Клоун
Шрифт:
От развилки, находившейся по ту сторону Бад-Маунтин, начинаются две дороги. Одна дорога ведет к зеленой долине с густыми апельсиновыми рощами, другая – непосредственно к пустыне. Вначале она выглядит вполне прилично – гладкая и бетонированная. Но уже через три мили постепенно превращается в проселочную дорогу, которая извивается, словно змея, петляет и сама, наверное, не знает, куда она ведет.
Проехав около часа по этой милой дорожке, я почувствовал, что устал смертельно. Солнце жгло немилосердно, приходилось постоянно вытирать пот со лба. Ко всему
– По-моему, до сих пор мы так и не встретили ни одного крота, – заметил я с ехидством.
– Нет зверей – найдем людей, – спокойно ответила она.
– Нужно быть действительно сумасшедшим, чтобы добровольно жить в такой душегубке.
– А что будет, если мы его так и не найдем? – Она повернулась в мою сторону. – Или не встретим по дороге ни одного человека? Так и будем все ехать и ехать, пока не кончится бензин? А потом что? Сядем среди пустыни и будем ждать чьей-то помощи или….
– И, в конце концов, какое-нибудь забытое племя индейцев, совсем дикое племя, снимет с нас скальпы, – закончил я ее мысль. – Есть у нас, правда, и другой выход. Если не встретим здесь ни одной живой души, постараемся добраться до Окриджа.
– До… Окриджа?
– Да, это такая маленькая железнодорожная станция. Она находится приблизительно в трехстах милях отсюда. Там, конечно, не отдохнешь, как следует, после такой дороги, но есть какая-то гостиница и ресторанчик, так что мы будем спасены.
– Чудесно! – раздраженно сказала она. – Блестящая перспектива! Во всяком случае, я теперь знаю, что умру не от жажды и голода, а от скуки. Зачахну посреди пустыни в твоем обществе.
Минут через двадцать на горизонте появился какой-то барак. Покрытая гофрированным железом крыша сверкала на солнце. Когда мы подъехали ближе, я увидел вывеску, которая предлагала купить бензин и холодные напитки.
Я остановил машину возле барака, и мы вошли внутрь. Распив с Изабель две бутылки лимонада, я спросил у хозяина, не знает ли он, где тут живет Эндерсон.
– Разумеется, знаю, – охотно ответил он. – Приблизительно в тридцати милях отсюда. Сначала вы должны ехать дальше по этой дороге, но будьте очень внимательны, чтобы не проглядеть маленькое ответвление направо. Там нет никаких указателей, потому что Эндерсон… – Он флегматично пожал плечами. – …Понимаете, он не любит, когда нарушают его одиночество.
Хижина Эндерсона находилась от узкой боковой дороги приблизительно в полутора милях. Кое-как мы добрались до нее на машине. Я выключил мотор и вышел, чтобы размять ноги. Звенящая жара и мертвая тишина – больше ничего.
– Подожди меня, – сказал я Изабель, – пойду проверю, дома он или нет.
– Я пойду с тобой, – решительно заявила Изабель. – В крышу вмонтирован водяной охладитель. Внутри, похоже, намного прохладнее, чем здесь, на солнце.
Три деревянные ступеньки вели на широкую веранду. Я постучал в дверь. Никакого ответа.
– Наверное, отправился за покупками, – насмешливо сказала Изабель. – Если нам очень повезет, то дня через два он вернется.
– Что ж, и подождем, не зря же мы проделали такой длинный путь, – ответил я. – Судя по всему, охладитель не выключен, так что обойду дом вокруг и посмотрю, нельзя ли как-нибудь проникнуть в него.
– Разве так можно? – спросила она с невинной физиономией. – Или полиции все можно?
Я обошел дом вокруг и увидел черный ход. Чуть коснувшись дверной ручки, я понял, что дверь не заперта на замок. Кухонька оказалась удивительно чистой, но в ней было так же душно, как и на улице. Значит, кондиционер все-таки не работал. Я недовольно поморщился, почувствовав в душном воздухе какие-то зловонные запахи…
Труп лежал прямо посреди гостиной. Убитому было лет пятьдесят, несмотря на густую седую бороду и пышные усы. Кто-то перерезал ему глотку, и довольно давно. Оглушительное жужжание сытых жирных мух и сладковато-тошнотворный запах тления, царившие в непроветриваемом воздухе, делали атмосферу в доме невыносимой. Я прикрыл нос платком и быстро осмотрел помещение. Ничего не обнаружив, перешел в спальню. Но и здесь нашел только одежду и личные вещи покойного. Ванная комната была пуста. Я с чистой совестью мог предоставить поле деятельности Эду Сэнджеру и доктору Мэрфи.
Единственным фактом, который я отметил про себя во время этого беглого обыска, было то, что я не обнаружил ни малейших признаков деятельности Эндерсона как изобретателя: ни бумаг, ни чертежей, ни аппаратуры.
«Ну и заварил же я кашу! – подумал я с горечью. – Какой леший дернул меня попросить Изабель, чтобы она обзвонила всю эту четверку и сообщила им, что мы собираемся в гости к Эндерсону! Великолепно, нечего сказать! Виновному-то осталось лишь посмеяться в кулачок, когда он узнал об этом. Ведь он-то уж точно знал, что Эндерсон мертв!»
Когда я вернулся к главному входу, Изабель все еще стояла на террасе.
– Ты даже не в состоянии взломать дверь?! – Она драматически закатила глаза. – Какой же ты все-таки бесполезный для полиции субъект!
– Кондиционер не работает, – сказал я. – И внутри еще более душно, чем на воздухе.
Я бросил беглый взгляд на крышу – ни проводов, ни телефонного кабеля, и тут же сообщил об этом Изабель.
– Какая наблюдательность! – Она гневно посмотрела на меня. – И что будем делать дальше? Греться на солнышке?
– Вернемся обратно к гостеприимному торговцу лимонадом, – заявил я. – Может быть, у него найдется телефон.
– Что это на тебя вдруг нашло, Эл? Захотелось позвонить своей милой матушке и сообщить ей, что ты пребываешь в добром здравии?
Я схватил ее за руку и потащил к машине.
– Мне нужно позвонить шерифу и попросить его, чтобы он прислал сюда парочку людей.
– Ты что, внезапно почувствовал одиночество?
– В известной степени, да, – согласился я.
К моему счастью, у владельца лимонада и бензина оказался и телефон. Я позвонил в полицию, и дежурный полицейский обещал мне, что все будет в порядке. Выпив на прощание еще пару бутылок лимонада, мы сели в машину и покатили обратно. Изабель хранила упорное молчание до тех пор, пока мы не переехали горную гряду Бад-Маунтин.