Клуб любителей фантастики, 1970–1971
Шрифт:
Сначала он был садовником. А после стал гидом.
Дирекция сада была потрясена памятью и понятливостью Каро, который за год впитал в себя все, что рассказывали профессиональные гиды экскурсантам.
Сейчас ему нельзя было дать и шестидесяти. Да и вообще здесь, в Аджарии, старики безвременны. Того и гляди столетнего гражданина окликнешь: «Молодой человек!»
Мы пробрались сквозь опутанную лианами сельву, где царил полумрак и влажная, мшистая земля дышала горячим терпким
— Здесь, товарищи, начинается Экваториальная Африка. Начинается она с саванны.
— Чего, чего? — переспросил кто-то.
— Саванна. Это по-африкански тоже степь.
Наша экскурсионная группа пробиралась по узкой тропинке к вершине холма. Причудливые травы и кустарники окружали нас со всех сторон; и иногда, на поворотах, мы видели только высоко поднятую голову Каро, который оживленно что-то рассказывал тем, кто шел рядом с ним.
— С вершины холма очень хорошо видно море. Там мы отдохнем. В тени вон того замечательного дерева.
Экскурсанты расположились на траве и залюбовались видом на море. Солнце склонялось к вечеру, воздух светился серебристым светом, и море было не голубым, как обычно, а серебристым, с гофрированной солнечной дорожкой, теряющейся в дымке.
— Аве маре, моритури те салютант, — мечтательно произнес инженер из Ленинграда. — Все мы умрем, и сюда придут другие люди и будут любоваться этим волшебным зрелищем…
— Зачем умирать? — воскликнул Каро. — Жить надо! Долго-долго, как это дерево!
Он повернулся к стволу зеленого гиганта и любовно погладил мощную морщинистую кору.
— А что это за дерево, Каро?
— Замечательное дерево. Вечный страж африканских саванн. Это баобаб. Живет пять тысяч лет!
— Сколько? — взвизгнула молодая курортница в шортах.
— Пять тысяч. Может быть, даже больше. Его привезли сюда уже в очень солидном возрасте.
Каро встал, вытащил из кармана выцветшей сатиновой куртки клеенчатый сантиметр и стал обмерять ствол. Закончив обмер, он достал записную книжку, посмотрел на столбик цифр и записал следующую.
Никто не заметил, как он поднял голову, посмотрел на могучую крону дерева, глубоко вздохнул и укоризненно покачал головой.
Когда он попрощался с нами у выхода из сада, я взял его за руку и отвел в сторону.
— Каро, а почему вы обмерили ствол баобаба, а после печально вздохнули?
— Сохнет. Понимаете, сохнет на глазах. Это будет такая потеря. Сначала обхват был десять метров семьдесят сантиметров. После — девять метров тридцать сантиметров. А сейчас уже пять метров, — гибнет не по дням, а по часам. Делаю все. Не отхожу от него. Ученые подкормку придумали. А он сохнет…
Последние слова он произнес с сильным акцентом, темпераментно махнул рукой и скрылся среди олеандров, прихрамывая пуще прежнего.
Года через три я снова оказался в Батуми, на конференции по проблеме долголетия, и вспомнил Каро и его погибающий баобаб. В перерыве между заседаниями я отправился в ботанический сад.
— Где Каро?
— Как обычно, — безразлично ответила голубоглазая лаборантка. Она переливала какую-то жидкость из одной колбы в другую.
— Что значит «как обычно»?
Она подняла на меня большие глаза.
— Возле своего баобаба.
— Он по-прежнему работает гидом?
— Нет, сейчас не работает.
— На пенсии, значит?
Девушка криво улыбнулась.
— Здесь, в Батуми, проходит конференция по долголетию. Читала я в газете, как местные физиологи расхваливают здешний климат и здешних стариков. А вот то, что некоторые с возрастом впадают в детство, об этом почему-то не говорят.
Но я уже не слушал ворчливую белоснежную лаборантку.
Я прошел уссурийские джунгли, сибирскую тайгу, альпийские луга, спустился в пампасы, пересек сельву — и вот саванна!
Я почему-то очень волновался, и мне не терпелось скорее увидеть Каро.
Он лежал у самого стола на спине и курил трубку. Когда я подошел, он повернул голову, а после снова отвернулся и уставился вверх.
— Каро, вы меня не узнаете?
Он молча покачал головой.
— Я был здесь с экскурсией. Вы тогда опасались за это дерево, а оно вон какое роскошное, более пышное, чем прежде, и, конечно, проживет еще пять тысяч лет!
Он снова посмотрел на меня печальными, задумчивыми глазами. Его усы и бородка, казалось, потемнели, а глубокая тень под деревом сглаживала морщины на загорелом лице.
— Я никогда не верил, что дерево погибает. — Он встал и облокотился о ствол спиной. — Я этим ученым с самого начала твердил: «Не так сохнут деревья. Я ничего не знаю про другие баобабы, которые растут в Африке, но этот баобаб какой-то другой. Ну, как бы вам сказать…»
— Какой же он, Каро?
— Смешной. Странный. Очень смешной.
Я вспомнил ворчливую лаборантку.
— Смотрите! — Каро горячился. — Смотрите на кору. Стала гладкая. Смотрите на листья. Стали зелеными и нежными. Разве так погибают баобабы?
Я не знал, как погибают баобабы, но мне стало очень грустно за Каро…
— Он смешной, потому что растет обратно.
— Обратно?
— Конечно. Был старый. А сейчас становится моложе и моложе. Ничего тут удивительного нет.
«Бедный, бедный Каро…»
— Нет, вы только посмотрите!