Клуб маньяков
Шрифт:
– В наручниках?
– Хохмач, ты Черный, так тебя, наверно, друзья называют? Эти люди и наручники также несопоставимы, как деньги и честный труд! Кстати, ты знаешь, чем твоя любимая жена занималась и занимается? Деньги хозяину она отмывает, отмывает и уводит от налогов... Я об этом получил достоверную информацию из компетентных подпольных органов.
– Врешь!
– Конечно, вру! Ты знаешь, какая у нее зарплата? Шестьсот рублей и три тысячи баксов. Шестьсот рублей она получает законно, пятьсот баксов как ежемесячную страховку,
– От верблюда.
– Ну, да, конечно, от верблюда. А ты не хочешь столько зарабатывать? Для своей ненаглядной Лейлы? Я могу тебя познакомить с этим золотогорбым верблюдом.
– Я не хочу таких денег. От них голова болит.
– У кого от таких денег не болит голова, у тех болит жопа...
– Что тебе от меня надо? – скривив лицо, прервал я бандита, явно собиравшегося пофилософствовать на тему единства и борьбы противоположностей. – И вообще, как ты в Москве очутился?
– Тяжело и хлопотно на ирано-афганской границе стало. Персы солдат туда нагнали, их сейчас там больше чем камней в пустыне. Вот и решил другими делами заняться. У вас в Москве очень большие деньги крутятся, дурные деньги... Крутятся и хотят, чтобы их взяли.
– А на фиг я тебе сдался?
– Я же тебе сказал, что Лейла тебя заказала. Как солдаты тебя освободили, так каждый день ныла. Хочу, мол, папочка, своего возлюбленного, очень хочу.
– Не верю.
– Как хочешь, дорогой. Скоро ты все узнаешь сам. А сейчас я пойду по неотложным делам, а ты уж не суетись. Побьют эти мордовороты, если не опустят.
Сказал, усмехаясь и тепло посматривая на своих телохранителей, стоявших у него по бокам.
– Вина прикажи принести и еды, – буркнул я и принялся изучать ногти.
Через полчаса после ухода Харона один из телохранителей принес два пакета. Один был с куском ветчины, батоном копченой колбасы, булкой хлеба и несколькими яблоками, другой – с двумя бутылками марочного портвейна. Стакана они не принесли, также как и ножа. Но меня это отнюдь не расстроило. Вино я пил из горла, а колбасу и мясо кусал просто так.
Выпив бутылочку и наевшись, я улегся на диван и принялся Ему пенять:
– Ты говорил, что Лейла была послана мне Тобой, а оказалось, что этим ублюдком...
– Ублюдок этот тоже из моей колоды. Я частенько его использую в для пользы дела...
– А, вот оно как... А почему тоже? Меня Ты тоже используешь?
– Я многих использую, практически всех, Я же тебе как-то говорил об этом.
– Замечательно... И разговариваешь, значит со всеми?
– Да...
– А как у Тебя это получается? Нас же миллиарды?
– Да вы все об одном и том же спрашиваете. И миллионы спрашивают об одном и том же одновременно.
– А тебя все понимают?
– Нет, не все... Религиозные люди не всегда понимают...
– Как это? Шутишь?
– Какие тут шутки! Такие, как ты, юродивые, только и понимают.
– Смешно... А куда я на этот раз вляпался? Вылезу или нет?
– Да как тебе сказать...
– Да так и скажи...
– Сказать, вылезешь или не вылезешь?
– Да.
– Понимаешь, это как посмотреть... То есть все зависит от точки зрения...
– Понимаю... С твоей точки зрения смерть – это полное освобождение. И, следовательно, идеальный выход.
– Да ничего ты не понимаешь... Жизнь – это череда смертей. Каждую секунду в тебе умирает что-то телесное. Клетка, нейрон, волос, наконец. И если каждую секунду ты не будешь восполнять умершее душой, то умрешь совсем.
– То есть не попаду к тебе?
– Ну да.
– Слушай, я чуть ли не Христом себя чувствую... Всю жизнь до людей докапывался, а теперь, вот, распинают...
– Это Христа распяли. А тебя... Ну ладно, мне пора...
Харон с людьми явился в одиннадцатом часу вечера. К этому времени я с грустью рассматривал вторую по счету бутылку. На ее донышке оставалось всего лишь несколько глотков искрящейся жидкости.
– Балдеешь, дорогой? – спросил меня Харон с усмешкой. Он был уже не в респектабельном костюме-тройке, а в кожаном пиджаке, джинсах и ковбойских сапогах.
– Побалдеешь тут, – вздохнул я. – Вино кончилось, перспективы на будущее опять таки не ясны...
– Почему не ясны? Еще как ясны, – осклабился бандит. – Тебя ждет недолгая, но очень трудная и некачественная жизнь. Вставай, давай! Отведу тебя в твои апартаменты.
Я допил вино, встал и Харон повел меня к двери, за которой пропала завлекшая меня в западню женщина в черном.
За дверью открылась довольно обширная комната, скорее зала, задрапированная красным бархатом.
Посереди стояла широкая кровать, также покрытая бархатом, но голубого цвета.
Потолок комнаты был зеркальным.
В торцевой стене бросалась в глаза шеренга дверей черного дерева. Две из них были приоткрыты; одна вела в ванную, другая в туалет.
Справа от кровати стоял овальный ореховый столик, на нем красовались серебряное ведерко с шампанским, бутылка коньяка, пара хрустальных фужеров с парой рюмок, две вазы синего стекла с фруктами, возглавляемыми чиновным ананасом, и всяческие закуски.
Я бы, конечно, порадовался увиденному, если бы не был обескуражен четырьмя телекамерами, укрепленными в верхних углах этого рая для любовных утех.
– Опять телекамеры... – вздохнул я, пробуя кровать на мягкость.
– Да опять... – согласился Харон. – Такой у нас, понимаешь, сейчас профиль.
– А...
– А лис с птицами и кобрами не будет, – упредил меня бандит. – Не тот климат. Будет Лейла.
– Замечательно.
– Ага, замечательно, – закивал Харон с подлой хитринкой во взоре.