Клуб Мефисто
Шрифт:
— Я знаю, что происходит, — тихо проговорил он.
— Ничего ты не знаешь.
— Я такой же человек, как ты, Маура.
Она вдруг рассмеялась. Это был горький смех.
— Ну, это же банально. Святой отец и прихожанка.
— Нет, не надо так.
— Но ведь это же и впрямь банально. Такое было уже тысячу раз. Священники и скучающие домохозяйки. Священники и одинокие вдовы. У тебя это в первый раз, Даниэл? Лично у меня в первый, можешь не сомневаться.
Ей вдруг стало стыдно за то, что она выплеснула на него свою досаду, и она отвернулась. Что такого он ей сделал — только предложил дружбу, заботу! «Я сама разрушаю свое счастье».
— Если тебя это хоть немного утешит, — спокойно ответил он, — ты не одна такая
Маура словно окаменела, прислушиваясь к шуму обогревателя. Хоть она и смотрела прямо перед собой — на запотевшее изнутри лобовое стекло, все остальные органы чувств были обращены к Даниэлу. Даже будь она слепая и глухая, ничто не заставило бы ее усомниться в том, что он здесь, рядом, — настолько остро ощущала она его присутствие. Настолько же остро, как ритм своего сердца и напряженные нервы. Ее охватило постыдное возбуждение от признания Даниэла в том, что он тоже несчастен. Все-таки не только она страдает и не спит по ночам. Любовная тоска не выносит одиночества.
Раздался громкий стук в ветровое стекло. Вздрогнув, Маура повернула голову и сквозь затуманенное стекло разглядела призрачный силуэт. Она опустила стекло и увидела лицо наклонившегося к ней полицейского.
— Доктор Айлз! Подъехал труповоз.
— Спасибо. Сейчас приду.
Маура снова подняла стекло, по которому струйками потекла вода. Потом выключила двигатель и посмотрела на Даниэла.
— У нас есть выбор, — сказала она. — Мы оба можем быть несчастными. А можем и дальше жить каждый своей жизнью. Я выбираю второе.
Маура выбралась из машины, закрыла дверь. И глубоко вдохнула ледяной воздух, который обжег ей горло. Но при этом освободил ум от последних сомнений — освеженный, с возрожденной энергией он мог снова приниматься за работу. Маура отошла от машины, даже не оглянувшись. И пошла обратно по тротуару, продвигаясь от одного фонаря к другому, от одной лужи света к следующей. Даниэл — позади; впереди ее ждет тело убитой. А вокруг по-прежнему стоят полицейские. Чего они дожидаются? Ответов, которые, вполне вероятно, она не сможет им дать?
Маура плотнее закуталась в пальто, словно стараясь спрятаться от их взглядов, и подумала о сочельнике, вспомнив другое место убийства. И Еву Кассовиц, которая вышла на улицу, где ее вывернуло прямо на сугроб. Было ли тогда у Кассовиц хоть малейшее предчувствие, что в следующий раз именно ей суждено стать объектом внимания Мауры?
Когда бригада из морга везла Еву Кассовиц через боковой двор, полицейские уже молча толпились возле дома. Как только из-за железной калитки показалась каталка с ее прикрытым пленкой телом, они обнажили головы, невзирая на пронизывающий ветер, и опустили их в скорбном поклоне, по-своему отдавая долг чести той, которая была одной из них. Они стояли так и после того, как каталку погрузили в кузов машины и дверцы за ней захлопнулись. И только когда свет задних фар фургона исчез во мраке ночи, они снова надели головные уборы и потянулись к своим машинам.
Маура тоже было направилась к своему «Лексусу», как вдруг парадные двери дома распахнулись. Она обернулась, заметив хлынувший изнутри теплый свет, и увидела в дверном проеме какого-то мужчину — он стоял и глядел на нее.
— Простите. Вы доктор Айлз?
— Да.
— Господин Сансоне приглашает вас зайти в дом. Внутри куда теплее, к тому же я заварил свежего кофе.
