Клубничное искушение для майора Зубова
Шрифт:
Нужна сила воли…
Пригождается, чтоб лапы опять не тянуть к камерам наблюдения, и не стараться их переключить на один кабинет.
Не надо душу бередить…
Уже неделю держусь. От выходных до выходных, да.
И столько же времени с Клубничкой не разговариваю.
Вот как ушла она от меня, поставив задачу невыполнимую, так и не общаемся.
И здесь реально безвыходная ситуация. Потому что я не могу выполнить то, о чем она просит.
И нет, не «не хочу», а в самом деле «не могу». И в ближайшие
И дело здесь не в мифическом долге перед отечеством и прочей херне. А в самых банальных вещах. Инстинкте самосохранения, например.
Стоит мне сейчас раскрыть рот и заявить Савину, что сваливаю из его богадельни, как меня тут же осчастливят. С такой службы, как моя, уходят только в могилу, я не дурак, прекрасно это понимаю. Ну, или в какую-нибудь настолько тараканскую тмутаракань, где даже клопы от скуки давятся. Под вечный присмотр местной конторы. С постоянными проверками, чтоб не терял формы и ощущал причастность к веселью.
Поедет за мной Клубничка? С ее-то перспективами, ее возможной карьерой? Да нет, конечно. Я и сам буду против. Одно дело — Москва, где самое место для самой Клубнички и для маленькой дочки. И другое… Ну, вы поняли, да?
Я и сам не хочу, чтоб София… Черт, имя-то какое крутое, мою маму Софией звали… Не хочу, чтоб моя дочь страдала из-за меня.
Потому рисковать всем и заявлять Савину о том, что куда-то там собираюсь… Нет уж, я, конечно, идиот, но не до такой степени.
Настаивать в свете сложившейся ситуации на общении с дочерью… Тоже не могу.
Вся моя уверенность разбилась о логику Клубнички, за эти годы превратившейся из клубничного желе, мягкой, сладкой ягодки, в клубничный лед. Из тех, что на голову падает и своей твердостью оглушает. А то и шкуру пробивает.
Ну не мог я не признать, что она права! Во всем права! И мое желание познакомиться с Софией — чистой воды эгоизм, недостойный нормального мужика.
И получается тогда что?
Получается, что мы на прежних позициях.
Я — сторожевой пес.
Она — ученая принцесса, белая кость…
Она ушла тогда, не стала на ночь оставаться после своих слов про разочарование.
А я не удерживал. Смотрел, как собирается, одевается спокойно так, обыденно… Волосы, прежде наверх забранные, укрепляет. Очень она красивая была в этот момент. Причем, не до боли в яйцах, как обычно это случалось, когда смотрел на нее… Нет.
В тот раз она смотрелась произведением искусства. Музейной драгоценной статуэткой. Не то, чтоб я по музеям ходил… Не ходил. Но сравнение именно это было.
Высокий пучок темных волос, тонкая шея, точеные плечи, узкие кисти… Изящная, отстраненная. Логичная.
Словно не она буквально полчаса назад подо мной стонала, плечи царапала, отвечала на мои поцелуи с жадной свирепостью.
Нет, той искренней Клубнички не было больше.
Недосягаемая звезда осталась. Вой, пес, на нее, на сказку свою несбывшуюся. Ты — на земле, в грязище. Она — на небе, в сиянии.
Сравнения у меня в голове возникли в тот момент вообще дикие, даже в мороз бросило.
Хотел довезти — отказалась. Хотел такси вызвать — не позволила.
Развернулась и вышла.
Оставив меня в дураках со всей моей уверенностью, самомнением и желаниями.
Конечно, я мог остановить. Мог встать, схватить, зацеловать до одури, до полуобморока, заставил бы остаться. На ночь. До утра. Возможно, и еще раз. И еще.
Но это не решило бы того, что встало между нами стеной.
Не помогло бы никак мне. И Клубничке тоже. Только больнее сделал бы ей.
А я и так уже… Отличился.
Пожалуй, только в тот момент начал я понимать, что натворил тогда, несколько лет назад, просто отговорившись от искренней чистой девочки привычными тупыми фразами. Нет, мне не было легко в тот момент. Все жгло и царапало. Но затем забылось. Все же, я — профессионал, работа — мое все. А Клубничка… Сладкий, яркий, но эпизод.
Один из многих.
Первый из многих.
Единственный из всех.
Жаль, поздно понял. Или не жаль.
Потому что вот теперь понял, а что делать-то?
Ничего.
Если б она одна была, то я бы, конечно, наплевал на многие вещи. Утянул бы ее опять в свою постель и играл бы, пока возможно. А затем, скорее всего, опять исчез бы. В этот раз не шифруясь, честно говоря о том, что случится.
Но она не одна. У нее — дочь. Моя дочь. Похожая на меня, когда улыбается.
И я не могу думать только о себе. Теперь — не могу.
И встречаться с Софией в обход желания ее матери тоже не могу. Хочу, очень. Но не могу. По тому что права она, Клубничка. Хорошая из нее мама получилась. Жаль, что я — дерьмовый папаша.
Она ушла, а я остался.
Посидел, затем запустил стакан в стену. Оделся и выскочил на улицу, надеясь пробежкой и привычными спортивными занятиями остудить голову.
И бегал, а затем занимался на турнике до черноты в глазах и дрожания в мышцах. Приполз домой и свалился спать.
А утром вышел на работу.
И спокойно кивнул Клубничке, торопящейся через проходную на работу. Потому что я — мужик, и решения надо принимать не те, что так сильно хочется, а те, что будут правильными.
Так — правильно. Пусть и очень херово.
Неделя протянулась дурным серым киселем, я видел Клубничку несколько раз всего, потому что специально не смотрел на камеры в ее кабинете, только когда попадало.
Но уж, когда попадало… Только капающей из собачьей пасти слюны не хватало.
Воспоминания о нашем бешеном сексе тревожили по ночам, несмотря на то, что упахивался я по-серьезному.