Клуб Мефисто
Шрифт:
— И страсть эта у меня с раннего детства. Родители каждый год возили нас к морю, на Амальфитанское побережье. И в спальне у меня всегда скапливалось столько коробок с ракушками, что негде было развернуться. Они, знаете ли, сохранились у меня до сих пор. Включая дивный экземпляр Epitonium celesti. Довольно редкий. Я купил его, когда мне было лет двенадцать, заплатил весьма приличную цену. Но я всегда думал так: тратиться на раковины — значит удачно вкладывать деньги. Ведь это изысканнейшее из творений Матушки Природы.
— Вы видели фотографии, которые
— О да. И одну даже переслал старому моему приятелю Стефано Руфини. Консультанту компании «Медшеллс». Они находят редкие образчики раковин со всего света и продают состоятельным коллекционерам. И он согласился со мной по поводу вероятного происхождения вашей ракушки.
— Так что это за раковина?
Фон Шиллер взглянул на нее с улыбкой.
— Думаете, я дам окончательный ответ, даже не осмотрев ее как следует?
— Да вы, похоже, и так все знаете.
— Скажем так: примерно знаю, — заключил он, поднимаясь все выше по лестнице. — Класс гастропода, — продолжал он, перешагнув на следующую ступеньку. — Отряд ценогастропода. — Еще шаг вверх, и новое мудреное словечко. — Подсемейство букцинацея.
— Простите. И что все это означает?
— Это означает, что ваша ракушечка прежде всего гастропод, что в переводе значит «брюхоногий моллюск». К этому же общему классу моллюсков относится береговая улитка, или блюдечко. Это одностворчатая раковина с мощной ногой.
— Эта ракушка так и называется?
— Нет, это только филогенетический класс. В мире существует по меньшей мере пятьдесят тысяч разновидностей брюхоногих моллюсков, и далеко не все из них обитают в океане. Обычный полевой слизень, к примеру, тоже брюхоногий моллюск, хотя у него нет раковины. — Фон Шиллер поднялся на самую верхнюю лестничную площадку и направился дальше по коридору, где находилось еще больше стендов и шкафов, откуда на Джейн с немым укором поглядывали безжизненными глазами представители чучельного зверинца. При этом, однако, у Джейн было настолько живое ощущение, будто за нею следят, что она даже остановилась и, обернувшись, оглядела оставшуюся позади пустынную галерею. Шкаф за шкафом, стенд за стендом с выставленными на обозрение чучелами различных животных.
«Никого здесь нет, кроме нас, убитых животных».
Джейн повернулась, чтобы последовать за фон Шиллером.
Но тот куда-то исчез.
Некоторое время она стояла посреди длинной галереи в полном одиночестве, слыша только биение своего сердца и ловя на себе недобрые взгляды всех этих существ за стеклом.
— Доктор фон Шиллер! — позвала она, и ее голос будто эхом прокатился по бесконечным пустынным коридорам.
Из-за шкафа показалась голова ученого.
— Ну, так вы идете? — спросил он. — Вот мой кабинет.
Кабинет — слишком громкое название для помещения, которое он занимал. Дверь с табличкой «Доктор Генри фон Шиллер, заслуженный профессор в отставке» вела в уединенный закуток без окон, размером чуть больше подсобки уборщицы. Все, что там могло уместиться, это стол, два стула да кое-что по мелочи. Профессор повернул настенный выключатель и зажмурился от ярко полыхнувшего дневного света.
— Давайте-ка поглядим на нее, — сказал он и жадно схватил пакетик на молнии, который Джейн едва успела ему протянуть. — Значит, говорите, нашли ее на месте преступления?
Риццоли на мгновение задумалась. Потом ответила положительно. Ее вогнали в горло мертвой женщине — вот о чем она умолчала.
— Думаете, это имеет какое-то особое значение?
— Надеюсь, вы сможете мне сказать что-нибудь по этому поводу.
— Можно потрогать ее?
— Если это необходимо.
Профессор раскрыл пакетик и узловатыми пальцами извлек из него ракушку.
— Ну да, — проговорил он, обойдя стол и усаживаясь на скрипучий стул. Включил настольную лампу на гнущейся ножке, достал лупу и линейку. — Да, я так и думал. Похоже, э-э… двадцать один миллиметр в длину. Не очень хороший экземпляр. Ее бороздчатость не так уж и красива, к тому же — видите? — она немного обколота. Возможно, это старая ракушка, завалявшаяся в коробке какого-нибудь собирателя. — Он посмотрел на Джейн из-под очков своими водянистыми глазами. — Pisania maculosa.
— Она так называется?
— Да.
— Вы точно знаете?
Профессор положил лупу, глухо брякнувшую об стол, и встал.
— Вы что, мне не верите? — резко спросил он. — Что ж, ваше дело.
— Я не говорила, что не верю.
— Да нет, вы именно так и сказали.
С этими словами фон Шиллер опрометью выскочил из кабинета — с такой быстротой, на какую, как ей казалось, он был вовсе не способен. В раздражении спеша доказать свою правоту и увлекая за собой Джейн, он мчался по мрачному лабиринту коридоров, заставленных экспозиционными стендами и шкафами, откуда на них взирали мертвыми, остекленевшими глазами чучела животных; он тянул ее в самый дальний конец здания. Это было явно не самое посещаемое место в музее. Машинописные ярлыки под экспонатами пожелтели от времени, стекла стендов и шкафов изрядно запылились. Фон Шиллер шмыгнул в узкий коридор между шкафами, подскочил к одному из них, выдвинул ящик и достал коробку с образцами.
— Вот, — сказал он, раскрывая коробку. Вытащил изнутри пригоршню ракушек и разложил их в ряд на витрине. — Pisania maculosa. Вот еще, и еще. А вот ваша. — Он взглянул на Джейн с негодующим видом оскорбленного ученого. — Ну и как?
Джейн внимательно оглядела груду морских ракушек с одинаковыми изящными изгибами и спиралевидными бороздками.
— Все они похожи.
— Разумеется! Они же одного вида. Я знаю, что говорю. Это моя область, детектив.
«Ну да, область — а толку-то?» — подумала она, доставая из кармана блокнот.
— Как, еще раз, называется этот вид?
— Дайте-ка сюда.
Фон Шиллер выхватил у Джейн блокнот и стал записывать название, искоса поглядывая на Риццоли. Чудный старикашка! Не мудрено, что его упекли в подсобку.
Профессор вернул ей блокнот.
— Вот. Правильное написание.
— А что это значит?
— Название.
— Нет, я хочу сказать, каково значение у этой самой ракушки?
— По-вашему, у нее должно быть какое-то значение? Вы — Homo sapiens, а это — Pisania maculosa. Только и всего.