Маура остановилась у подножия лестницы и взглянула на фигуру дворецкого в ореоле теплого света. Он стоял совершенно прямо и неподвижно и смотрел на нее с пугающим спокойствием, так что Маура чуть было не приняла его за истукана в натуральную величину, какого ей однажды случилось видеть в магазине приколов. Дворецкого из папье-маше с импровизированными напитками на подносе. Она перевела взгляд на улицу, туда, где стояла ее машина. Даниэл уже ушел, так что ее ожидало только одно — одинокое возвращение в пустой дом.
— Благодарю, — сказала она и поднялась по ступеням. — От чашки кофе не откажусь.
12
Маура прошла в теплую переднюю. Лицо у нее еще не успело отойти от жгучих укусов ветра. Лишь после того, как она постояла у камина, ожидая, когда дворецкий сообщит господину Сансоне о ее приходе, щеки ее мало-помалу обрели прежнюю чувствительность — она ощутила приятное покалывание пробуждающихся нервных окончаний под кожей, к которой снова прилила кровь. Из соседней комнаты доносились приглушенные отзвуки разговора — голос детектива Кроу, задающего вопросы, и тихие, едва различимые ответы. Второй голос был женским. В камине прыгали искры и вился дымок, и Маура вдруг поняла, что это горят настоящие дрова и что это не какой-нибудь искусственный газовый камин, как ей показалось сначала. Над камином висела средневековая картина маслом — вполне вероятно, подлинная. Это был портрет мужчины в темно-красной бархатной мантии, с золотым крестом на шее. Хотя мужчина выглядел немолодо и его черные волосы уже тронула седина, глаза у него горели юношеским огнем. В мерцающих отблесках пламени, освещавших комнату, эти глаза казались поразительно живыми.
Маура вдруг вздрогнула и отвернулась, странным образом смутившись под взглядом мужчины, почти наверняка давным-давно умершего. К тому же были в комнате и другие диковины — другие сокровища, достойные восхищения. Кресла, обшитые полосатым шелком, китайская ваза, покрытая мерцающим зеленоватым налетом времени, сервировочный столик красного дерева, на котором помещались коробка для сигар и хрустальный графин с бренди. Через весь ковер, на котором она стояла, тянулась протоптанная дорожка, свидетельствовавшая о его древности и о том, что по нему прошлось несметное количество ног; судя по практически не тронутым краям, ковер этот был соткан руками искусного мастера из добротной толстой шерсти. Маура посмотрела себе под ноги — на замысловатый узор из виноградных лоз на бордовом фоне, переплетенных вокруг единорога, тихо-смирно возлежащего под сенью деревьев. Внезапно Мауре стало стыдно от того, что она топчет этот шедевр. И она шагнула с ковра на деревянный пол, поближе к очагу.
И вновь увидела портрет. Снова устремив свой взор в пронзительные глаза священника в мантии, как будто неотрывно наблюдавшего за ней.
— Он достался мне от предков. Изумительно, не правда ли, краски по-прежнему яркие. А ведь уже прошло четыре сотни лет.
Маура обернулась и увидела, как в комнату вошел какой-то мужчина. Вошел так тихо, словно материализовался из воздуха прямо у нее за спиной; от удивления она даже не нашлась, что сказать. Одет он был в черный свитер с высоким воротником, на фоне которого его седина выглядела еще эффектней. Хотя на вид ему было не больше пятидесяти. Если бы они случайно встретились на улице, она непременно обратила бы на него внимание: уж очень привлекательным было его почему-то казавшееся смутно знакомым лицо. Лоб — высокий, осанка — благородная. В черных глазах отражались отблески горевшего в камине огня, и создавалось такое впечатление, будто они горят сами по себе, как бы изнутри. Он сказал, что портрет — фамильная ценность, и она сразу подметила, что между ним, живым человеком, и мужчиной на портрете есть явное сходство. Глаза.
Он протянул ей руку.
— Здравствуйте, доктор Айлз. Я Энтони Сансоне.
И посмотрел ей в лицо так пристально, что она даже подумала: может, они и правда уже где-то встречались?
«Нет. Уж такого привлекательного мужчину я бы непременно запомнила».
— Рад наконец-то с вами познакомиться, — сказал он, пожимая ей руку. — После всего, что о вас слышал.
— От кого же?
— От доктора О'Доннелл.
Маура почувствовала, как у нее вдруг похолодела ладонь, несмотря на его теплое пожатие, и она тут же отдернула руку.