Клуб маньяков

Белов Руслан

Но вечер не получился – сломал я им настроение. Тамагоча, тот и вовсе чуть не расплакался. Губы раскатал, а все коту под хвост. Вера тоже чернее тучи сидела. А мне плевать – сходил на кухню, все сделовил, что надо, стол накрыл, в том числе и с помощью бара с дверцами из карельской березы, и сел вечерять, предварительно запалив камин и свечи (их Маргарита по моей просьбе принесла).

Хорошая, приятная женщина, эта Маргарита! У нас с ней точно внутреннее стремление.

Она тоже не столичная, из рязанской деревни пришлая. А в Рязани грибы с глазами – их едят, а они глядят. Но Москва ее здорово подрихтовала. Нормальная женщина с нормальными инстинктами, но где тут мужика нормального найдешь? Да и марку

надо было в университете держать. С лесбиянками влиятельными связалась, сказали – это нужно, если хочешь на виду быть и в хорошую адвокатскую контору попасть. Потом работать начала. Деньги на канделябры и текилу зарабатывать. Испанию, Канары и прочие Сейшельские острова. Тридцать девушке, ей бы рожать, а она с дуру бесится. Групповой секс, маньячество, если, конечно, оно не плод моей фантазии. Прав был Альбер Камю, когда жить предлагал на манер Сизифа. Вот тебе камень, вот тебе гора и кати ежедневно этот камень на эту гору. Пусть скатывается, пусть противно, пусть надоело, а ты кати... Наверх, а не в сторону.

Я таких, как она, и вообще, как этих из клуба, здорово в горах лечил. Студентов и студенток из столичных вузов. Маршрутом на самый верх, под самую снежную верхушку. И каждый день на самый верх. Когда пашешь, как ишак, многое становиться ясным. Та же самая голубенькая незабудка на коротком привале. О, господи, как она красива, как мудра, когда смотришь на нее глазами, пoтом изъеденными! Она пришла, эта незабудка, а тебе идти и идти, чтобы стать таким же, как она, простым и чистым...

А эти... Они все знают, какой фильм хорош, какая книга будоражит. Им сказали... Специальные люди. Им говорят, и они толпами бросаются смотреть и покупать. И газеты читают, чтобы мнение иметь. Вот Вера, умная женщина, а я не помню, чтобы ее что-нибудь взбудоражило. «И сердце холодно, и спит воображение». Иконопись изучала, пошли с ней в Третьяковку, все рассказала. От и до. Про каноны, про мастеров. А я заметил, что не видит она икон. Только то, что прочитала... Не пропускает через сердце. Я еще подумал тогда: «А может, нет его? Сердца?»

– Ты всегда все портишь, – перебила мои мысли Вера. – Мы хотели сюрприз тебе устроить, а ты...

– Вера белье специально для этого вечера купила... – начала клеить горшки Маргарита. – И я тоже...

– Нельзя меня вязать без спросу... – проговорил я менторским тоном, расправившись со вторым по счету горшочком. – Я от этого дурею. Свобода для меня понятие не философское, а физическое. У тебя, наверное, и сладкое есть?

– Есть... – загадочно улыбнулась Маргарита, опустив головку на плечо мужа и поведя затем ладошкой по своему, ох, какому бедру.

– Я не про то, – сказал я, с пристрастием оглядев то, что имела в виду прелестная адвокатша. – Тортик-то пекла?

– Тортики в этом доме выдаются за хорошее поведение... – адвокатша попыталась сделать строгое лицо. – Может быть, что-нибудь придумаешь для исправления действительности? Слабо?

«Слабо?» – для людей из моего круга это вызов. Что я только не делал после того, как ко мне обращались с этим вопросом! Прыгал в беснующуюся горную реку, шел по перилам высоких путепроводов, бросался в драку с четверыми. Глупо, конечно... Как баран. Но, как правило, говорили мне это слово люди, которые сами прыгали, шли, бросались первыми или за мной.

