Клуб «Алиби»
Шрифт:
— Вы были в лаборатории? — резко оборвал его фон Галбан.
— Там темно и закрыто.
— У него дома? На юге — в Антони. Это окраина Парижа, ближе к пригороду Орли. Жолио нравилось жить подальше от лаборатории, так он отвлекался от работы, когда мог.
— Я был там час назад. Его нет.
— И вы нашли меня. Как?
— Министерство в любое время должно знать, где находятся его ведущие ученые, vous comprendez [48] , — Альер пожал плечами и развел руками. — В нынешней ситуации…
48
Вы понимаете (фр.).
В нынешней ситуации надо держать иностранцев под присмотром. Они все нас ненавидят.
Фон Галбан отступил назад и позволил Альеру войти. У него не было другого выбора.
Лабораторию «Коллеж де Франс» разместили под землей, под Министерством вооруженных сил, в сентябре, сразу после объявления войны. Работа Фреда Жолио — нобелевского лауреата Жолио — вот что было главным. Что сделало ее более трудной, по мнению фон Галбана, так это назначение ведущими ассистентами русского и австрийца. Они же были соперниками в войне. Подозрительно.
Его и Коварски уже выслали из Парижа, пока этот дурак Альер, банкир, mein Gott [49] , по виду которого можно было судить, что он не способен был и мухи обидеть, находился с секретной миссией в Норвегии. Коварски отбыл на остров Белль-Иль, с побережья Бретани, а фон Галбан в Покероль, на Средиземное море. Чтобы быть уверенными, что они не спрячутся от французов или от предательства, о котором они пока не знали.
— Жолио, наверное, вызвали в Бретань, — фон Галбан чувствовал в своих словах немецкие нотки, безошибочный признак иностранца. — Там его дети, не так ли? Его жена тоже, надо полагать, там. Вы знакомы с Ирен?
49
Боже мой (нем.).
— Только понаслышке, — Альер неопределенно пожал плечами. — Я звонил в Арквест. Его нет в Бретани.
Фон Галбан изучал собеседника. Альер, должно быть, нервничал; наверное, находился под впечатлением убранства его квартиры, комнаты в модернистском стиле, дизайном которой занималась Анник, хромированные столы и кожаные стулья, он сохранял завидное спокойствие, взгляд его карих глаз сосредоточился на лице фон Галбана.
— Я пришел спросить, нет ли какого-нибудь еще адреса, где можно найти Жолио-Кюри.
— Скажите мне, что случилось, — спросил фон Галбан прямо. — Сегодня днем перед уходом из лаборатории Фред выглядел как обычно. Позвоните туда утром, около девяти, хорошо? Уверен, вы сможете с ним поговорить.
— Когда вы видели Жолио-Кюри последний раз, герр доктор?
Фон Галбан вздрогнул от обращения.
— В четыре. В полпятого, может быть. Он должен был отнести письмо директору колледжа. Но не вернулся.
— Его видели в кафе на бульваре Сен-Мишель в полшестого. Он ушел с женщиной, и она не была его женой. С тех пор никто не знает, где он. Вы понимаете теперь, почему я спрашиваю другой адрес.
«Как это будет по-французски, — подумал фон Галбан. — Как я глуп, что не догадался». Женой Жолио была только туманная лаборатория и этот магнетрон, который он собрал из деталей, присланных из Швейцарии. «Что если он в кровати с какой-нибудъ женщиной? Какое дело до этого мне или этому французскому шпиону?»
— Я не могу вам помочь, — коротко ответил он. — Если все так, как вы говорите, он мог поехать в отель. Или к этой женщине домой. Приходите в лабораторию утром.
Последовала пауза.
— Или, может быть, я смогу ответить на ваши вопросы?
Альер продолжал изучать его, предполагая, что видит перед собой человека, внутренне спокойного и способного контролировать себя и свои эмоции. Его лицо ничего не выдавало, но молчание говорило само за себя. Француз думал, насколько он мог доверять ученому с немецким именем, этому человеку Фреда Жолио, слишком опасному в случае кризиса.
— Я гражданин Франции, — уверил его фон Галбан, все еще возбужденный от гордости и гнева. — Моя жена — француженка. Мои дети — тоже. Мои симпатии на стороне Франции. Я живу и работаю здесь уже много лет.
— У вас есть ключи от лаборатории?
— Конечно.
— Тогда вам следует как можно быстрее одеться. Поступил приказ до рассвета вынести оттуда все — все, вы понимаете? И если нам повезет, Жолио присоединится к нам там.
— Ты помнишь ночь в Биркмир парке? — спросила его Нелл. — Когда мы сидели на черепичной крыше, Рикки, дожидаясь восхода солнца?
Как он мог это забыть? Дом ее отца, в каменных стенах которого родилось и умерло несколько поколений английских аристократов, флюгера на башенках пронзили не один век. У семьи Нелл всегда были проблемы с деньгами, и черепица на крыше была поломана, но они в три часа утра стащили несколько одеял из старого бельевого шкафа, они двое и ее брат Ян с бутылкой красного вина, и слушали приветственную тишину в пятидесяти футах над землей, а внизу в это время в лисий капкан попало какое-то маленькое животное. Болотистая страна, пологая, как Голландия, пропитанная влагой, от потопа спасают только дамбы. Ее отец не хотел футболиста с крючковатым носом и мускулистой фигурой для своей Нелл. Графу нужны были деньги. У Жолио их не было.
Теперь она сидела у окна в своей комнате в Крийоне, одетая только в его рубашку. Она подобрала босые ноги, уперлась подбородком в колени и думала об этом, другом рассвете, пока под ними просыпалась площадь Согласия и по улицам шуршали шины первых автомобилей. Ночью они занимались любовью долго, лежа в дремоте и просыпаясь от дикого голода, который Жолио удалось испытать только однажды в жизни. Люди Бертрана всегда дежурили в Крийоне, и Нелл следовало бы быть осторожней и не приводить его сюда; но, возможно, понял он, что она так и хотела, чтобы все знали, что мадам графиня делает то, что ей заблагорассудится. Она была англичанкой: для нее не существовало авторитетов.
— Ты вернешься? — спросила он — В Биркмир? Теперь, когда немцы приближаются?
— Я хочу, чтобы они пришли, — пробормотала она. — Я до смерти устала от этой странной войны. Я хочу, чтобы все решилось. Нет, я не вернусь. Будет ли виноградник французским или немецким — мне все равно. Если я останусь, смогу принести пользу здесь. Ты будешь смеяться, Рикки, но мне начала нравиться фамилия де Луденн. И у меня ее не отнять. Не отнять.
Ее голос оборвался на полуслове, и в этом звуке он уловил все страхи прошлой зимы, новости из Седана, где, может быть, уже сейчас ее муж был мертв, безнадежность и тягость ожидания. Он протянул руку, чтобы погладить ее по голове, но она встала, отвернулась от него и быстро пошла в ванную. Ей не нужно было его сочувствие. Все равно что соль сыпать на рану.