Клубок со змеями
Шрифт:
— Верно, — кивнул Сему, а затем внезапно спросил, — а зачем ему понадобился второй дом?
Я не успел ответить, так как принесли еду с выпивкой, и мы принялись уничтожать ужин. Я был крайне голоден после трудного рабочего дня, а Сему испытывал голод всегда.
— Так... зачем? — спросил он, спустя несколько минут, чавкая луком и выплевывая кости от рыбы на поднос.
— Что? — пробубнил я с набитым ртом и протягивая руку к кувшину с вином.
— Зачем вторая хижина?
— А, — я проглотил кусок лепешки и налил вина в стакан. — Ему слишком далеко ходить на рынок от старого дома.
Сему перестал жевать и удивленно посмотрел на меня:
— Саргон, в том же районе есть рынок. Ну... то есть... в двух шагах от реки. Я сам продаю там зерно. Да даже от самой далекой лачуги идти всего несколько минут!
— Может, ему чем-то не нравится тот рынок?
— Глупости какие-то. Это очень хорошее место для торговли. К тому же, у нас, как раз, не хватает корзинщиков. Пару месяцев назад один из них утонул в Евфрате. Его место до сих пор пустует.
— Странно, — ответил я, залпом осушая стакан и наливая новую порцию.
— Вот-вот, — поддакнул Сему. — Так еще и заплатил шесть сиклей. Очень подозрительный тип.
— Не все ли равно? — хмель потихоньку начинал действовать. — Он заплатил за работу, а уж кто он, откуда и зачем, меня не касается.
Сему ничего не ответил, только откусил очередной кусок рыбы и стал нажевывать с задумчивым видом.
Чтобы заполнить паузу, я стал разглядывать посетителей. На удивление, их было всего трое. Первый — седой и тощий старик, лет шестидесяти, сидел в углу, опустив голову. Он угрюмо потягивал пиво из кружки. Два других — пекари. Отец и сын. Точные копии друг друга, словно вырезанные из единого куска пальмы. Только одного конкретно так потрепало время. Они живут недалеко от Западных ворот и продают неплохие хлебные лепешки. Оба уже напились до состояния риз, но продолжали пытаться залить в глотки еще немного хмеля.
Сему сидел спиной к ним, поэтому не видел, как отец, Габра-Лабру, резко встал, держа в руке стакан, и проорал:
— За царя Самсу-дитану! Чтоб он сдох! — и залпом выпил содержимое.
Сему подавился рыбой и зашелся кашлем. Старик, сидевший слева от нас, резко вскинул голову, уставившись на пекаря-отца.
Тем временем младший пекарь, Габра-Буру, также поднялся, еле держась на ногах, и торжественно крикнул:
— За царя Самсу-дитану! Чтоб он сдох! — и повторил за действиями отца.
— Да как вы смеете! — взвыл трактирщик. — Вы, жалкая пыль под ногами нашего Великого Царя! Да живет он вечно! Ничтожества! Я доложу о вас городской страже, и вам мигом отрежут языки за такую дерзость!
Отец-пекарь зашвырнул стаканом в Укульти-Илу, но промахнулся. Глиняный сосуд разбился о стенку в локте от хозяина заведения.
— Молчи, грязная крыса! — рявкнул Габра-Лабру. — Я и так отдал последние крохи царскому писцу! А тут на днях он заявляется ко мне и говорит, мол, Его Величество намерен отлить статую из чистого серебра с собственным ликом. Поэтому вы должны отдавать девять десятых от всей выручки за месяц. Девять десятых за месяц! Чтобы он воздвиг себе статую! Царь бы лучше не о статуях думал, а о хеттах! Когда они явятся сюда, то никакие статуи его не спасут!
— И пусть приходят! — заревел Габра-Буру и грохнул кулаком по столу. — Быть может, они отменят непомерные налоги, коими обложил нас этот царь, и посадят на трон достойного владыку.
— Стража! Стража! — закричал трактирщик, выбегая на улицу и размахивая сальными руками.
Отец-пекарь попытался запустить в него кувшином, но руки так сильно тряслись от выпитого, что сосуд пролетел лишь немногим дальше стола. Послышался треск разбитой посуды. На грязном полу расплылось багровое пятно.
Сему испуганно вжал голову в плечи, склонившись над тарелкой и делая вид, что с увлечением ест рыбу. Я видел, как дрожат его руки.
Внезапно ярость на лицах пекарей сменилась полным безразличием. Габра-Лабру плюхнулся на скамью, протестующе заскрипевшую под ним, и уставился отрешенным взглядом в крышку стола. Следом рухнул и Габра-Буру. Тем временем снаружи послышались возбужденные голоса и чьи-то поспешные шаги. Наверняка скоро здесь будет стража.
— Давай уйдем, — прошептал Сему.
— Ты боишься? Чего? — спокойно спросил я.
Он заерзал:
— Нас тоже могут забрать. Ну... то есть... под горячую руку.
— Успокойся, — махнул я. — Мы не высказывали ничего плохого о повелителе.
— А ты бы хотел? — вкрадчивым шепотом спросил Сему.
Сквозь охвативший его страх, я видел, насколько важен ему мой ответ. И я ответил. Честно.
—- Нет. Я не испытываю ненависти к царю. Налог с ремесла плачу исправно, благо он не тяжелый. Да и взять с меня нечего. Я простой мушкену, который пытается выживать на то, что получу. От заказа до заказа. Поэтому меня не касаются проблемы торговли или опустошение казны прихотями Самсу-дитану.
Сему быстро посмотрел в сторону выхода и, не заметив ничего подозрительного, бросил:
— Дурак.
Залпом, выпив вино из стакана, он принялся за последнюю лепешку.
— Это еще почему?
В ответ я услышал лишь бормотание, так свойственное Сему, когда он был чересчур взволнован.
— Можешь объяснить? Иногда ты выводишь меня из себя своим мямляньем, — я вылил остатки вина из первого кувшина в свой стакан.
Сему поднял глаза. В нем боролись два чувства — страх быть услышанным и желание высказаться. В ходе яростной борьбы победило последнее.
Подавшись слегка вперед, он молвил заговорщическим шепотом:
— Если упадет прибыль от внешних связей, нам придется возмещать потери за счет внутреннего рынка. Вдобавок произойдет нехватка некоторых товаров. Например, дорогого виноградного вина...
— Дорогое вино мне и так не по карману, — небрежно отмахнулся я
— ...что непременно приведет к резкому повышению цен, — пропуская мою реплику мимо ушей, продолжил Сему, — да та же древесина, без которой ты никак не можешь обойтись в своем деле, является привозным товаром. Бук, кедр, дуб. Тот же сикомор поставляют из Египта. Вот, повысят на дерево цену — что тогда? Возьмешь топор и пойдешь рубить пальмы возле Эсагилы? — Сему перевел дух, а затем добавил. — И я не говорю уже об обычных товарах, таких, как овощи, мясо или рыба. Еще немного, и ты уже не сможешь купить на сикль даже один кувшин этого пойла, — он ткнул пальцем в один из сосудов на столе, — ты это... подумай над этим.