Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева

Солоух Сергей

объяснили накануне, вчера буквально, что за торговлю

краденым статья есть в уголовном кодексе двести восьмая, и

предусматривает в случае, когда в деяньи этом промысел

возможно усмотреть, срок, детка, от пяти и до семи.

— Воровка мерзкая, паскуда.

Короче, получилось. Получилось, скрывать не станем.

Не зря топтали травку утро целое, березовым дышали

ароматом рощи два мента, не то посуду собирали, не то

грибочки на супец.

Итак,

уже к одиннадцати часам имел Андрей

Дементьев на руках три документа.

А. Гражданки Воропаевой Марины Викторовны

заявление о грабеже.

Б. Протокол допроса задержанной с поличным на

месте преступления Малюты Ирины Афанасьевны, студентки

курса первого мединститута.

и

В. Бумагу, которая свидетельствовала, безусловно,

сомненья, мучавшие девушку последние два дня,

галлюцинации, виденья, бред, оставили ее, хвала Создателю,

сон разума несчастного (без лишней суеты, поездок, встреч и

неизбежных возлияний) вдруг разрешился абсолютной

ясностью, внезапным осознанием содеянного, глубоким

сожалением и искренним раскаянием.

То есть, пусть снова под диктовку, но рукой тверезой

на сей-то раз Малюта Ира изложила, сиреневой приятной

пастой мотивы, побудившие ее оговорить, оклеветать солдата

срочной службы Диму Швец-Царева.

"… из чувства мести, ревности и с тайным намереньем

шантажировать в дальнейшем его и членов семьи указанного

молодого человека, для получения денежного выкупа…"

Да-с, ловко. Ну, а то, что девушка в теченье вечера

ему четырежды пыталась съездить по мусалу, значенья, в

общем, не имеет. Ведь не попала же, шалава.

ЖАНИС

А в это самое время свадьба пела и плясала всего

навсего в двухстах пятидесяти километрах к западу. По

Красному проспекту города Новосибирска, по главной,

расцветавшей, зеленевшей артерии его, законам физиологии

нормальной вопреки плыли веселые и шумные отбросы

общества, участники вокально-инструментального ансамбля

популярного "Алые", ну, безусловно, "Паруса". Передовой

отряд эстрады молодежной изрядно укрепленный

поклонницами из числа аборигенов, горланя, па выделывая

несусветные, на полквартала растянувшись, все ж

продвигался, тем не менее, к заветной цели, гостинице на

берегу реки великой "Обь".

Тон в авангарде задавал блондин наружности

разгульной, но приятной, двух барышень за шейки с

нежностью придерживая (беленькая справа, черненькая

слева), он хрипом удалым вечерний воздух волновал,

подмигивать при этом успевая

и той, что семенила, и той, что

шла вприпрыжку:

— Всевышний, купи мне

Газ двадцать четыре,

Все на колесах,

А я пилю пехом.

— И ножки, — подхватывал сзади еще один, лохматый,

живописный, отставший малость с дамой, пусть одной, но

боевой наредкость, умудрившейся уж две из трех возможных

молний кавалеру расстегнуть:

— И ножки устали, и нет больше сил,

Я жду в эту среду

Большой черный "Зил".

Гуляли добры молодцы, гудели, напитки по усам

текли. Кричали:

— Горько, — по случаю, не больше и не меньше,

бракосочетания руководителя прославленного коллектива,

композитора и пианиста, заряд несущего бодрящий оптимизма

социального и в жизни, и на сцене, Самылина Володи. Да,

правильно, красавца белокурого с физиономией не первой

свежести.

Буквально в день отлета, за пару часиков всего лишь

до первой дозы, полфлакона этого турне сибирско

дальневосточного Владимир распростился с жизнью

холостой, то есть вступил в законный брак с буфетчицей из

клуба Трубного завода, смешной малышкой (имевшей, тем не

менее, необычайно развитые выпуклости млекопитающего

теплокровного), что незаметно за последние полгода,

колбаской укрепляя силы музыкантов между репетициями,

сменили джинсики сорокчетвертого, на юбочку сорокшестого,

ее на платьице сорок восьмого, а к лету (о-го-го) уже

строчился сарафан совсем невероятного размера.

Короче, записались, поцеловались, обнялись и

полетели — Анюта к маме, простынки на пеленки рвать, а Вова

гастролировать, медовый месяц, как никак.

Ля-ля-ля-аа! Ля-ля-ля-аа!

На славу отдыхал народ. Два гитариста, басист с

косицей, барабанщик в кепке, саксофонист, трубач, три

вокалиста и прочий персонал, включая двух рабочих сцены

Аркашу Выхина и Ленчика Зухны.

Жив! В пьяной драке нож хулигана жизнь юную не

оборвал после того, как краля подлая хмельная над чувствами

поэта надругалась, ему в лицо швырнув куплетик гнусный.

Но, впрочем, кровь все же пролилась. Глаза залила

теплая водителя второго таксопарка города Южносибирска.

Не понял широколобый, с кем жизнь свела.

— Заправишь? — спросил его, сидевшего, курившего, о

чем-то говорившего с таким же чебуреками затаренным

козлом, нелепый псих с трясущимися синими губищами:

— А шел бы ты… — ответил коротко, не поворачивая