Клуб гурманов
Шрифт:
— Нам это и в голову не приходило. Я думала, что дела у вас идут прекрасно. Почему ты никогда не рассказывала мне об этом? Мы тоже могли бы как-то помочь.
— О таких вещах не принято говорить. Я сгорала со стыда, когда входила в «Алди». [6] Брала пустые пакеты в «Алберт Хейн» и клала туда покупки. Оказаться вдруг в очереди среди матерей, живущих на пособие… Этот запах нищеты…
У ее рта появилась жесткая складка.
— Каждый хоть раз ходил в «Алди». Чего тут стыдиться?
6
Самые
Она отстраненно посмотрела на меня.
— Конечно, нет. Просто это было тяжелое время. Вот и все.
Встряхнула головой и улыбнулась.
— Мне кажется, это странно, что все вертится вокруг Симона, — сказала я.
— А знаешь, что мне кажется странным? Решительность, с которой Патриция говорит, что будет бороться за доброе имя Симона. Как будто он ее ребенок! На что теперь она может повлиять? Это звучит, как идея фикс, — ответила Бабетт.
Я провела пальцем по тарелке и собрала крошки от крокетов.
— А сейчас мне действительно надо покурить, — пробормотала я. Бабетт помахала официанту и заказала два пива и пачку «Мальборо-лайт». Я слизнула крошки с пальца.
— Все больше начинает казаться, что все-таки Ханнеке столкнули с балкона, чтобы она не проболталась. Скорее всего, то, о чем она хотела рассказать, имело отношение к Симону. Патриция видела ее последней.
— И Анжела.
— И ты думаешь, они могут убить кого-то? Свою подругу?
— Господи, Карен, да нет. Хотя не знаю… А вдруг? Как-нибудь сгоряча?
Официант поставил перед нами пиво и распечатал пачку сигарет. Мы обе взяли по сигарете, он очень галантно поднес к ним зажигалку. Я глубоко затянулась и закашлялась.
Бабетт протянула мне руку и грустно посмотрела на меня.
— Карен, давай не будем подозревать друг друга. Мне становится страшно.
— А мне-то? — пробормотала я.
24
Дети пели тоненько и старательно, и низкие голоса мужчин весело перекрывали их. Мы сидели около камина у Ханнеке и Иво и ждали Санта-Клауса, который должен был появиться с минуты на минуту. Ханнеке, как всегда, все замечательно украсила и организовала. Большой стол был покрыт темно-красной бархатной скатертью, по краям которой шли большие золотые кресты, в центре связанные большим бантом. На потолке и шторах развешаны красные гирлянды, на которых золотыми буквами написано: «Добро пожаловать, Санта-Клаус и Черный Пит», [7] а на черном каменном полу лежала настоящая ковровая дорожка, которая вела к огромному, в стиле барокко, трону Санта-Клауса.
7
Помощник Санта-Клауса, сопровождающий его во время его визитов к детям (Прим. перев.).
Ханнеке сама наварила постного сахару,
— Нас можно прямо на обложку в «Красивый дом» снимать, — гордо заметила Анжела.
— Только без этих тюбиков, — сказала Патриция, слегка задрав нос. Патриция была, как ее однажды назвала Ханнеке, «стильным маньяком». У нее все должно было быть изысканно. Тюбики со специями не имели права на существование в ее доме, как, впрочем, и пластмассовые игрушки. Мы с Ханнеке тайком надеялись, что ее мальчики, когда немного подрастут, назло маме сделают себе крутой пирсинг и татуировку. Но пока Том, Тис и Тье разгуливали в кусачих коричневых свитерах, вельветовых брюках и свинцовой тяжести горных ботинках, как будто они были потомками какого-нибудь шотландского лорда.
Прибыл Санта-Клаус, а с ним четыре помощника, и у каждого по мешку подарков. Самые маленькие дети испуганно юркнули на колени к родителям, более старшие, которые уже не верили в Санта-Клауса, жадно смотрели на подарки.
— Куда подевались Эверт и Бабетт? — прошептала Ханнеке мне на ухо и, выбежав в коридор, стала поспешно набирать телефонный номер. Анжела села рядом со мной и шепотом спросила, что могло случиться. Я пожала плечами и попыталась сконцентрироваться на младших детях, которые смущенно и тихо бормотали Санта-Клаусу стишки, не понимая, почему их мамы так беспокоятся.
— Ну, что за люди? Совершенно не понимаю. Так же нельзя. — Анжела одним духом допила свое вино и энергично захлопала детям, получившим по горсти пряников.
— Наверняка есть какая-нибудь серьезная причина, — прошептала я ей и увидела, что Ханнеке с напряженным взглядом вновь присоединилась к нам.
— Обидно за детей, мы-то — ладно, — сказала Анжела.
Я посмотрела на ее суровое лицо, ярко накрашенные губы, начинавшие приобретать ожесточенное выражение, и задумалась, что она имеет в виду. И как раз в тот момент, когда я хотела это спросить, Эверт и Бабетт с извинениями прокрались в комнату. Бабетт сияла и была, как обычно, свежей, как зубная паста. Санта-Клаус немедленно посадил ее к себе на колени, к огромному удовольствию мужчин и детей, а Эверт мрачно оглядывался, судорожно сложив руки на животе, как будто у него болел желудок. Он расположился у двери, отрешенно уставился перед собой и даже не смеялся, когда Бабетт фальшиво запела: «Вот плывет пароход». После этого он исчез в кухне. Вместе с Ханнеке.
— Это просто отвратительно, — пробормотала Анжела. У меня не было ни малейшего представления, что она имела в виду. Да и не хотелось это знать. Мне была противна она и ее вечные намеки.
Мы еще попели песенки, дети по очереди получили пакеты с подарками и Санта-Клаус поговорил с ними, а когда он встал и собрался уходить, Черный Пит обнаружил в коридоре большую, завернутую в красную фольгу коробку. Двое мужчин с трудом внесли ее в комнату и под громкие, удивленные крики родителей дети, как обезьянки, бросились к ней.