдемся, ты не против? Прогулка немного освежит мне мозги. Мне это необходимо, по утрам, часов до одиннадцати, у меня всегда тупая голова. Кстати, мы можем выпить по чашечке кофе. Представляешь, я к тому же еще забыл позавтракать!
Ошкорн ждал, что Патон, как обычно, сейчас прочтет ему нотацию о необходимости принимать пищу в строго определенные часы. Но тот пребывал в дурном расположении духа и лишь молча пожал плечами.
У самого Ошкорна, наоборот, было прекрасное настроение. Сентябрьское утро было поистине чудесным, и он радовался ему. После полудня наверняка станет очень жарко, последние такие деньки в этом году…
– Превосходная погода для сбора винограда, – вздохнул он.
Но Патон ничего не ответил.
Они расположились на террасе кафе на бульваре Сен-Мишель, и Ошкорн начал приготавливать то, что он называл сандвичем криминальной полиции – смесь ветчины, яиц, швейцарского сыра и горчицы, все хорошо сдобренное солью и перцем.
– Вкус дикаря, у тебя вкус дикаря, – говорил обычно Патон, сам тонкий гурман.
Но сейчас он молча взирал на приготовления приятеля и меланхолично сосал свою трубку. Наконец он с раздражением воскликнул:
– Надоело мне это дело!
– Ну это для меня не новость! Тебя любое дело вначале раздражает. Но как только оно сдвинется с мертвой точки, тебя уже не остановить! Ну скажи, что тебя раздражает в нем?
– Оно слишком простое!
От удивления Ошкорн резко поставил свою чашку на блюдце.
– Слишком простое! Я тебя не узнаю! Обычно ты стонешь, что нам всучили слишком сложное дело, и уверяешь, что мы никогда его не распутаем. В чем, впрочем, каждый раз ошибаешься!
– Да, оно слишком простое! Убийца – один из циркачей. Проверив все алиби, мы быстро найдем преступника.
– О, конечно, ведь мы уже нашли быстро убийцу Бержере!
– Это не одно и то же! Да, там мы потерпели фиаско! Но новое убийство – повторение первого, и оно быстро выведет нас на преступника.
– А когда убийца повторит свое черное дело в третий раз, мы окажемся еще ближе к цели. А в четвертый раз изловим его!
– Не иронизируй! Ты отлично меня понял. Ты ведь и сам понимаешь, что схожесть некоторых обстоятельств поможет нам.
– Конечно, именно на это я и рассчитываю. Но говорить, что дело простое…
– А я тебе повторяю, что оно несложное! И на него можно было посадить какого-нибудь новичка. Нет нужды бросать на него нас двоих! Тем более, что мне придется оставить дело Раймона, а я веду его с интересом. А это – для новичка! Достаточно собрать все алиби и сопоставить их. К тому же какая зацепка с самого начала! Уже есть двое подозреваемых: Жан де Латест и Жан Рейналь, поскольку оба они отсутствовали в зале как раз в то время, когда было совершено убийство!
– Ты забыл мадам Лора!
– Да, верно, и мадам Лора! Все возможно!
– Возможно! Все возможно! А вот я пока еще в полном неведении, и именно поэтому дело уже привлекает меня!
– Фантазер! Кстати, что хотел сказать шеф своим напоминанием о полугоде? Какая разница, совершены ли эти преступления с промежутком в полгода или в год?
– Не знаю, но, вероятно, за этим что-то кроется…
Около цирка уже, как обычно в подобных случаях, толпились зеваки, пришедшие взглянуть на стены, за которыми случилось что-то необычное. Два полицейских стояли у входа. Ошкорн и Патон назвали себя. Одновременно с ними вошел Джулиано.
– Ну как, господа, нашли преступника?
– Да, и представьте себе, его зовут Раймон Буйон! Сбитый с толку, Джулиано вскинул глаза на Ошкорна. Потом он расхохотался.
– И правда, я совсем забыл, что вчера вечером давал показания комиссару. В любом случае, – продолжал Джулиано, – Раймон Буйон может быть абсолютно спокоен. Ведь в то самое время, когда совершалось убийство, он находился под надзором полиции!
– Дорогой друг, – самым серьезным тоном ответил ему Ошкорн, – мы, полицейские, народ особый, мы не полагаемся на то, что лежит на поверхности. Все верно, вы сидели рядом с нами, но кто знает, кто знает…
Жан де Латест, предупрежденный о приходе инспекторов, вышел им навстречу и провел в кабинет дирекции. Неподалеку от кабинета толпились несколько человек, вполголоса разговаривали. Какой-то молодой человек сидел на табурете и. казалось, был погружен в глубокое раздумье.
«Паль, наверное, – подумал Ошкорн. – Он так же красив в жизни, как и на сцене».
В отдалении особняком стояли молодые мужчина и женщина и тихо беседовали.
«Преста и Людовико, – отметил про себя Ошкорн. – А кто же мне говорил, будто Преста относится к воздушному гимнасту с насмешкой? Скорее наоборот, она слушает его с большим интересом».