Клоуны и Шекспир
Шрифт:
– Поэтому Филипп и столицу перенёс в другой город?
– В том числе. Мол, многие чванливые испанские гранды предпочтут остаться в Толедо, в своих многовековых фамильных гнёздах.
– Эскориал ещё только строится. А, где король Испании проживает сейчас?
– В Жёлтом дворце, выстроенном из местного светлого песчаника. Вообще-то, это старинный мавританский замок, наспех перестроенный каким-то местным графом. Теперь – временная королевская резиденция. Скоро, надеюсь, мы посетим Жёлтый дворец с визитом. С премьерным театральным визитом, надо полагать…
Примерно через час с маленькой кепкой фургоны – один за другим – въехали в город.
– Ерунда какая-то, – искренне удивился Макаров. – Я же раньше, ну, в нашем старом Мире, посещал Мадрид. Причём, в качестве любопытного туриста. Абсолютно ничего
– И ничего подобного, – возразил Тиль. – Мадрид всего-то несколько лет, как стал столицей Испании. Поэтому все глобальные строительные работы ещё впереди. Пласа-Майор – вот, на этом месте – начнут создавать примерно лет через двадцать пять. Данные же дома, не ведая жалости, снесут, а на их месте построят новые. Все снесут, кроме вон того, приземистого.
– Точно, – обрадовался Лёнька. – Я уже видел это приметное здание. В нашем старом Мире, ёлочки пушистые. Это, кажется, м-м-м…. Монастырь «королевских босоногих монахинь»? Верно?
– Так оно и есть. «Монастырь де лас Дескальсас Реалес», если выражаться официальным казённым языком.
Повозки театральной труппы остановились возле среднестатистического постоялого двора.
– Располагайтесь и обживайтесь, – соскочив на мостовую, выложенную из буро-рыжих булыжников, велел Даниленко.
– Опять отлыниваем? – притворно нахмурилась подошедшая Герда. – Перекладываем пошлые бытовые дела на плечи терпеливых подчинённых? Куда намылился-то, бродяга белобрысый?
– Пройдусь к Жёлтому дворцу. Передам королю письмо от принца. Через начальника стражи, конечно.
– Подожди-ка, командир.
– Ну, чего?
– Помыться надо. Парадный сюртучок с кружевным воротником надеть. Волосы расчесать. Шпагу в ножнах, украшенных самоцветами, приладить на левый бок…. А эта дурацкая шляпа с фазаньим пером? Фи, какое мерзкое убожество! К королю же идёшь, клоун. Элементарное уважение надо соблюдать. Если, конечно, не хочешь попасть на костёр…. Засомневался? Ножками сучим неуверенно? Ха-ха-ха! Ладно, я же пошутила. Иди, родимый, иди…
Тиль вернулся часа через три с половиной и, смахивая со лба капельки пота, сообщил:
– У всех вельмож – во все Времена и во всех Мирах – очень плохо с совестью. На самом солнцепёке, суки позорные, заставили ждать…. Отдаю письмо главному стражнику, мол, передай адресату. А тот, узрев печать принца Оранского, почему-то заволновался и, велев оставаться на месте, убежал куда-то. Ладно, стою, потею. Приходит благообразный старикан-дворецкий – солидный такой весь из себя, упитанный, разодетый в пух и прах. Ну, чисто шкипер Ванроуд, только пожилой. Забрал старик у меня письмо. Я ему: – «Спасибочки, уважаемый! Если что – найдёте меня на постоялом дворе «Упитанный бычок». Рад был познакомиться…». Рассердился пожилой франт, мол: – «Молчать, смерд! Стой на месте и дожидайся ответа. Если отойдёшь в сторону, то головы лишишься…». Делать нечего. Покорно стоял и ждал. Чуть на солёный пот весь не изошёл. Вот, и говорю, мол, суки позорные. Собственно, всё. Доклад закончен.
– Как это – всё? – возмутилась Гертруда. – Что ответили-то?
– Ответ? Совершенно предсказуемый. Вернее, чёткий королевский приказ. Как, впрочем, и ожидалось…
– Заканчивай, братишка, выёживаться и паясничать, – перебил Макаров. – Говори по делу.
– По делу? Пожалуйста. Значится так…. Завтра, после первого «утреннего» колокольного звона, мы должны прибыть в Жёлтый дворец. А сразу после завершения королевского завтрака обязаны дать спектакль – «Родриго и Мария»…. Почему не вечером? Здесь именно утро считается самым прохладным временем суток. Аристократы же, мать их в одно место, потеть не любят. Мол: – «Не королевское это дело…».
