Кляча в белых тапочках
Шрифт:
– Это у вас что, флаг футбольной команды «Кубань»? – невольно заинтересовалась я.
– Это у меня сценический костюм, – юноша развернул накидку трамвайного кондуктора.
– Так вы не настоящий кондуктор? – смекнула я. – Вы жулик, маскирующийся под кондуктора?
– Я не жулик, я артист! – обиделся парень. Следом за свернутой накидкой он извлек из кармана бумажник.
– Должно быть, вам стало стыдно и вы хотите вернуть мне мои четыре рубля? – догадалась я.
– Почему мне должно быть стыдно? Вы заплатили свои четыре рубля за проезд в общественном транспорте и билет получили как положено, –
Я машинально взяла белый бумажный прямоугольник и в наступающих сумерках с трудом прочитала написанное витиеватыми буквами: «Виктор Иванович Суриков, драматический актер».
– Не смотрите на меня с таким подозрением, я и вправду актер, а не жулик! – опять засмеялся юноша. – С трамвайными кондукторами «восьмого» маршрута у меня договоренность: пока они бегают в сортир на остановке, я играю роль кондуктора и собираю плату за проезд. Деньги сдаю на следующей остановке настоящему кондуктору, когда тот возвращается.
– А какая вам в этом выгода? – заинтересовалась я. – Кроме актерской практики, конечно?
– Так ведь не все пассажиры берут билеты, – объяснил мой собеседник. – Многие из тех, кто выходит на следующей остановке, отказываются от талончика. По моим наблюдениям, обычно это женщины. Они более сердобольны, чем мужики, и подают чаще. В смысле, жертвуют свои четыре рубля в пользу бедного кондуктора – конечно, если он им симпатичен. А я стараюсь понравиться! В результате настоящему кондуктору я сдаю только ту сумму, которая соответствует количеству проданных билетов. Все, что набегает сверху – мой личный «навар», своего рода гонорар артисту.
– И много зарабатываете?
– При хорошем раскладе – на каждой «петле» могу обаять с полдюжины пассажиров, а это двадцать четыре рубля! А трамваи восьмого маршрута в час пик идут с интервалом в десять-пятнадцать минут, пять трамваев в час, вот и посчитайте: если двадцать четыре рубля умножить на девять-десять выходов – за вечер работы иной раз до двухсот рублей набегает! Для бедного студента это деньги! И что особенно приятно: никакого мошенничества, и всем хорошо! «Горэлектротранспорт» получает свои кровные за трамвайные талончики, кондуктора с чистой совестью могут отлучиться, чтобы справить нужду, пассажиры получают удовольствие от общения со мной, а я очень прилично подрабатываю к стипендии!
За интересным разговором я не заметила, как дошла до Иркиной улицы. Попрощавшись с предприимчивым студентом-актером, я зашагала прямиком к нужному дому, а Витя Суриков, помахав мне ручкой, побежал куда-то в глубь квартала.
Поздним вечером, уложив спать измотанных беготней по просторному двору и возней с котом и собакой Шурика и Масяньку, мы сидели на ступенях высокого крыльца дома Ирки и ее супруга Моржика: сами хозяева плюс гости, то есть Колян, я и моя сестрица. Мама задержалась в доме, подтыкая одеяльца любимым внукам, и опоздала к раздаче пива с орешками. Впрочем, пиво разобрали мужики, Колян и Моржик, а орехов было еще навалом, полная корзинка. Ирка, исполняя хозяйский долг, размеренно тюкала молотком по ступеньке, впотьмах рискуя промахнуться и попасть не по очередному ореху, а себе по пальцам. Я все ждала, когда это произойдет, чтобы не испугаться, если она внезапно
– Послушайте, что это?
Мы обернулись. Мама стояла на пороге за нашими спинами, близоруко вглядываясь в исписанный листок.
– А в чем дело?
Мама откашлялась и медленно, с чувством прочитала:
Под ним Земля неспешно вертится, Над ним созвездий тенета, И из ковша Большой Медведицы На крышу льется темнота…– Это стихи, – авторитетно сказал мой муж.
– Где ты взяла листок? – недовольно спросила я.
– В своем кармане. То есть в кармане халата, который мне дала Иришка, – поправилась мама.
– Это не мой халат, а Ленкин. В моем вы бы утонули, – отбив фразу ударом молотка, веско заметила Ирка.
– Аленка! Это что, твое?! – недобро оживилась моя младшая сестра, вполне наделенная фамильным ехидством.
– Ясное дело, мое, – буркнула я, предвидя неприятные расспросы. – В моих карманах чужого не бывает!
– Да я не о том! Это ты такое написала?
– Какое – «такое»?
– Да жутко глупое, вот какое! – бестактно заявила сестра. – Интересно было бы узнать, под кем там Земля вертится? Причем не как-нибудь, а неспешно… Про кого стихи-то? Про парашютиста?!
– Почему обязательно про парашютиста? Вовсе и не про парашютиста, – с достоинством возразила я. – Насколько помню, стихи написаны были про космонавта!
Это произвело впечатление: все замолчали. Ирка перестала стучать, как оголодавший дятел.
– Про кого?! – первым очнулся мой муж.
– Тебе что, конкретную фамилию назвать? Хочешь – про Гагарина! А хочешь – про Васю Пупкина! – разозлилась я.
– Я не знаю такого космонавта – Пупкина, – призналась мама.
– А я вообще не знаю ни одного Пупкина, – заметил Моржик. – Кажется, это довольно редкая фамилия…
– К черту Пупкина! Я говорю условно! Стихи про анонимного космонавта, – раздраженно пояснила я.
– Безымянный космонавт! Звездоплаватель инкогнито! – издевательски подхватила сестрица.
– Про космонавта! – упрямо повторила я. – Про любого космонавта, который на орбите! Высоко в небе! Наверху! А Земля внизу! Под ним! И она, как вы понимаете, вертится! Под ним же!
– Это вполне логично, – присаживаясь, осторожно сказала мама – математик по образованию.
– Ха! – фыркнула сестрица, от полноты чувств звонко шлепнув себя по коленкам.
– Что, комары донимают? – понимающе спросил Моржик. – Хочешь, дам тебе специальный дезодорант? Я его с собой на рыбалку беру – так комары на лету мрут!
– Дай ей лучше воды, – посоветовала я. – Или валериановых капель! Пусть выпьет и успокоится!
– Дети, дети! – миролюбиво сказала мама.
– Ну, ладно, положим, речь идет о космонавте, – сестра заговорила тише. – Пусть Земля вертится под ним, не буду придираться. Но на какую крышу льется темнота? На голову ему, что ли?
– Почему бы нет? – Мама тоже не удержалась от шпильки. – Говорят же, имея в виду голову: «Крыша поехала». Слова-синонимы! Алена у нас филолог, словарный запас у нее немалый…