Клуб любителей фантастики, 2016
Шрифт:
Потратят нервы и время, только и всего.
Пока он торчал на работе, разгребая невообразимый ворох дел, метался над подведомственным его Управлению районом, кому-то что-то доказывал и колесил по бесконечным утренним и вечерним дорогам, они успели и принять решение и реализовать его.
«Оперативно», — невольно подумал Роман.
Второй пакет содержал в себе множество крошечных пакетиков с семенами и инструкцию. Тупо глядя на содержимое, Роман поднял голову и только сейчас заметил, что за окнами виднеются фермы террас. Держа пакет в руке, он точно сомнамбула прошёл к балконной двери, открыл её и выглянул наружу.
Строители установили не только террасы, но и поставили на них пластиковые лотки, уже наполненные искусственным грунтом. Оставалось только бросить в него семена.
Роман поглядел на то, что держали его руки. Пакетики с семенами различных цветов, разнотравье, а ещё огурцы, укроп, кабачки… Кабачки! Это уже не лезло ни в какие ворота. Он, житель, имеющий второй социальный статус, будет сажать кабачки! Да что они позволяют себе!
Швырнув пакеты на пол, Роман заметался по квартире, душимый бессильной злобой, топча разбросанные по полу пакеты и яркие рекламные буклеты, воспевающие многочисленные выгоды от урбафермерства. А потом, движимый каким-то необъяснимым импульсом, собрал их в одну охапку, вскрыл и принялся, не разбирая, что сажает, яростно втыкать содержимое в рыхлую почву. ТМ
Николенька
Дарья ЗАРУБИНА
техника — молодёжи || № 04 (997) 2016
— Потерпи, зайчик, ещё полчасика, — прошептала мама на ухо. От прикосновения её губ стало щекотно, и Николенька принялся изо всех сил тереть ухо, щеку, а заодно и мамин нос, то и дело попадавший под руку. В «таврии» было тесно.
В ней было тесно и с бабушкой, а уж с тётей Зиной места не оставалось вовсе. Но Николенька старательно делал вид, что не замечает тётки: смотрел в окно на проплывающие мимо бревенчатые дома, стариков, продающих у дороги грибы и чернику, на плотную полосу ельника. Потом скинул с ноги сандалию и попытался дотянуться большим пальцем до ручки стеклоподъёмника, но непослушная нога соскользнула и ударилась о мамино колено.
Мама прошептала ещё что-то утешительное и щекотное, пересадила со своей правой ноги на левую, под самый бок к необъятной тёте Зине. О стеклоподъёмнике можно было забыть. Зато тётка тотчас протянула полные рыхлые руки и зашептала странным тоненьким голоском, который у взрослых всегда есть в запасе на случай встречи с кем-то небольшим и молчаливым, вроде Николеньки:
— Иди ко мне, мой калосий, иди к тёте.
Николенька не стал кричать. Хотя хотелось. От одной мысли, что сейчас тётка ухватит его и поволочёт к себе на руки, хотелось открыть рот и зареветь так, чтобы дедушке за рулём заложило уши. Но Николенька только намертво вцепился в мамину футболку и сурово, исподлобья, посмотрел на тётку.
— Ой, какие мы мамины! — восхитилась та, прижимая руки к груди. — Может, ему конфетку, Надя? Мамин подбородок прошёл туда-сюда, легко коснувшись волос на макушке Николеньки. Коля понял, что конфетки не будет и снова уставился в окно, где были ели, ели, ели.
Николенька начал дремать. Привалился к маминому плечу. Между передними креслами стала видна дорога. Длинная серая лента крупными волнами бежала до горизонта и там падала за край. А по этой ленте ползли навстречу разноцветные букашки встречных машин.
Одна из них, бордовая, то и дело выглядывала из-за белого короба медленно катившейся хлебовозки. Водитель неторопливого фургона посигналил, мол, не высовывайся. Однако водитель бордовой не утерпел, резко выскочил на встречную, надеясь успеть вклиниться перед газелью с хлебом. И понёсся прямо навстречу зелёной «таврии». Дедушка вцепился в руль и ударил по тормозам. Мама — в Николеньку и изо всех сил упёрлась коленями в переднее сиденье. Завизжали тормоза и тётя Зина. И Николенька закричал. Закричал так громко, что проснулся. Но всё кричал и кричал, пока мама тормошила его, заглядывала в рот — не прикусил ли во сне язычок.
— Может, ногу отоспал? — лезла тётя Зина.
— Что, сыночек, что? — спрашивала мама, осматривая с врачебной дотошностью. — Приснилось что-то? Пить? Сикать?
— Не-е! — кричал Николенька, отбиваясь от шарящих по нему рук.
— Пап, останови, — попросила мама дедушку, и тот покорно съехал на обочину. Женщины выскочили из дверей, из багажника достали горшок и усадили на него вмиг замолчавшего Коленьку.
— Не буду, — через минуту резюмировал он. Мама вытащила из упаковки салфетку. Тётя Зина, пыхтя, принялась упихиваться в машину. Дедушка курил и смотрел на дорогу.
— Вот ведь идиот, — подумал он, глядя, как бордовая легковушка лихо обходит по встречной хлебный фургон. — Допрыгается.
Все загрузились в машину. Дедушка забросил вымытый горшок в багажник, втоптал сигарету в песок и вернулся за руль.
И снова были ели. Потом сосны вперемежку с пыльными берёзами. Через белые опоры моста блеснула река. Осталась позади. Стал накрапывать дождь. Припустил сильнее. И ровная стена деревьев за окном потемнела и насупилась. Песок по обеим сторонам асфальта мгновенно расползся в жидкую грязь. Но дождь стал затихать. Задремала мама. Задремал Николенька. Задремала тётя Зина. Дедушка неторопливо пристроился в хвост КАМАЗу, гружёному кругляком. В приоткрытое окно пахло влагой и пилёной сосной. Дедушка включил радио, покрутил ручку, ловя волну.
Но тут идущий впереди КАМАЗ начало кренить на повороте. В лобовое стекло «таврии» полетела жидкая грязь. Грузовик ревел, стараясь справиться с грязной жижей и вновь встать на асфальт. Что-то лопнуло, звякнула цепь. И несколько брёвен покатились из кузова, целясь прямо в лицо дедушке.
Николенька не стал раздумывать. Он сердито ткнул маму кулачком в бок и заревел.
— Что? — встрепенулась она, сонно моргая. — Что такое? Придавила? Извини, зайчик, уснула мама… — Не-е, — кричал Николеньлка, — нада! На-ада!
— Что, что надо? — переспросила мама. — Болит? Кушать? Водички?
— На-ада! — закричал Николенька, стараясь выжать из глаз слёзы.
— По заднице бы надо, — философски заметил дедушка, всё же неторопливо убавляя газ.
Машина остановилась. Под тёткины «да что ж это такое?» мама вытащила Николеньку, собираясь всё-таки последовать совету дедушки. Но Коля тотчас затих.
— Пить, — спокойно сказал он. — Ку-сить.
И показал пальцем в рот, где томились в бездействии четыре новых молочных зуба.