Спектакль предстояло дать во внутреннем дворике королевского Жёлтого дворца.
Актёры труппы «Глобус и клоуны» (уже загримированные и облачённые в театральные костюмы), разместились в двух шатрах, установленных за низеньким деревянным помостом.
– Данный помост, очевидно, является сценой, – принялся шёпотом рассуждать Лёнька. – Значит, здесь регулярно даются театральные представления, за которыми высокородные зрители наблюдают вон с той террасы?
– Не то, чтобы регулярно, но даются, – откликнулся Даниленко. – Филипп Второй, вообще, считается «просвещённым европейским монархом». Любит природу, театр, литературу и живопись. Частенько выезжает на охоту и рыбалку. Книги читает. У него в Жёлтом дворце даже собрана одна из крупнейших в Европе библиотека, насчитывающая свыше двенадцати тысяч томов. Это, согласись, по нынешним средневековым Временам совсем и немало. Говорят, что Филиппа воспитывали в полном соответствии с трактатом – «Воспитание христианских принцев», вышедшим из-под бойкого пера наимудрейшего Эразма Роттердамского [41] . Что, впрочем, не мешает нынешнему испанскому королю поощрять массовые казни подданных, подозреваемых в ереси…. Ага, на указанной тобой террасе появилась почтеннейшая публика. Рассаживаются…. Тот худой длинноволосый дяденька – в чёрном камзоле с белым кружевным воротником, плотно охватывающим длинную жилистую шею – и является тутошним единоличным Властителем. Как тебе его окружение?
41
– Дезидерий Эразм Роттердамский – один из наиболее выдающихся гуманистов шестнадцатого века.
– Странное, по меньшей мере. Монахи, явно-выраженные книжные черви, да две пожилые невзрачные дамы. А, где блистательные вельможи? Где молоденькие вертихвостки?
– Вельможи, большей частью, остались в Толедо. Вертихвосток же король, как уже было сказано выше, вниманием не жалует. По крайней мере, последние два года. С тех самых пор, как у него возникли серьёзные трудности с выполнением одной очень важной функции…. Ага, королевский дворецкий дал отмашку белым носовым платком. Наш выход, Лёньчик. Вперёд и вверх…
Макаров, облачённый в скромный костюм южноамериканского аборигена, сжимая в руках охотничий лук (без стрелы, естественно), выскочил на сцену и, насторожённо покрутившись на месте, спросил:
– Кто прячется в густых кустах? Не бойся, путник. Выходи.
– Это я, дон Родриго Домингес, – появляясь на сцене, известил Тиль. – Идальго странствующий, благородный, славный.
– Что ищешь здесь ты?
– Женскую любовь. Забывшую меня – недавно…
Из последующего затем диалога до зрителей была донесена следующая важная информация. Каталонский дворянин среднего возраста Родриго Домингес, внезапно утративший интерес к женскому полу, (заболевший импотенцией, выражаясь напрямик), прибыл на берега великой реки Ла-Платы как раз для того, чтобы вылечиться от упомянутого неприятного недуга. Мол, один из путешественников, вернувшихся в Испанию, заверял его, что целебный воздух Аргентины способствует «возвращению юношеской прыти». Индеец, естественно, подтвердил справедливость этой медицинской сентенции и рассказал, как добраться до Буэнос-Айреса.
Людвиг и Томас своевременно натянули перед сценой чёрное бархатное полотно. Последовала смена декораций.
Дон Родриго находился теперь в гостиничном номере.
«Скорее всего, в мансардной комнатке захудалого постоялого двора», – мысленно хмыкнул Лёнька. – «Кстати, по сценарию действие происходит поздней осенью…».
Тиль, сладко потягиваясь, подошёл к бутафорскому окну и принялся с чувством излагать:
Ла-Плата – река, где не видны берега.Незнакомые звёзды – играются с полночью.Волны – цвета старинного, давно нечищеного столового серебра…Лентяйка – местная горничная.Ночью – не уснуть – в гостиничном номере:Что-то постоянно – шуршит по крыше.Шуршит – по стеклу и по подоконникам.Всё шуршит и шуршит…Что это? Темно, ничего не вижу.А утром, распахнув окошко, понимаешь:Может, это вам покажется странным,Но везде и всюду летают —Миллионы лимонных листьев, опавших с платанов.И тогда многое – понимаешь…