И я задумался. Задело меня это «Слабо?» как шестнадцатилетнего. Задумался и после половины стаканчика рома придумал. Придумал, подозвал к себе Маргариту, шепнул пару слов на ушко (ой, блин, какое ушко!), поднял недовольную Веру с кресла и пошел с ней в прихожую. Плащик ей помог одеть, шляпу, поцеловал ручку хозяйке, поблагодарил за трогательный вечер и удалился, предварительно супругу вытолкнув.

На лестничной площадке Вера вообще пятнами пошла. Такой злой я ее еще не видел.

– Ты погоди,

не испаряйся от кипения. У меня сюрприз на свежем воздухе для тебя будет (про свежий воздух это я специально загнул. Для сведения с толка). Вот только перекурю.

И, вытащив пачку сигарет, закурил. У Веры вообще в зобу дыханье сперло. Но я ожидал такую реакцию и потому не удивился. Выкурил, бросил окурок в консервную банку на подоконнике и к лифту направился. На полпути, остановился, похлопал себя по карманам – нет ключей!

– Придется опять хозяев тревожить... – обернулся к Вере. – Нет ключей. Наверно, у камина выронил.

И, взяв супругу под руку, пошел к Маргаритиным дверям. Позвонил. Открыли нескоро. Открыли, и Вера увидела улыбающуюся Маргариту в коротком черном облегающем платье и ее благоверного. В красном открытом туалете со смелым разрезом сбоку. Длинные белые струящиеся волосы Тамагочи были тщательно причесаны и закреплены лаком.

– Что же вы так опаздываете? – воскликнул он мелодичным нежным голосом. – Мы уж думали, вы не придете...

* * *

Может быть, когда-нибудь я и опишу то, что произошло в тот теплый майский вечер и в ту темную майскую ночь. Но это случится не скоро. Годков так через тридцать. Лет в семьдесят. Опишу, когда все на свете покажется мне суетой сует и всяческой суетой. А сейчас скажу, что более всего мне понравился ликер, в котором плавали чешуйки сусального золота. И собственный шашлык. И торт Маргариты. Это было нечто. Ну и еще кое-что. А вот Вере не все понравилось, не вписалась она как-то в наш творческое объединение, открыться не смогла, все ее иерархия интересовала и место личное в постели...

Вот так, вот, сама все придумала, а царицей быть не смогла. Это часто так бывает.

Часть третья. Харон и Лейла.

Глава 1. Тегеран, фундаменталисты и дешифрирование. – Удавкин с Фархадом и Ахмед с пещерой Заратустры.

В середине мая, сразу же после дня рождения тестя случилось более чем приятное событие – один знакомый моей мамы (бывший однокурсник по фамилии Удавкин), работавший в «Зарубежгеологии», предложил мне съездить на несколько месяцев в Иран в качестве специалиста по компьютерному дешифрированию космических снимков.

И я с головой погрузился в подготовительную работу, забыв, естественно и о маньяческой деятельности своей обожаемой супруги, и о групповом сексе. С Верой у нас установились весьма теплые отношения, тем более, что я стал приходить с работы гораздо позже ее.

В Иране я пробыл четыре месяца – месяц в Тегеране, три – в Белуджистане. И заработал на всем этом удовольствии более шести тысяч баксов. Может ли российский геолог мечтать о зарплате в полторы тысячи долларов в месяц?

Нет, пока нет. Может быть, потому, что в советское время Россия была обеспечена разведанными запасами минерального сырья на десятки лет. Мы постарались, наразведовали, а потом оказались никому не нужными.

В самолете я думал о Вере. Мне казалось, что если у меня все образуется, то и Вера станет другой. Исцелится от своей болезни. И заживем мы счастливой жизнью и мальчика еще родим. Но лишь только объявили посадку, я надолго забыл обо всем...

Страна оказалась очень интересной. Мне говорили, что она не только интересная, но и своеобразная: выходные по пятницам, сухой закон, облавы на улицах – зачищают женщин, не по правилам одетых. В общем, кондовый фундаментализм. И первые его проявления я увидел, не успев еще толком осмотреться – в аэропорту на самом видном месте висел плакат, показывающий иностранкам, что декольтировать можно только нос, и то не напудренный... А рядом с плакатом стоял улыбающийся российский поп с огромным крестом на необъятном брюхе...