Клуб отъявленных негодяек
Шрифт:
— Курю, — сказала Крисси, когда поняла, что этого ответа Оля и дожидается.
— Но это запрещено!
— И что мне за это будет? — сказала Крисси, поднося сигарету к губам и пытаясь рассмотреть, как разгорается ее кончик при вдохе. — Выгонят?
— Ну например!
Крисси покачала головой.
— Не выгонят.
— Что значит «не выгонят»? Это еще почему? — возмущалась Оля. — У тебя что, какой-то вип-статус?
— Можно и так сказать, — ответила Крисси, после того как с полминуты молчания. — Меня не могут выгнать, потому что уже выгнали.
После этих слов снова воцарилась
— Как это выгнали? — сказала Ника с недоверием в голосе.
— Вот так это, — сказала Крисси. — Взяли и выгнали. И я этому очень рада.
По виду Крисси нельзя было сказать, что она действительно рада. Она этого более и не чувствовала. Чувствовала только, что что-то делает не так. Будто знает верный путь, но специально сворачивает на хилые тропки. Ей нравилось чувство, что она может потеряться и что все будут переживать и лить слезы, когда ее не станет, и что тогда они поймут, каким незаменимым, прекрасным человеком она была. Но теперь, окончательно потерявшись, Крисси не считала, что поступила правильно. Исчезнув, она даже не могла видеть, действительно ли все расстроились. И вообще, она уже передумала исчезать.
Не особо отдавая себе отчета в том, что делает, Крисси перевернулась на бок, накрылась с головой одеялом и разрыдалась.
Ника
Худшего дня рождения Ника и представить себе не могла.
Она не любила свои дни рождения. Ей всегда было неловко принимать поздравления, и она не любила праздничную кутерьму. Ника попросила Олю ничего не организовывать, не дарить ей подарков и никому не говорить, что у нее сегодня день рождения. Правда, даже если бы Оля ослушалась, ничего бы не изменилось. Все, с кем они успели подружиться в КОНе, теперь презирали их. Так что в качестве подарка Ника максимум могла получить плевок под ноги.
Хотя день был солнечным, а солнце, как известно, лучший антидепрессант, настроение Ники не поднималось. Она с нетерпением ждала, когда уже настанет конец семестра, чтобы уехать из КОНа. Теперь здесь стало неуютно. Виной этому по большей части была Крисси. Она так упорно игнорировала Нику и Олю, что иногда каждая из них на секунду воображала, что их действительно не существует. Но и обижаться на Крисси было глупо. Она и так уже натерпелась, а сейчас получилось, что они сделали ее положение еще хуже.
Лишь дважды Крисси нарушила тишину. Один раз, уведомляя, что вскоре уедет. А во-второй, чтобы спросить, знали ли Ника и Оля, что предатели попадаю на девятый, последний круг Ада.
Конечно, Ника с Олей не стали изгоями, но теперь на социальной лестнице сидели у входа в подвал. С каждым днем Ника все больше чувствовала вину за то, что происходит с Крисси. Она смотрела на нее исподтишка, чем, вероятно, раздражала. Ника так не печалилась, если бы знала, что ее ждет в собственный день рождения. Оказалось, что не только они с Олей могут сдавать друзей.
Дело снова было в пятницу. Раньше этот день был у Ники любимым. Но теперь она его ненавидела, потому что именно в пятницу чаще всего происходили какие-то неурядицы. Пятница всегда была днем, когда
И сегодня не было исключением. Ника молча шла по коридору, понурив голову. Словно ощутив, как взгляд Малышки коснулся ее волос, Ника подняла голову. В пустом коридоре они были одни. В полной тишине Ника услышала, как Малышка втянула воздух. Потом она бросилась бежать и уже через несколько секунд Ника не слышала даже ее шагов. Это было странно. Обычно Малышка кидалась обнимать Нику, то есть ее колени… Ну, до того случая на каникулах.
Почему так произошло Ника узнала в тот же вечер. Малышка их выдала.
Еще до того, как это произошло, Ника и Оля сидели за ужином в столовой. В отличии от Крисси, в стрессовый период их аппетит только возрастал. Они бы с радостью пропускали хотя бы один прием пищи, чтобы не быть свидетелями того, как рядом с ними все дружны и веселы в честь конца семестра. Но Ника и Оля ходили в столовую все четыре раза за день, потому что иначе умерли бы с голоду.
Предаваясь мрачным мыслям, Ника не сразу заметила, как к ним подбежала Аня. Сначала Ника даже ей обрадовалась, а потом поняла, почему раньше казнили посланников, которые приносили дурные вести.
— Меня просили передать, что после ужина Директор ждет вас у себя в кабинете.
Ника и Оля перестали жевать и подняли друг на друга взгляды.
— Вас проводить? — спросила Аня.
— Не нужно, — отмахнулась Ника. — Мы знаем, где это.
— Ладно…
Не надеясь на продолжение разговора, Аня удалилась.
— Он знает, что мы знаем, — шепнула Оля, хотя Ника поняла это за мгновение до того, как Оля открыла рот.
Ника сейчас с радостью выстояла бы в очереди на раздачу еды во второй раз и во второй раз бы поужинала, чтобы потянуть время. Но перед смертью не надышишься. Хотя с другой стороны — что может сделать Директор? Не убьет же он их. Может, выгонит, что весьма обидно в самом то конце учебного года.
— Пойдем? — спросила Оля.
— Вряд ли у нас есть выбор.
Ника сглотнула. Уж лучше каждый день иметь шумный день рождения, чем то, что происходило сейчас.
— Идем, — поторопила Оля, которая жила по принципу «сделал дело — гуляй смело».
Она поднялась и Ника последовала ее примеру. Несколько секунд они молча стояли, а потом сгребли грязную посуду со стола, и отнесли ее в положенное место. После этого они, взявшись за руки, вышли из столовой.
Пока они шли, Оля сделала несколько предположений на счет того, по какому еще поводу Директор мог их вызывать. И хотя Ника еще ни разу правильно не отвечала на предположения, тут она понимала, скорее нутром, чем своими суперсилами, что все они — ложные.
У двери в кабинет они остановились. Ника была согласна стоять там до утра, лишь бы не входить. Но Оля все-таки постучалась, и они зашли.
Кабинет был таким же, как и всегда. Даже запах тот же. Но теперь освещение было полным. Кабинет мало чем отличается от коридора. Те же дубовые панели до середины стены и светильники настенные, а не потолочные. Только вместо паркета под ногами — истертый ковролин в цвет обоев.
До того, как Ника и Оля зашли, Директор сидел за столом. Но сейчас он встал, обошел стол и, опершись на него, сказал: