Клубок со змеями
Шрифт:
Азамат картинно развел руки в сторону:
— Желание прекрасной девы — закон. Место и время?
— Здесь же. Завтра вечером.
— Я принимаю твой вызов, — сказал Азамат, отвешивая шутливый поклон. — Жаль. Ты была моей лучшей разведчицей, а завтра станешь лишь очередным куском мяса на радость местным падальщикам.
Бастет вновь ничего не ответила. Ее невидящий взор был устремлен в пустоту.
— Мы задерживаемся, — произнес Азамат приказным тоном, — пойдемте ребята, нажремся караванного пойла и отдохнем. Мы неплохо потрудились сегодня. Воду не трогать. Так, на всякий случай.
— А они? — подал
— Что, они? — уточнил Азамат.
— Не сбегут?
Главарь разбойников пристально вгляделся в бледное лицо Бастет. В ее отрешенный взгляд. Увидел дрожь, охватившую руки.
— Уверен, — четко выговаривая слова, произнес Азамат, — они и не собираются. Ведь так?
Бастет продолжала хранить мучительное молчание.
Главарь разбойников обернулся ко мне, и на его губах заиграла веселая, даже отеческая, улыбка.
«Земляной лев».
— Повезло тебе с женщиной, Саргон, — произнес он, — ты столько вылил на нее помоев, а она готова отдать за тебя жизнь.
Я ничего не ответил, ибо не мог подобрать слов. Да и не хотел, честно говоря.
Задумчиво окинув меня взглядом, Азамат захромал в сторону верблюдов, наверняка собираясь оценить награбленные сокровища. Его люди, молча, последовали за ним.
Уже через минуту мы с Бастет остались одни. Она рухнула на колени, словно подкошенная трава, и закрыла лицо руками. Со стороны могло показаться, что нубийка оплакивает маленького щуплого человечка в выцветшей грязной набедренной повязке.
— Бастет, — тихо позвал я.
Она не ответила.
— Бастет.
Она отняла руки от лица и, не глядя в мою сторону, спросила:
— Это правда? — ее голос звучал также безжизненно, как после того, когда над ней надругались наемники.
— Что именно? — я чувствовал, как разрывается сердце.
— Что ты продал меня караванщику.
— Я...
— Не смей лгать!
— Одна ночь.
Она подняла глаза на меня. В них читалась боль и отрешенность.
— Только на одну ночь, — выдавил из себя я. — У меня не было выбора, иначе все бы пошло крахом.
— Все и так пошло крахом, — с пугающим спокойствием произнесла она, вставая и поднимая меч.
— Бастет, послушай... — я не успел договорить.
Одним рывком она преодолела расстояние, что нас разделяло, и с силой повалила меня на песок. От сотрясения руку пронзила боль, но я даже не обратил на нее внимание. Все, что я видел, это ее лицо. Ее слезы, которые брызнули фонтаном из глаз... и занесенный над моей головой меч, слегка изогнутый на конце.
— Прости, — успел я тихо произнести прежде, чем она с яростью опустила клинок, целясь мне в голову.
Меч прошел буквально в ногте от моего лица и врезался в песок.
Нубийка тяжело дышала. Соленые слезы смешались с кровью, превращая ее лицо в один сплошной багряный развод. И только яркие белки глаз выделялись на нем, сверкая, подобно звездам на ночном небосводе. Очень далеким звездам, медленно угасающим в одиночестве и отчаянии.
— Ты спас меня от гиен, — произнесла Бастет, давясь слезами, — теперь я попробую спасти тебя от Азамата. И мой долг будет исчерпан.
— Дай мне объяснить...
— Нечего объяснять, — ответила она, вставая, — ничего больше не нужно объяснять.
Я медленно сел и посмотрел на нее сверху вниз, но, казалось, моя личность перестала для нее существовать. Громко втянув ноздрями воздух, Бастет медленно направилась в сторону нашей палатки.
Я же еще долго сидел на песке, не замечая, как солнце постепенно, но неуклонно путешествует по небу, сменяя день на вечер. Лучи яркого светила нещадно палили неприкрытую голову, заставляя разум погружаться в туман. Он еще больше притуплял чувство времени, которое и без того практически исчезло. Испарилось, подобно росе, высыхающей к полудню. Я продолжал сидеть даже тогда, когда начали сгущаться сумерки, а из шатра Хазина стали доноситься пьяные голоса и дикий смех Азамата. Никогда еще в своей жизни мне не было так скверно и отвратительно. Даже когда меня вели в тюрьму по Дороге Процессий.
Глава 25
Сильный порыв холодного ветра, обдавшего мое полуобнаженное тело, вывел из оцепенения. С полным безразличием я огляделся. На стоянке наступила ночь и, судя по расположению луны в небе, уже давно. Пьяные голоса разбойников стихли. Ночную тишину прерывали только шелест палаток, да редкие крики стервятников.
Оазис спал.
Медленно, опираясь здоровой рукой о колено, я поднялся, хотя все мое существо протестовало против этого. Но позволить себе любоваться природой в таком легком одеянии («египетская юбка» и перевязь) на холодном воздухе я не мог. Стараясь вернуть чувствительность замерзшим пальцам я, было, решил отправиться в нашу палатку, но тут же отбросил эту мысль.
«Нет. Только не в эту ночь».
Я прошагал ко входу в левый шатер, по пути перешагнув через закоченевшее тело маленького щуплого человечка. На его окровавленном лице застыла гримаса ужаса и страданий, которая не прибавила мне настроения. Я быстро отвел взгляд. О том, чтобы зайти в правый шатер даже думать не смел. Слишком уж очевидным было то, что я мог там найти.
«Хватит с меня трупов на сегодня».
Не колеблясь, я одернул полог левого шатра и зашел внутрь. Пришлось какое-то время подождать, пока глаза привыкнут к мраку. У дальней от входа стены виднелись силуэты кувшинов с вином. Подойдя несколько ближе, я обнаружил, что один из рядов меньше другого. Видимо, разбойники наведались сюда и прихватили несколько сосудов для вечернего пиршества, а я этого даже не заметил. Несколько поодаль валялась небольшая циновка.
«Ого, неужели мне сегодня хоть немного повезло? Можно будет заночевать в компании кувшинов, а вино послужит мне одеялом».
Недолго думая, я устало опустился на циновку, прислонившись спиной к подпорке шатра. Затем подтащил к себе один из сосудов и, откупорив его, сделал несколько жадных глотков. Я ощутил, как вино разливается по организму, согревая тело. Скоро уже вновь смог чувствовать свои пальцы и не так сильно дрожал от холода. Промелькнула идея прогуляться по палаткам наемников. Наверняка в одной из них можно будет найти что-то наподобие пледа или иной шерстяной накидки. Но после очередной порции вина мне совершенно расхотелось куда-либо идти. А уж после того, как кувшин оказался наполовину пуст, то я и вовсе перестал мерзнуть, ощущая лишь слабый холодок по коже.